Шил, Мэтью Фипс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мэтью Фипс Шил
Matthew Phipps Shiel
Имя при рождении:

Matthew Phipps Shiell

Дата рождения:

21 июля 1865(1865-07-21)

Место рождения:

Монтсеррат, Британские Антильские острова

Дата смерти:

17 февраля 1947(1947-02-17) (81 год)

Место смерти:

Чичестер, Западный Суссекс

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Род деятельности:

писатель

Годы творчества:

1895—1914, 1923—1937

Жанр:

литература ужасов
фэнтези
научная фантастика
авантюрный роман

Дебют:

«Принц Залески» (1895)

Мэ́тью Фипс Шил (англ. Matthew Phipps Shiel; 21 июля 1865, Монтсеррат, Британские Антильские острова — 17 февраля 1947, Чичестер, Англия) — британский писатель, работавший в жанрах литературы мистического ужаса, раннего фэнтези и научной фантастики.





Биография

Мэтью Фипс Шилл родился 21 июля 1865 года на острове Монтсеррат, заморском владении Великобритании; его родители, вероятнее всего, были мулатами или квартеронами. Он начал писать рассказы в возрасте одиннадцати лет[1]. Шил получил образование в колледже Харрисон на острове Барбадос, а в 1885 году отправился из Вест-Индии в Англию, где учился в Королевском колледже. Переехав в Англию, он сократил свою фамилию, убрав из неё вторую букву l, и некоторое время работал школьным учителем, а также делал переводы на заказ. Несколько ранних рассказов Шила были опубликованы в Strand Magazine.

В 1895 году вышла в свет первая книжная публикация Шила, сборник рассказов «Принц Залески»[2]. За ней последовали сборник «Образы в огне» и остросюжетный приключенческий роман «Сапфир раджи», основанный на сюжете Уильяма Стида (оба 1896), получившие одобрительные отзывы критиков. Позднее писатель занялся созданием популярных историй с продолжением, основанных на актуальных политических событиях своего времени и ставших основой книг «Жёлтая опасность» — самого успешного романа Шила — и «Контрабанда войны». В период с 1895 по 1937 годы Мэтью Фипс Шил опубликовал около 25 романов, пять сборников рассказов, поэму и несколько пьес[2], однако наибольшую известность ему принёс роман «Фиолетовое облако» (англ. The Purple Cloud), работу над котором он завершил в 1901 году. Среди других значительных произведений этого периода — роман «Владыка моря» (англ. The Lord of the Sea, 1901). На протяжении 1902 года публиковался по частям роман «В водовороте любви» (англ. In Love’s Whirlpool), в котором Шил, отвергший христианство в ранней юности[3], представил своё видение религиозной морали.

Шил женился на Каролине Гарсия Гомес в 1898 году, у супругов родилась дочь; однако из-за материальных трудностей брак дал трещину, и в 1903 году Шилы развелись. Чтобы поправить своё положение, писатель был вынужден долгое время сотрудничать с журналистом Луисом Трэйси, вместе с которым они публиковали не обладавшие большими художественными достоинствами, но хорошо продававшиеся романы вплоть до 1911 года. Пытаясь поддержать интерес публики к своим книгам, Шил вновь обратился к современной тематике и выпустил ещё три романа — «Жёлтая волна» (англ. The Yellow Wave, 1905), «Последнее чудо» (англ. The Last Miracle, 1906) и «Дракон» (англ. The Dragon, 1913), однако они не получили успеха.

В 1914 году разразился скандал, связанный с обвинением Шила в растлении двенадцатилетней дочери его тогдашней сожительницы (писатель был весьма неразборчив в связях, прижил несколько внебрачных детей от разных женщин[1] и, возможно, был близок не только с девочкой, но и с её тётками). Он не признал себя виновным и провёл шестнадцать месяцев в тюрьме, занимаясь тяжёлыми исправительными работами. Некоторые современные исследователи творчества Шила утверждают, что в его произведениях можно обнаружить доказательства его склонности к несовершеннолетним девочкам, образы которых (порой романтизированные и сексуализированные) часто встречаются в его романах[4].

После освобождения из заключения Шил писал мало, в основном создавая пьесы и агитационные тексты для Социалистической Рабочей партии, которой сочувствовал. В 1919 году он женился вторично, этот брак распался примерно через десять лет. С 1923 года Шил постепенно вернулся к писательству, но после 1937 не публиковал новых произведений, выпуская лишь переиздания. В поздние годы его неприязнь к религии сменилась активным антихристианством, и он некоторое время работал над критическими комментариями к евангелиям. На старости лет Шил не оставил своего давнего увлечения йогой и сохранял крепкое здоровье, совершая длительные пешие прогулки[1]. Писатель умер 17 февраля 1947 года в больнице Чичестера.

Творчество, критика, влияние

Как отмечает Брайан Стэблфорд, проза Шила отличается рядом стилистических особенностей. Для неё характерны словесное разнообразие, цветистость, подчёркнутая усложнённость синтаксиса[3], музыкальность[1].

Творчество Шила достаточно высоко ценил Говард Лавкрафт, открывший его для себя в 1923 году и отметивший ряд произведений писателя в своей работе «Сверхъестественный ужас в литературе»[5]. Лавкрафт назвал его рассказ «Кселуча» (англ. Xélucha) «на редкость жутким сочинением», а новеллу «Дом звуков» (англ. The House of Sounds), повествующую о зловещей башне, построенной мертвецом на необитаемом острове у берегов Норвегии, — «бесспорным шедевром», в котором заметно влияние Эдгара По[6]. Менее удачным, однако неплохо написанным он счёл роман Шила «Фиолетовое облако» — одно из первых научно-фантастических произведений в жанре постапокалипсиса[7].

