Троицкое предместье

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Исторический район
Троицкое предместье
Траецкае прадмесце

Вид со стороны Старовиленской улицы
Страна Белоруссия
Город Минск
Архитектурный стиль классицизм, эклектика
Первое упоминание XII век
Строительство XVII-XIX века—XX век годы
Статус охраняемая зона
Координаты: 53°54′30″ с. ш. 27°33′21″ в. д. / 53.9085333° с. ш. 27.5559833° в. д. / 53.9085333; 27.5559833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.9085333&mlon=27.5559833&zoom=12 (O)] (Я)
Объект Государственного списка историко-культурных ценностей Республики Беларусь, № 1а1Е400463

Тро́ицкое предме́стье (Троицкая гора) — исторический район города Минска, расположенный в северо-восточной части исторического центра на левом берегу реки Свислочь. Некогда являлся торгово-административным центром столицы Белоруссии[1][2].

На западе от Троицкой горы находится Минское Замчище, на северо-западе — Татарские огороды и Старостинская слобода, на севере — Сторожёвка, на востоке — Золотая горка, на юге — центральные районы Высокий и Низкий рынки[3][4].

На территории предместья был расположен первый католический храм Минска. Здесь также находились не сохранившиеся до наших дней Свято-Вознесенский монастырь с одноименной церковью, Свято-Борисоглебская церковь, женский базилианский монастырь Святой Троицы (сохранился частично) и костёл и монастырь католического монашеского ордена мариавиток. Ныне предместье является одним из самых любимых мест отдыха минчан и гостей столицы[5].





Этимология названия

Существует несколько гипотез относительно происхождения топонима «Троицкая гора». Согласно наиболее вероятной, топоним происходит от названия древнейшего католического костёла Минска, основанного великим князем литовским и королём польским Ягайло[6]. По другой версии, топоним возник от названия оборонительного редута Святой Троицы, который находился около Борисовской заставы[7]. Также существует мнение, что название пошло от церкви Святой Троицы[8] или Свято-Троицкого женского монастыря[9].

История

Левобережье Свислочи издавна имело большое торговое значение, здесь соединялись дороги с Вильны (в ХІІ-XIII веках с Заславля), Логойска и Полоцка, Борисова и Смоленска, Друцка, Могилёва (в ХІІ-XIII веках, возможно, со Свислочи—Рогачёва)[10]. Археологические раскопки, проведённые в 1976 году Георгием Штыховым и Валентином Соболем, подтвердили существование культурного слоя в этом месте уже в конце XII века[11].

Довольно широкое употребление понятия «Старое место» в отношении района Троицкой горы в письменных источниках рубежа XVI—XVII веков свидетельствует о наличии здесь общегородского центра в XIV—XV веках[1]. Однако после получения Минском Магдебургского права в 1499 году и строительства ратуши в Высоком городе Троицкое предместье постепенно лишилось статуса центра.

В XVII—XVIII веках район Троицкой горы имел периферийное значение в строительной и социальной структуре города. Основой плановой структуры района было продолжение главной улицы правобережья Свислочи — Немиги (в XVI веке «Немезской»), которая начиналась от переправы через реку и называлась Большая Борисовская (по Р. Боровому, Троицкая или улица Троицкой горы[12]). Она возникла на старом Борисовском тракте (отрезок от Свислочи до 2-й клинической больницы). Продолжением Большой Борисовской была улица Троицкая (в XIX веке переименованная в Александровскую, сейчас улица Максима Богдановича)[11]. Эти улицы начинались на стрелке мыса и проходили почти по центральной оси широкого холма, окружённого с трех сторон излучиной Свислочи. В этих условиях естественным, исключительно стихийным планировочным решением было расселение жителей как вдоль этой дороги-улицы, так и перпендикулярно к ней, на южном и северном склонах горы, по направлению к берегу реки. Так возник ряд почти параллельных улочек, отходящих от главной. На северном склоне горы таких улочек было не менее 8-9, на южном, где между центральной улицей и берегом реки располагалась обширная болотистая пойма, — 5. На планирование южной части Троицкой горы, возможно, повлияло и то обстоятельство, что именно в этом районе очень рано возник ряд монастырей и церквей, которые занимали значительные участки земли, что могло также препятствовать образованию множества маленьких улочек. По всей видимости, «Виленской» называлась самая восточная из вышеупомянутых восьми или девяти улочек на северном склоне горы, так как именно она служила началом дороги на Зацень-Семков Городок и далее на Вильну[12].

