Эшба, Ефрем Алексеевич

Ефрем Алексеевич Эшба<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Военно-революционного Комитета Абхазии
февраль 1921 — февраль 1922
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Председатель ЦИК ССР Абхазия
февраль 1922 — 1922
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Картозия, Самсон Алексеевич
Народный комиссар юстиции Грузинской ССР
октябрь 1922 — декабрь 1922
первый (ответственный) секретарь Областного комитета ВКП(б) Чеченской автономной области
январь 1926 — август 1927
Предшественник:	Энеев, Магомед Алиевич
Преемник:	Булат, Гурген О.
Рождение:	23 февраля (7 марта) 1893(1893-03-07) Агубедиа, Сухумский округ, Российская империя
Смерть:	16 апреля 1939(1939-04-16) (46 лет)
Партия:	КПСС с 1914

Ефрем Алексеевич Эшба (7 (19) марта 1893, Агубедиа — 16 апреля 1939) — советский и абхазский государственный деятель, один из руководителей борьбы за установление Советской власти в Абхазии.

Биография

Родился в селе Бедиа (Агубедиа) Сухумского округа.

В 1913—1916 годах учился в Московском университете.

В 1914 году вступает в РСДРП(б).

В 1917—1918 годах работает председателем окружкома РСДРП(б), председателем Совета в Сухуме.

В 1918 — 1922 годах Е. Ф. Эшба занимает должность заместителя председателя Центрального бюро Коммунистических организаций народов Востока при ЦК РКП(б). Далее на посту 3-го секретаря ЦК КП Грузии, затем председатель ВРК и председатель ЦИК Абхазии.

С 1924 года находится на ответственной советской и партийной работе, делегат XI съезда РКП(б).

С 1923 году поддерживал Левую оппозицию в РКП(б). В 1927 году за участие в троцкистской оппозиции исключён из ВКП(б), однако в 1928 году признал ошибочность своих позиций и в партии восстановлен.

Во времена бериевщины, в условиях «культа личности Сталина» был арестован и расстрелян. Реабилитирован в 1956 году.

Литература

• Дзидзария Г. А. Ефрем Эшба. — М., 1967.

Отрывок, характеризующий Эшба, Ефрем Алексеевич

– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.