Шефнер, Алексей Карлович

Алексей Карлович Шефнер
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-лейтенант по флоту
Командовал	шхуна «Пурга» транспорт «Манджур»
Сражения/войны	Крымская война
Награды и премии

Алексей Карлович Шефнер (26 мая 1832, Санкт-Петербург — 11 февраля 1891, Санкт-Петербург) — русский морской офицер, первостроитель Владивостока, генерал-лейтенант, член главного военно-морского суда.

Биография

В 1846 году поступил юнкером на службу в Балтийский флот. В 1849 произведён в мичманы. В 1849—1850 служил на фрегате «Паллада», совершил ряд плаваний в Атлантике и Средиземноморье. Позже служил на фрегате «Цесаревич» и шхуне «Метеор». В 1853 году на транспорте «Двина» отправился в экспедицию на Камчатку. С 1854 — лейтенант, в 1860 году за отличие в военных действиях был произведён в капитан-лейтенанты. С 1864 — капитан 2-го ранга. С 1868 — капитан 1-го ранга. 6 апреля 1878 года произведен в чин контр-адмирала.

Участвовал в Крымской войне на Балтике. Служил на кораблях: «Святой Георгий Победоносец», «Константин» и пароходофрегате «Олаф». Переведён по личной просьбе в 47-й флотский экипаж Сибирской флотилии. Командовал шхуной «Пурга» в Николаевске-на-Амуре, затем (до 1870 года включительно) — военным транспортом «Манджур», на котором в 1860 году доставил в бухту Золотой Рог команду, основавшую порт Владивосток. Выбор П. В. Казакевичем «Манджура» был случайностью, определившей судьбу Шефнера: он отслужил во Владивостоке двадцать полных лет, а персональную пенсию в 702 рубля в год заслужил «за сбережение транспорта „Манджур“ в течение десяти лет». В должности командира Владивостокского порта Шефнер руководил строительством судоремонтного производства (будущий Дальзавод) и посёлка моряков к северу от него. На «Манджуре» под командой Шефнера проходил стажировку С. О. Макаров.

В 1886 назначен директором маяков и лоции Балтийского моря. С 1887 года — командир Петербургского порта. С 1890 — генерал-лейтенант и член Главного военно-морского суда. Умер в 1891 в Санкт-Петербурге и похоронен на Новодевичьем кладбище.

Память

• В 1860 году экспедицией В. М. Бабкина в честь командира транспорта «Манджур» капитан-лейтенанта Алексея Карловича Шефнера назван мыс в заливе Находка
• Имя Шефнера носит улица в Находке.
• Во Владивостоке до революции имя Шефнера носила современная Дальзаводская улица.
• К 125-летию со дня основания города улица Авангардная была переименована в память Шефнера (до революции Мальцевская).

Семья

Внук А. К. Шефнера — Вадим Шефнер (1914—2002) — российский поэт и прозаик.

Ссылки

• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=136906 Шефнер Алексей Карлович] [dlib.rsl.ru/viewer/01002921781 Русский биографический словарь: Шебанов-Шютц]. — Изд. Императорским Русским Историческим Обществом. — Санкт-Петербург: тип. Главного Упр. Уделов, 1911. — Т. 23. — 557 с.
• «Общий Морской Список» стр. 321—322 т. 12, СПб
• Некролог «Всеобщий Календарь» на 1892 год стр. 543
• Некролог «Новости и Биржевая Газета» № 7 1892
• Некролог Газета Сын отечества № 41 1891
• Некролог «Кронштадтский Вестник» № 12 1891

Отрывок, характеризующий Шефнер, Алексей Карлович

– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.