Улица Могилевская, вероятно, соответствовала современной улице Куйбышева — её продолжение связывало Троицкую гору с Комаровкой (район современной улицы Янки Купалы). Комаровка ещё в первой половине XIX века представляла собой деревню, находящуюся вне пределов города. От неё начинались Логойский и Борисовский тракты. Могилевская дорога 1557 года начиналась, видимо, с этой же улицы непосредственно за границей города, круто сворачивая вдоль берегов Свислочи в районе нынешней площади Победы, далее выходя на предместье Долгий Брод и Слепянку, где от этой дороги отделялась «дорога Друцкая»[12].

Из других улиц на Троицкой горе в документах XVI—XVIII веков упоминаются: Плебанская улица и «улица к Плебанских мельниц» (возможно, одна и та же улица) — в районе сквера около Оперного театра; улица Старостинская Слобода — начальный отрезок ликвидированной в 1980-е годы Старослободской улицы. Там же, между Старостинской Слободой и Замковым мостом, по северному склону Троицкой горы, вдоль берега Свислочи проходила одна из самых старых улиц этого района — современная Старовиленская (в документах XVII—XVIII веков называлась «улица у реки до Слободы»)[12].

Предместье было связано с районом замка мостом и плотиной, со второй половины XVI века — двумя мостами[7]. В XV—XVII веках по периметру Минска (в том числе и в Троицком предместье) были построены укрепления с земляными валами и рвами[7]. С конца XVI века фиксируются первые упоминания о Троицком рынке — крупнейшей торговой площадке города[7].

Древняя планировка предместья сохранялась без изменений до начала XIX века, когда во время большого пожара 1809 года выгорела практически вся застройка Троицкой горы, особенно в её центральной и северной частях[12]. В последующие годы был разработан план восстановления застройки Троицкого предместья[13][14]. К этому времени относится принципиально новое проектное решение планирования всей левобережной части Минска, которое в общих чертах сохранилось до наших дней. В его основу были положены пять длинных улиц, веером расходившихся от стрелки мыса (то есть от моста), и пять пересекавших их поперечных улиц. Эта сетка из десяти улиц образовывала около 20 прямоугольных и трапециевидных кварталов с большой прямоугольной площадью в центре. С пожаром и последующими градостроительными работами связано первое и наибольшее срывание мысовой части Троицкой горы. До начала XIX века сам мыс был значительно выше, а его склоны, обращённые к Свислочи, — куда более крутыми, чем в настоящее время[12].

Согласно белорусскому путешественнику и краеведу Павлу Шпилевскому в середине XIX века минчане относили Троицкое предместье вместе с Низким рынком, Раковским предместьем и Пятницким (Татарским) концом к минскому «Старому месту»[15]. В конце XIX — начале XX веков Троицкая гора входила в третью полицейскую часть города. Район выделялся пёстрым сословным составом населения (крестьяне, рабочие, торговцы, чиновники низших рангов, мелкие помещики) и довольно контрастным внешним видом[16].

Основной улицей предместья была Александровская (ныне Максима Богдановича), названная в честь российского императора Александра I. Параллельно ей шла сохранившаяся и поныне Старовиленская улица. Эти улицы соединялись несколькими переулками. Первый из них — Александровская набережная (ныне улица Коммунальная набережная). Здесь находились знаменитые минские бани, которые стояли на самом берегу Свислочи. Второй — Троицко-Полицейский переулок (начало современной улицы Сторожёвской возле Троицкого предместья). Третий — Первый семинарский переулок (Коммунальный), а четвёртый — Второй семинарский, или Митрополичий, переулок, который проходил за мужской духовной семинарией (Суворовское училище)[16].

