Дроздович, Язеп Нарцизович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Язеп Дроздович»)
Перейти к: навигация, поиск
Язеп Дроздович
Имя при рождении:

Язеп[уточнить] Нарцизович Дроздович

Место рождения:

Пуньки, Глубокский район Витебской области

Место смерти:

Подсвилье, Глубокский район Витебской области,
Белорусская ССР

Жанр:

живописец, график, скульптор

Учёба:

Виленская рисовальная школа И. Трутнева

Язе́п (Иосиф) Нарцизович Дроздо́вич (белор. Язэп Нарцызавіч Драздовіч; 13 октября 1888, Пуньки, Дисненский повет, Виленская губерния — 15 сентября 1954, Подсвилье, Глубокский район, Витебская область) — белорусский живописец, график, скульптор, писатель, фольклорист, этнограф и археолог.





Биография

Родился 13 октября 1888 года на хуторе Пуньки Глубокского района в бедной дворянской семье.

Учился в Виленской рисовальной школе (1906—1910) у профессора живописи И. Трутнева.

Служил в армии, работал учителем рисования в женской гимназии в г. Минске и как иллюстратор активно сотрудничал с журналами и газетами.

Язеп Дроздович умер 15 сентября 1954 года.

Творчество

В 1910-х гг. работает в книжной графике: «Белорусский календарь на 1910 год», «Курганная кветка» К. Буйло, «Школьны спеунiк» А. Гриневича, собственная книга «Вялiкая шышка, або Варьят без варьятства», иллюстрации к своей повести «Гарадольская пуща».

В конце 1910-начале 1920-х создал графическую серию памятников замковой архитектуры, воплотил образ белорусской природы в графических листах «Дисненщина».

В 1924 г. художник находлся в гостях у поэта Казимира Свояка и нарисовал несколько графических изображений из жизни в Засвири.

Среди живописных произведений (тематические картины, портреты, пейзажи) выделяются картины из жизни средневековой Полотчины, Скорининская серия (1940-е), рисунки из серии «Природа Белоруссии» (1940-е).

Автор скульптуры Ф. Скорины (1910-е), композиции «Плач Гориславы», портретов-барельефов матери и брата.

С 1920-х годов во время своих путешествий по Белоруссии Дроздович стал писать ковры.

Записывал народные песни, собирал и обрабатывал для словарей лексику народного языка.

В 1931 году издает популярную книгу по астрономии на белорусском языке «Небесные беги» и пишет графическую серию картин на космическую тему.

После войны, в 1949 году, Язеп Дроздович пытается безуспешно опубликовать свою монографию «Теория движения в космологическом значении».

Память

Напишите отзыв о статье "Дроздович, Язеп Нарцизович"

Литература

  • Лiс, А. Вечны вандроўнiк / А. Ліс. — Мн., 1984
  • Памяць: Гicторыка-дакументальная хронiка Мядзельскага раёна. - Мн.,1998. - C.157.- ISBN 985-11-0107-9

Ссылки

  • [drazdovich.by/ Я.Н.ДРАЗДОВIЧ. Галерэя выяўленчага мастацтва] (на бел. языке)
  • [archive.is/1HA1 Земля и космос Язепа Дроздовича]
  • [earth-chronicles.ru/news/2011-07-16-3493 Язэп Дроздович и его фантастические сны]
  • [spadczyna.com/art/b_p_drazdovich.htm Спадчына Беларусi. Язэп Драздовiч] (на бел. языке)

Примечания

  1. [glubokoe.vitebsk-region.gov.by/ru/kult-glubokoe/ Культура и СМИ] на официальном сайте Глубокского районного исполнительного комитета
  2. [www.glubmusej.by/ru/nasledie/zemlyaki/33-2011-06-28-08-45-31/ Дроздович Язеп Нарцизович] на сайте Глубокского историко-этнографического музея

Отрывок, характеризующий Дроздович, Язеп Нарцизович

– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.