Шотт, Вильгельм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вильгельм Шотт

Вильгельм Шотт (нем. Wilhelm Schott, 3 сентября 1802, Майнц — 21 января 1889, Берлин). Немецкий филолог и востоковед широкого профиля: лингвист (предложил методы изучения грамматики корнеизолирующих языков), исследователь народной поэзии, мифов, истории и культуры финских и среднеазиатских народов. Полиглот: владел турецким, персидским, японским, китайским, маньчжурским, тибетским, тайским, вьетнамским, казахским, чувашским, чагатайским, финским и венгерским языками, а также рядом языков Индии. Известен исследованиями финского и монголо-тибетского эпосов («Калевала», «Гэсэриада»).

Окончил Берлинский университет, с 1833 г. преподавал китайский язык и философию Китая. В 1838 г. назначен адъюнкт-профессором Университета Майнца. С 1841 г. — академик Берлинской академии, профессор Берлинского университета. Его грамматика китайского языка Chinesische Sprachlehre (1857) долгое время была стандартным учебным пособием.





Примечательный факт

  • В 1845 г. на отзыв Шотту была направлена кандидатская работа Н. И. Зоммера «Об основаниях новой китайской философии». Работа получила лестный отзыв немецкого синолога.[1]

Основные труды

  • Versuch über die tatarischen Sprachen. Berlin (1836)
  • Verzeichnis der chinesischen und mandschu-tschungusischen Bücher und Handschriften der Berliner Bibliothek. Berlin (1840)
  • Über den Buddhismus in Hochasien und in China. Berlin (1844)
  • Älteste Nachrichten von Mongolen und Tataren. Berlin (1846)
  • Über das altaische oder finnisch-tatarische Sprachengeschlecht. Berlin (1847)
  • Das Reich Karachatei oder Li-Liao. Berlin (1849)
  • Über die (hochasiatische) Sage von Gesser-Chan. Berlin (1851)
  • Das Zahlwort in der tschudischen Sprachenklasse. Berlin (1852)
  • Die finnische Sage von Kullerwo. Berlin (1852)
  • Entwurf einer Beschreibung der chinesischen Litteratur. Berlin (1854)
  • Zur Beurteilung der Annamitischen Schrift und Sprache. Berlin (1855)
  • Über die sogenannten Indochinesischen Sprachen, insonderheit das Siamesische. Berlin (1856)
  • Chinesische Sprachlehre. Berlin (1857)
  • Die Cassiasprache. Berlin (1859)
  • Über die esthnische Sage von Kalewi-poeg. Berlin (1863)
  • Über die echten Kirgisen // AKRAW-Berlin (1865). - S. 432-461.
  • Altaische Studien. Heft 1-5. Berlin (1860—1872)
  • Zur Litteratur des chinesischen Buddhismus. Berlin (1873)
  • Zur Uigurenfrage. 2 Tle. Berlin (1874—1875)
  • Zur japanischen Dicht- und Verskunst. Berlin (1878)
  • Über die Sprache des Volkes Rong auf Sikkim. Berlin (1882)

Напишите отзыв о статье "Шотт, Вильгельм"

Примечания

  1. СПФ АРАН. Ф. 1. Оп. 2-1846 г. Д. 34. Л. 19, 19 об. 20

Литература


При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Шотт, Вильгельм

– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».