Лавская набережная тянулась от Хлусова (ныне Богдановича) до Полицейского моста (ныне Купалы). Улица Георгиевская (сохранилась её часть — улица Чичерина) шла от Свислочи через Троицкий рынок (ныне площадь Парижской коммуны) в сторону Комаровки. Параллельно Георгиевской шла улица Плебанская или Плебанских мельниц (ныне Куйбышева), название которой происходит от находившихся неподалёку водяных мельниц Троицкой златогорской плебании. В 1866 году она переименована в Широкую. Белоцерковная улица (ныне не существует; пролегала от Театра оперы и балета до площади Победы) совпадала со старыми дорогами на Могилёв и Борисов. Название её происходит от «Белой церкви», как называли горожане церковь возле женского духовного училища (ныне штаб Министерства обороны Республики Беларусь)[16].

На 1930—1960-е годы приходится уничтожение некоторых объектов на территории предместья. К ним относятся: католическое кладбище XVI—XVIII веков (ныне сквер перед оперным театром); территория Вознесенского монастыря XIII (?) — XVI веков («Штаб Округа») и другие. Часть улиц, сохранившихся после перепланировки начала XIX века на окраинах Троицкого предместья, была уничтожена уже позже — в 1980-е годы. К ним относится, например, старинная улица, проходившая вдоль Свислочи, — она начиналась около современного здания Суворовского училища, а заканчивалась возле современной гостиницы «Беларусь»[12]. В это же время была проведена реставрация западной части предместья, представлявшая собой первое в Белоруссии комплексное восстановление исторической застройки. Однако реставраторам не удалось избежать некоторых отрицательных моментов. К примеру, была уничтожена часть застройки XVII века вдоль Коммунальной набережной[17].

Хронология событий

  • X—XI века: на горе, посреди леса, основан Свято-Вознесенский[7] монастырь с деревянной Свято-Вознесенской церковью[9].
  • XII—XIII века: на левом берегу Свислочи построена церковь святых Бориса и Глеба и проложена Борисоглебская улица[18].

  • 1390: согласно преданию, на Троицкой горе возвели деревянный костел Пресвятой Троицы (Минская Фара)[6].
  • 1505: город был выжжен дотла крымскими татарами, в том числе был уничтожен и первый минский католический храм[6].
  • 1508: Троицкий костёл заново отстроили из дерева. При нём действовал госпиталь, где одноимённое с костёлом братство ухаживало за немощными[6].
  • 1620: на месте деревянной Свято-Вознесенской церкви бурмистр Андрей Масленко воздвиг каменную[7].
  • 1630: Марина Бежевич основала в предместье Троицкий монастырь базилианок при известной с XV века деревянной церкви[19].

  • 1709: при костёле Святой Троицы епископ Бжостовский основал братство Счастливой смерти[20].
  • 1716 (1720): усилиями минского священника Карла Петра Панцержанского был возведён новый деревянный костёл Святой Троицы. Храм стоял на каменном фундаменте[21].

  • 1771: неподалеку от Троицкого монастыря базилианок по инициативе и на средства Кунегунды Рущиц был основан монастырь католического монашеского ордена мариавиток («дом мариавиток»)[15]. При нём начала работать школа, в которой послушниц обучали языкам, ведению домашнего хозяйства и арифметике[7].
  • 1799—1800: по проекту губернского архитектора Фёдора Крамера были возведены каменные постройки Троицкого базилианского монастыря.
  • 14 августа 1809: пожар уничтожил значительную часть застройки предместья, в том числе и деревянный Фарный костёл[6].
  • 1811: по проекту архитектора Михаила Чаховского был построен каменный комплекс женского монастыря мариавиток, в котором разместился госпиталь для сирот, престарелых и нищих. Доминантой архитектурного ансамбля являлся огромный костёл в стиле ампир, по сторонам к которому прилегали монастырские корпуса[22].
  • 1814: губернский архитектор Михаил Чеховский разработал проект нового каменного костёла Святой Троицы, ориентированного главным фасадом на улицу Троицкую, но на постройку храма не хватило средств. Известно, что на углу Александровской и Троицкой было возведено одноэтажное каменное здание плебании с большим склепом и две небольшие лавки, а также деревянные хозяйственные постройки[21].
  • 1834: по проекту губернского архитектора Казимира Хрищановича постройки бывшего Троицкого монастыря базилианок реконструировали под госпиталь городской больницы[19].
  • 1840: комплекс костёла и монастыря мариавиток[15] перестроили под Минскую духовную семинарию[23].
  • 1850: российскими властями была приостановлена деятельность монастыря мариавиток[24].

