Шум (Ленинградская область)

Село Шум Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Кировский Сельское поселение Шумское Координаты 59°52′20″ с. ш. 31°46′55″ в. д.59.87222° с. ш. 31.78194° в. д. / 59.87222; 31.78194    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Сарь, Сара, Сари, Шум Население ▼ 1705 человек (2011) Названия жителей шумляне, шумлянин, шумлянка Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81362 Почтовый индекс 187350 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41225850001 41 225 850 001]

Шум — село Кировского района Ленинградской области. Административный центр Шумского сельского поселения.

Название

Название лопское (саамское). Оно связано с названием реки Сарьи (Шуари), которое переводится, как остров.

История

До войны

Впервые упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года, как деревня Саря большой Двор в Егорьевском Теребожском погосте и там же Великаго Князя волостка Сарь.

На карте Санкт-Петербургской губернии Я. Ф. Шмита 1770 года, упоминается деревня Сара.

На карте Ф. Ф. Шуберта 1834 года упоминается деревня Шум и при ней усадьба «Утешенье» помещицы Куломзиной. Южнее деревни обозначен погост Саря, окружённый усадьбами: «Михина» — помещика Мышецкого, «Сарая» — помещика Ильина, «Ускина» — помещика Савицкого и «Панькова» — также помещика Мышецкого.

ШУМ — деревня принадлежит полковнице Куломзиной, число жителей по ревизии: 67 м. п., 67 ж. п.
УТЕШЕНЬЕ — деревня принадлежит полковнице Куломзиной, число жителей по ревизии: 22 м. п., 30 ж. п.
УСАДИЩЕ УСКИНО — деревня надворному советнику Савицкому, число жителей по ревизии: 8 м. п., 8 ж. п. (1838 год)

На картах Ф. Ф. Шуберта 1844 года и С. С. Куторги 1852 года обозначена деревня Шум, состоящая из 21 крестьянского двора, а южнее неё деревня с церковью Саря и мыза Саря Ускина.

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упомянута только одна, русскоязычная деревня «Ssarja».

ШУМ — деревня госпожи Куломзиной, по просёлочной дороге, число дворов — 16, число душ — 67 м. п. (1856 год)

В 1861 году (год отмены крепостного права) принято положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. В том же году была создана Шумская волость Новоладожского уезда.

ШУМ — деревня владельческая при реке Сари, число дворов — 18, число жителей: 72 м. п., 84 ж. п.; Волостное правление. Обывательская станция.
УТЕШЕНЬЕ — мыза владельческая при реке Сари, число дворов — 3, число жителей: 5 м. п., 6 ж. п.;
САРСКИЙ (САРЯ) — погост при реке Сари, число дворов — 3, число жителей: 8 м. п., 16 ж. п.; Церковь православная.
СЕЛЬЦО САРИ — мыза владельческая при реке Сари, число дворов — 3, число жителей: 3 м. п., 2 ж. п.;
УСКИНО — мыза владельческая при реке Сари, число дворов — 3, число жителей: 2 м. п., 5 ж. п.; (1862 год)

В 1862 году Шум ещё считался деревней, однако уже в 1885 году это уже село, которое сборник Центрального статистического комитета описывал так:

ШУМ — село бывшее владельческое при реке Соре, дворов — 35, жителей — 150; волостное правление (до уездного города 49 вёрст), школа, земская почтовая станция, 2 лавки, 2 постоялых двора. (1885 год).

В XIX веке село административно относилось к Шумской волости 1-го стана Новоладожского уезда Санкт-Петербургской губернии, в начале XX века — 4-го стана.

По данным «Памятной книжки Санкт-Петербургской губернии» за 1905 год мыза Сари площадью 4036 десятин, принадлежала братьям: действительному статскому советнику Алексею Алексеевичу Ильину и капитану 2-го ранга Афиногену Алексеевичу Ильиным.

• Shum1915.jpg

  Деревня Шум и окрестности на карте 1915 г.

С 1917 по 1927 год деревня Шум входила в состав Шумского сельсовета Шумской волости Волховского уезда.

В 1919 году в Шуме был организован сбор книг из помещичьих библиотек для формирования фонда и создание шумской сельской библиотеки. В том же году РКСМ её открыл. Библиотека помещалась в одном из зданий имений; в район обслуживания попадали 35 селений. Библиотекарем назначен П. М. Кононов, родившийся в деревне Прусыня Городищенской волости Новоладожского уезда.

На 1926 год в Шуме были волостная изба-читальня, Шумская больница, театр, бесплатная библиотека.

С 1927 года, в составе Мгинского района.

В 1930 году организован колхоз «Красный Шум» (15 ноября 1950 года он вошёл в состав укрупнённого колхоза «Заря коммунизма»).

По данным 1933 года село Шум являлось административным центром Шумского сельсовета Мгинского района, в который входили 10 населённых пунктов: деревни Бабаново, Войпала, Конзы, Концы, Овдокало, Ожала, Подрило, Сибала, село Шум и выселок Войбакало общей численностью населения 943 человека.

По данным 1936 года в состав Шумского сельсовета входили 12 населённых пунктов, 366 хозяйств и 10 колхозов.

В 1938 году был создан Шумский народный хор, первым худруком которого стала А. М. Воротилова. Хор действует и сегодня.