Мистер Шил с поразительной силой описывает проклятие, явившееся из арктической стужи, чтобы погубить человечество, и со временем оставившее на планете всего одного жителя. Чувства этого единственного выжившего, когда он понимает, в каком положении оказался, и его скитания в качестве хозяина планеты по заполненным трупами и никому не нужными сокровищами городам переданы с искусством, которому всего чуть-чуть недостаёт до настоящего величия.

Г. Ф. Лавкрафт, «Сверхъестественный ужас в литературе»

«Фиолетовое облако» во многом заложило основу субжанра постапокалиптической фантастики. Причиной вымирания человечества в романе становится планетарная катастрофа (огромное облако ядовитого газа), общим местом подобных произведений стал и мотив последнего выжившего, и эпизод его последующей встречи с другими уцелевшими[8]. По мотивам этой книги снят американский фильм «Мир, плоть и дьявол» 1959 года, а Стивен Кинг признался, что «Фиолетовое облако» было для него одним из источников вдохновения во время создания романа «Противостояние». Другие произведения писателя оказали воздействие на последующее развитие жанра научной фантастики[9]. Вычурный стиль, характерный для Шила, отчасти перенял Томас Лиготти.

Персонажи романов Шила нередко высказывали необычные для своего времени или даже провокационные идеи, существенная часть которых может быть обнаружена в посмертном сборнике эссе писателя[10]. Среди этих идей — антиклерикализм, одобрение евгеники и социал-дарвинизма, элементы антисемитизма[11]. Взгляды Шила, идеализировавшего индивидуализм и считавшего, что христианство с его культом мученичества отжило своё[12], отчасти перекликаются с теориями Ницше[1][13]. В то же время в его прозе встречаются и многочисленные религиозные аллюзии[14].

«Королевство Редонда»

Отец писателя, Мэтью Дауди Шилл, около 1865 года в шутку объявил себя королём крошечного необитаемого островка Редонда, расположенного неподалёку от Монтсеррата. В 1880 году он якобы «короновал» сына, препоручив ему «бразды правления» (несмотря на то, что Британия официально присвоила Редонду в 1872 году)[2].

Шил, судя по всему, не придавал своему «титулу» большого значения, но придумал целую легенду, связанную с ним, чтобы привлечь внимание к переизданию своих сочинений в 1929 году. Так или иначе, Джон Госворт, литературный агент писателя, воспринял эту историю всерьёз. Умирая, Шил провозгласил Госворта своим «наследником»[2], и тот начал с энтузиазмом играть эту роль, приняв «тронное имя» Хуан I. Виртуальное государство Редонда существует до сих пор.

Избранная библиография

Романы

  • Сапфир раджи (1896)
  • Жёлтая опасность (1898)
  • Контрабанда войны (1899)
  • Владыка моря (1901)
  • Фиолетовое облако (1901)
  • В водовороте любви (1902)
  • Зло, творимое людьми (1904)
  • Жёлтая волна (1905)
  • Последнее чудо (1906)
  • Остров обманов (1909)
  • Дракон (1913)
  • Дети ветра (1923)
  • Секрет доктора Красински (1929)
  • Чёрный ящик (1930)
  • То, что над всем (1933)
  • Молодые приходят! (1937)

Сборники рассказов

  • Принц Залески (1895)
  • Образы в огне (1896)
  • Бледная обезьяна и другие наброски (1911)
  • И приходит женщина (1928)
  • Незримые голоса (1935)

Напишите отзыв о статье "Шил, Мэтью Фипс"

Ссылки

  • [alangullette.com/lit/shiel/ Библиография, справочная информация и генеалогия Мэтью Шила]

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Georges T. Dodds. [www.sfsite.com/06b/mpx130.htm The Works of M.P. Shiel and related titles] (англ.). SFSite.com. Проверено 6 мая 2012. [www.webcitation.org/6BC405VmR Архивировано из первоисточника 5 октября 2012].
  2. 1 2 3 4 Fumagalli. — P.32.
  3. 1 2 Stableford. — P.75.
  4. McLeod. — P.370.
  5. Anderson. — P.209.
  6. Лавкрафт. — С.705.
  7. Лавкрафт. — С.706.
  8. Fumagalli. — P.34.
  9. Stableford. — P.96.
  10. Stableford. — P.73.
  11. Stableford. — P.76.
  12. Stableford. — P.87.
  13. Stableford. — P.88.
  14. Stableford. — P.83.

Литература

  • Douglas Allen Anderson. H.P. Lovecraft’s favorite weird tales. — Cold Spring Press, 2005. — 391 p. — ISBN 9781593600563.
  • Maria Cristina Fumagalli. Caribbean Perspectives on Modernity: Returning Medusa’s Gaze. — University of Virginia Press, 2009. — 198 p. — ISBN 9780813928579.
  • Kristen McLeod. M. P. Shiel and the Love of Pubescent Girls: The Other “Love That Dare Not Speak Its Name” (англ.) // English Literature in Transition 1880—1920. — 2008. — Fasc. 4. — P. 355—380.
  • Brian Stableford. Algebraic Fantasies and Realistic Romances: More Masters of Science Fiction. — Wildside Press, 1995. — 128 p. — ISBN 9780893702830.
  • Brian Stableford. Jaunting on the Scoriac Tempests and Other Essays on Fantastic Literature. — Wildside Press, 2009. — 222 p. — ISBN 10:1434403386.
  • Говард Лавкрафт. Сверхъестественный ужас в литературе (рус.) // Говард Лавкрафт. Хребты Безумия. — М.: АСТ, 2005. — С. 646—731. — ISBN 5-17-026082-2.

Отрывок, характеризующий Шил, Мэтью Фипс

Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.