  • 1858: в здании на Плебанской улице открылась первое в городе фотоателье (светописный кабинет), принадлежавшей Жозефине Адамович[25].
  • 1 октября 1867: открылось женское духовное училище, построенное на месте Вознесенского монастыря. В 1870 году из остатков древних стен была восстановлена Свято-Вознесенская церковь, которую горожане назвали «Белой церковью»[26].
  • 1870: в районе Троицкой горы появился первый в Минске почтовый ящик[27].
  • 19 декабря 1891: в одном из зданий предместья родился белорусский поэт Максим Богданович.

  • 1893: по Александровской улице проложили конку — от Свислочи до пивоварни[28].
  • 1909: городской голова Стефанович, несмотря на протесты православных священнослужителей, издал приказ убрать все засовы на плотине Плебанских мельниц, принадлежавших Архиерейскому дому, — и таким образом спас Минск от наводнения. Однако архиепископ Михаил за нарушение прав собственности привлёк весь состав городской управы к судебной ответственности. Стефанович лишился должности[29].
  • 1919: большевики переименовали Троицкую площадь в Площадь Парижской коммуны.
  • 1921: в зданиях бывшей Духовной семинарии расположились Минские пехотные курсы, которые в 1924 году трансформировались в Объединенную белорусскую школу — среднее военное учебное заведение с белорусским языком обучения[30].
  • 1925: с целью решения жилищной проблемы в районе Троицкой площади началось возведение типовых двух-, трёх-, и четырёхквартирных деревянных домов[31].
  • 1935: в связи со строительством театра минские власти закрыли Троицкий рынок.
  • 1936: по проекту архитекторов Денисова и Вараксина в предместье был построен Третий Дом советов[32].
  • 1938: закончилось строительство Театра оперы и балета.
  • 24 июня 1941: во время немецкой бомбардировки города в III Доме Советов начался пожар, в результате которого погибло более 100 женщин и детей, укрывавшихся в здании от бомбёжки[33].
  • 1946: на месте «Белой церкви» и женского духовного училища построено здание Министерства обороны[34] (по другим сведениям, здание возведено на базе бывшего духовного училища[35]).
  • 1948—1950: на углу улиц Янки Купалы и Куйбышева, на месте разрушенных во время войны строений, минские власти заложили парк Пионеров[25].
  • 1949: в здании Театра оперы и балета открылся Белорусский театрально-художественный институт[25].
  • 1950: вокруг Оперного театра был разбит парк.
  • 1953: на базе здания Духовной семинарии построено Минское суворовское военное училище (к старому зданию пристроили два этажа)[34].
  • 1959: в парке Пионеров на пересечении улиц Янки Купалы и Куйбышева состоялось открытие памятника партизану Марату Казею (скульптор С. Селиханов).
  • 1964: на улице Янки Купалы, около старого Лавского моста, посадили каштановую «Аллею дружбы народов».
  • 1969: на юго-востоке от бывшего Троицкого монастыря построено здание ВДНХ БССР (архитектор С. Батковский), теперь это — Национальный выставочный центр «БелЭкспо».
  • 1976: на здании № 1 по улице Алоизы Пашкевич помещена мемориальная доска в честь писательницы[36].
  • 9 декабря 1981: перед Оперным театром состоялось открытие памятника классику белорусской литературы Максиму Богдановичу (скульптор Сергей Вакар).
  • 1982—1985: минские власти провели реставрацию западной части Троицкого предместья (архитекторы Л. Левин, Ю. Градов, С. Багласав).
  • 6 ноября 1987: открылся Государственный музей белорусской литературы.
  • 1988: на острове в западной части предместья поставили валун с изображением иконы Божией Матери — как краеугольный камень будущего мемориала «Остров слёз».
  • 8 декабря 1991: торжественное открытие литературного музея Максима Богдановича.
  • 6 августа 1993: в отреставрированной части предместья открыт памятник белорусскому художнику Язэпу Дроздовичу (скульптор И. Голубев).