Война

Через Шум проходила Дорога жизни. В ноябре — декабре 1941 года в ходе Великой Отечественной войны гитлеровцы пытались захватить южное побережье Ладожского озера. В конце ноября 1941 года они были отброшены от Волхова, после чего направили удар на село Шум — место развилки железнодорожной линии и шоссе на Ленинград. Так фашисты надеялись вначале затруднить, а затем и прекратить снабжение города по Дороге жизни через Ладожское озеро. Однако советским войскам удалось остановить их в 1,5 км от Шума.

Одновременно сюда перебросили крупные резервы. 18 декабря 1941 года началось сражение с немецкими захватчиками.

Продовольственное обеспечение производилось автомобилями от станции Войбокало до Кобоны, однако перегрузка из вагонов занимала длительное время. Поэтому 20 января 1942 года военный совет Ленинградского фронта принял решение о срочном строительстве линии железной дороги Войбокало — Кобона — коса (у Леднева) длиной 32 километра. 5 февраля 1942 года сдан участок Войбокало — Лаврово, 10 февраля — до Кобоны. 15 февраля 1942 года была открыта вся дорога до станции Коса (на Кареджской косе, северо-западнее Леднева)

В память этих событий в Шуме установлена стела.

После войны и наши дни

С 1960 года, в составе Волховского района. В 1960 году построена школа для детей сельскохозяйственной артели имени Сталина.

В 1961 году население деревни Шум составляло 591 человек. 1 декабря 1961 года образован совхоз «Шумский».

По данным 1966 и 1973 годов село Шум являлось административным центром Шумского сельсовета Волховского района.

27 января 1974 года, в день 30-летия разгрома немецких войск под Ленинградом, был открыт памятник на Дороге жизни, созданный А. Д. Левенковым и П. М. Мельниковым.

14 февраля 1975 года решением Леноблисполкома в связи с фактическим слиянием села Шум, деревень Сари и Уськино Шумского сельсовета они были объединены в единый населённый пункт — село Шум.

По данным 1990 года в селе Шум проживали 1843 человека. Село являлось административным центром Шумского сельсовета Кировского района в который входили 29 населённых пунктов: деревни Бабаново, Валдома, Войбокало, Войпала, Гнори, Горгала, Горка, Дусьево, Канзы, Карпово, Койчала, Концы, Овдакало, Падрила, Пейчала, Пиргора, Ратница, Сибола, Сопели, Терёбушка, Тобино, Феликсово; местечко Мёндово; село Шум; посёлок Концы; посёлки при станции Войбокало, Новый Быт, общей численностью населения 3804 человека.

В 1997 году в селе Шум Шумской волости проживали 1782 человека, в 2002 году — 1735 человек (русские — 93 %)

В 2007 году в селе Шум Шумского СП — 1993, в 2010 году — 1722 человека.

География

Село Шум расположено в восточной части района на автодороге Н40 Лаврово — Шум — Ратница.

Расстояние до районного центра — 58 км.

В 2 км к северу от села находится железнодорожная станция Войбокало.

Село находится на берегу реки Сарья.

Граница села проходит по полосе отвода земель ОАО «Российские железные дороги», по землям сельскохозяйственного назначения, по реке Сарья, по дороге Шум — Падрила, по землям, сельскохозяйственного назначения, и по землям Войбокальского участкового лесничества Кировского лесничества — филиала ЛОГУ «Ленобллес».

Демография

<timeline> ImageSize = width:400 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:1993 ScaleMajor = unit:year increment:500 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1
  from:0 till:202 width:15  text:202 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1
  from:0 till:201 width:15 text:201 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1
  from:0 till:150 width:15  text:150 textcolor:red fontsize:8px
bar:1961 color:gray1 width:1
 from:0 till:591 width:15 text:591 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1990 color:gray1 width:1
  from:0 till:1843 width:15  text:1843 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1
  from:0 till:1782 width:15  text:1782 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:1735 width:15 text:1735 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1
  from:0 till:1993 width:15  text:1993 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1
  from:0 till:1722 width:15  text:1722 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2011 color:gray1 width:1
  from:0 till:1705 width:15  text:1705 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Инфраструктура

По данным администрации на 2011 год село Шум насчитывало 136 домов.

Религия

До 1718 года в Сари была построена деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы и приделом святого Николая. В конце XVIII века она сгорела.

В 1794—1798 годах на средства помещика Гурьева в Сари была построена каменная церковь по проекту архитектора Моргана. Помимо Никольского в ней существовал и придел святого Дмитрия Ростовского. В Покровской были евангелие 1685 года и икона Покрова с ризой из серебра, подаренная дочерью Гурьева А. С. Ильиной.

В 1876 году оба придела упразднены, а церковь перестроена по проекту архитекторов А. Т. Жуковского, Казнакова и К. Е. Лазарева.

В 1936 году Покровский храм закрыли и переделали под клуб, в Великую Отечественную войну здание было разрушено.

С 1992 года богослужения ведутся в бывшем клубе посёлка Концы (Заречная ул., 4).

После 1996 года в самом Шуме бывший продуктовый магазин превратили в Покровскую церковь.

Известные уроженцы

• Филиппов, Георгий Иванович (1924—1945) — Герой Советского Союза

Улицы

Мира, ПМК-17, Полевая, Прокофьево, переулок Прокофьева, местечко Сари, Северная, Сибольская, Советская, Центральная.

Отрывок, характеризующий Шум (Ленинградская область)

– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.