  • 1993: Национальный банк Белоруссии ввёл в обращение купюру номиналом 5 000 белорусских рублей с изображением Троицкого предместья (деноминирована в 2001 году до номинала в 5 белорусских рублей, выведена из обращения 1 июля 2005)[37].
  • 3 августа 1996: на «Острове слёз» установлен памятник «Сынам Отчизны, погибшим за её пределами» (в оригинале на белорусском языке: «Сынам Айчыны, якія загінулі за яе межамі») (скульптор Ю. Павлов).
  • 16 февраля 2001: в предместье открылась галерея «Знаменитые мастера» (белор. «Славутыя майстры»).
  • 8 мая 2006: в Суворовском военном училище митрополит минский и слуцкий Филарет освятил храм в честь святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова[38].
  • 11 апреля 2008: с площадки перед оперным театром был демонтирован памятник Максиму Богдановичу. Вместо памятника планировалось установить фонтан. Приблизительно через три месяца, в начале июля 2008 года, памятник был установлен заново на углу улицы Максима Богдановича и площади Парижской коммуны.
  • 6 мая 2009: Комиссия по наименованию и переименованию проспектов, улиц и других частей Минска приняла решение по придании безымянному скверу в границах улиц Куйбышева — Пашкевич — Богдановича — Купалы названия «Троицкая гора»[39].

Современность

Панорама Троицкого предместья и Высокого рынка

14 июля 2004 года указом президента Республики Беларусь № 330 «О развитии исторического центра г. Минска» были утверждены границы территории исторического центра, а также концепция его реконструкции, развития и функционального использования объектов недвижимого имущества и территории. В охранную зону была включена западная часть Троицкого предместья вместе с территорией 2-й городской больницы[40]. Главным элементом охраняемой зоны является квартал прямоугольной формы, расположенный между улицами Максима Богдановича, архитектора Заборского, Старовиленской и Коммунальной набережной. Он был воздвигнут согласно регулярному плану Минска 1817 года. Каждое здание этого квартала имеет собственную историко-архитектурную ценность, а вместе они образуют сплошной комплекс Старого города[41]. Отреставрированная западная часть предместья представляет собой своеобразный музей под открытым небом, в котором восстановлены стиль и конкретные образцы городской каменной застройки XIX века. В старых зданиях располагаются музеи, магазины и кафе. В соответствии с проектом развития исторического центра минского проектного института «Минскпроект», в ближайшем будущем планируется реконструкция комплекса бывшего Троицкого монастыря базилианок под центр деловых контактов и делового туризма. Этот центр будет соединён пешим помостом с отреставрированной в 1982—1985 годах западной частью предместья[42].

В 2010 году примерно в ста метрах от предместья началось строительство 25-этажного жилого комплекса «У Троицкого»[43][44]. При строительстве не были учтены положения Закона об охране историко-культурного наследия.[45]

Памятники архитектуры

14 мая 2007 года Совет Министров Республики Беларусь принял постановление «О статусе историко-культурных ценностей», согласно которому застройка, планировка, ландшафт и культурный слой исторического центра Минска получили соответствующий охранный статус[34]. Отбор тех или иных конкретных объектов производился по решению Белорусского республиканского научно-методического совета по вопросам историко-культурного наследия при Министерстве культуры[34]. Весомая часть памятников культуры Минска находится именно на территории Троицкого предместья. Так, охранный статус имеет комплекс из 24 зданий начала XIX—XX веков, расположенный в трапециевидном квартале, образованном улицами Богдановича, Старовиленской, Сторожевской и Коммунальной набережной[46]. Некоторые из этих зданий возведены на основе более ранних каменных строений[17]. Среди этого комплекса наиболее известны так называемый дом Вигдорчика по Коммунальной набережной 6, в котором в 1890—1891 годах снимал квартиру Доминик Луцевич — отец классика белорусской литературы Янки Купалы[47], дом Пинсуховича по Сторожевской 5 (некогда сдавался под казармы 9-й и 10-й роты Серпуховского полка)[47], построенная в 1874 году «Китаевская» синагога (Богдановича, 9а), в которой ныне располагается «Дом природы». В здании по адресу улица Богдановича, 15 (раннее Александровская, 11) находилась обувная фабрика Цитвера[48]. Производство открылось в 1871 году как сапожная мастерская. Известно, что в 1913 году на фабрике было занято 40 рабочих, имелся двигатель. В том же году было произведено обуви на 55 тысяч рублей[49].

На углу Александровской улицы и Александровской набережной располагался дом Ушакова (ныне магазин «Стекло, фарфор» по Богдановича, 1). В 1886 году в этом доме на квартире провизора Павловского было проведено собрание народников, на котором было решено активизировать деятельность и начать издавать журнал «Социалистическое здание»[17][49]. По неизвестным причинам в списке историко-культурных ценностей здание отсутствует.

Отдельное место занимает комплекс зданий 2-й городской клинической больницы (улица Богдановича, 2), являющийся памятником архитектуры классицизма. Статус историко-культурной ценности имеют четыре здания: корпус бывшего Троицкого монастыря базилианок, построенный в 1799—1800 годах; дом инвалидов, богадельня и хозяйственная постройка (все три строения возведены в 1840—1847 годах). Губернская земская больница была открыта в 1799 году[40]. До 1903 года находилась в ведении Приказа общественной опеки. Во время пожара 1809 года большая часть деревянных построек монастыря выгорело. Сохранившиеся здания после ликвидации унии в 1839 году были переданы больнице. Перестройка монастырских зданий под нужды больницы, завершившаяся к 1850 году, была осуществлена по проекту губернского архитектора Казимира Хрищановича. В здании Троицкого монастыря базилианок располагалось терапевтическое отделение, рассчитанное на 70 коек. Психиатрическое отделение занимало отдельный двухэтажный корпус. После того, как в 1910 году богадельня была переведена в Борисов, здание было передано психиатрическому отделению, за счёт чего оно было расширено с 40 до 180 мест. В середине XIX века в больнице работал врачом инспектор минской врачебной управы Даниил Осипович Спасович, который, по словам Шпилевского, пользовался «уважением и любовью всего Минского края»[50][40], в 1904—1915 больницу возглавлял известный врач и благотворитель Иван Устинович Зданович.

В список историко-культурных ценностей внесены также несколько зданий, ныне относящихся к Суворовскому военному училищу (улица Богдановича, 29). Главный корпус училища (корпус 2/3) был построен на средства Общества благодеяния по проекту архитектора Михаила Чаховского в 1811 году как главная часть комплекса монастыря мариавиток (белор.)русск. и госпиталя[30]. Здание служило в качестве костёла до 1854 года, когда монастырь был упразднён, а его корпуса переданы православной духовной семинарии, основанной в 1793 году в Слуцке. В здании также располагались редакции епархиальной газеты «Минские губернские новости» (издавалась с 1869 по 1920 год) и журнала религиозного общества «Православный братчик» (в 1910—1911 годах вышло семь номеров). После Октябрьской революции семинарию закрыли. В 1921 году в её корпусах расположились Минские пехотные курсы, которые в 1924 году трансформировались в Объединенную белорусскую школу. Преподавание в этом среднем учебном заведении велось на белорусском языке[30]. До войны в здании также находилась редакция газеты «Красноармейская правда». Во время оккупации немцы наладили на старом оборудовании издание газеты «Прорыв»[22]. В 1952 году под руководством архитектора Георгия Заборского была начата реконструкция бывшего комплекса монастыря, в котором планировалось открыть Суворовское военное училище. В ходе реконструкции, завершённой в 1955 году, к главному было достроено два этажа, а также возведены два новых корпуса[30]. Оба новых здания — корпуса 2/1 и 2/7 (спортивный зал) — также являются памятниками архитектуры и внесены в список охраняемых объектов.

Статус охраняемой зоны имеет треугольный в плане квартал, образованный улицами Богдановича, Заборского и Сторожевской. Среди его застройки выделяется дом Бейлина (улица Заборского 3), построенный в середине[34] или в конце XIX века[47]. В 1875—1876 годах в слесарной мастерской владельца здания учился ремеслу студент Петербургского технологического института Михаил Рабинович, параллельно ведший активную народническую агитацию среди рабочих. В этом же квартале по адресу улица Богдановича 23 находится Третий дом советов — памятник архитектуры конструктивизма, построенный в 1936 году по проекту архитекторов Л. Денисова и В. Вараксина. В 1930-е годы Домами советов называли здания, построенные специально для советских служащих и рабочих[32]. Большинство квартир в доме были 3-ёх- и 4-ёхкомнатными, жили в нём преимущественно семьи офицеров. Архитектор Анатолий Воинов критиковал планировку квартир, между тем отмечая высокую архитектурно-художественную выразительность фасада, достичь которой удалось благодаря удачному использованию облицовки разных цветов и фактуры, а также немного выступающих пилястр[32]. 24 июня 1941 года во время бомбардировки города люди укрылись в бомбоубежище, оборудованном в подвале здания. Однако, взорвавшаяся неподалёку бомба вызвала пожар, который унёс жизни около сотни человек[33]. Ныне в здании кроме прочего располагается продуктовый магазин «Траецкі» («Троицкий»).

Крупнейшим по размерам объектом на территории предместья является театр оперы и балета, расположенный в центре сквера, параллельно являющегося площадью Парижской коммуны. Здание театра была построено в 1935—1937 годах на месте древнего Троицкого рынка. По изначальному проекту Георгия Лаврова планировалось возведение поистине громадного сооружения. 11 июля 1933 года в день годовщины занятия Минска Красной Армией в 1920 году здание было заложено, но через некоторое время было решено отказаться от этого проекта в пользу менее грандиозного, но более осуществимого проекта архитектора Иосифа Лангбарда. Во время Великой Отечественной войны само здание значительно пострадало, богатые интерьеры были вывезены в Германию. После освобождения Минска здание театра был реконструировано, первая после войны постановка была осуществлена в 1947 году. В 1950 году вокруг театра был разбит сквер по эскизу самого Лангбарда. В первом квартале 2006 года началась реконструкция Театра оперы и балета, в результате которой зданию был возвращён вид, заложенный его архитектором. Завершилась реконструкция в 2008 году[51][52].

Памятником классицизма является административное здание Министерства обороны Республики Беларусь по улице Коммунистической 1. Оно было построено в 1945—1946 годах на месте «Белой церкви» и женского духовного училища как административное здание штаба Белорусского военного округа. По другим сведения, здание было возведено на базе женского духовного училища, построенного в 1867—1870 годах[35].

Музеи и выставки

На территории предместья действуют несколько музеев. Филиал Государственного музея истории театральной и музыкальной культуры Беларуси «Гостиная Владислава Голубка» расположен по адресу Старовиленская 14. Экспозиция музея рассказывает о жизни и творчестве Владислава Голубка, в неё представлены личные его вещи, фотоснимки, документы, художественные произведения и афиши театра Голубка. Из-за того, что после ареста и расстрела Владислава Иосифовича архив его театра был уничтожен, экспозиция музея, по словам сотрудников, собиралась по крохам. Для её формирования использовались материалы из Белорусского государственного архива-музея литературы и искусства и Государственного музея истории белорусской литературы[53][54].

В доме номер 13 по улице Богдановича 13 расположен Государственный музей истории белорусского литературы. Музей был основан 6 ноября 1987 года и является одним из крупнейших литературных музеев Белоруссии. Экспозиция музея состоит из коллекций рукописей, редких книг, фотографий, произведений искусства, личных вещей и документов белорусских писателей. Фонд музея насчитывает более 50 тысяч единиц хранения[55].

Литературный музей Максима Богдановича находится неподалёку от несохранивщегося дома, в котором классик белорусской литературы родился 27 ноября 1891 года (улица Богдановича 7а). Музей был открыт в мае 1991 к столетию со дня рождения поэта. Экспозиция музея размещена «Жизненный и творческий путь Максима Богдановича» в пяти залах, каждый из которых посвящён определённому периоду из жизни Максима Богдановича[56]. Одним из первых экспонатов музея был рукописный сборник стихов «Зеленя» на русском языке[57].

Кроме перечисленных музеев, разнообразные выставки проходят и в других учреждениях. Например, в частной галерее «Знаменитые мастера» (белор. Славутыя майстры), расположенной по адресу Коммунальная набережная 6, представлены произведения современного белорусского декоративно-прикладного искусства[58]. В «Доме природы» (улица Богдановича 9а) регулярно проводятся различные выставки, посвящённые миру природы[59][60][61]. В Национальном выставочном центре «БелЭкспо» (улица Янки Купалы 27) проходят международные и национальные выставки разнообразной тематики[62]. В здании Троицкой аптеки (улица Сторожевская 3) выставлены некоторые виды аптечной посуды, старые фармацевтические книги[17]. По адресу Коммунальная набережная 2 находится художественная галерея «Бомонд»[63].

Улицы и площади

В таблице приведена информация о микротопонимах (названиях улиц и площадей) предместья в их исторической динамике. Основные источники: статьи «Топонимия улиц и площадей Минска в XIX — начале XX веках» И. Сацукевича[16] и «Названия минских улиц за последнее столетие: тенденции, загадки, парадоксы» В. Бондаренко[64].

Современное название Первоначальное название Другие названия
Максима Богдановича улица Большая Борисовская улица[65] Александровская улица (начало ХІХ века — 1919)
Коммунальная улица (1919—1936)
Максима Горького улица (1936—1991)
Архитектора Заборского улица 1-й семинарский переулок Коммунальный переулок (1957—2004)
Коммунальная набережная Александровская набережная
Коммунистическая улица Михайловская улица (часть)
Госпитальная улица (часть) 		2-я Михайловская улица
Чапского улица (1919—1920)[65]
Мопровская улица (1922—1946)
Калинина улица (1946—1961)
Куйбышева улица Плебанские Мельницы улица Плебанская улица (начало ХІХ века — 1866)
Широкая улица (1866—1935)
Парижской коммуны площадь Троицкая гора площадь Троицкий рынок площадь (конец ХVI — начало ХІХ века)
Троицкая площадь (начало ХІХ века — 1919)
Алоизы Пашкевич улица (с 1974)
Старовиленская улица Виленская набережная[66] Виленская улица
Сторожевская улица Старостинская слобода улица (часть)
Радашковская улица (часть)
Троицкая улица (часть) 		Старослободская улица (1866—1987)
Чичерина улица Георгиевская улица (до 1922)
Янки Купалы улица Троицкая улица (часть)
Егоровская улица (часть) 		Полицейская улица (часть, 1866—1919)
Набережная улица (часть)
Пролетарская улица (часть)
Октябрьская улица (1919—1948)
Ивана Луцкевича улица (часть, 1941—1944)
Не существует (с 1950-х) Белоцерковная улица Краснознамённая улица (в советское время)
нет данных Глебоборисовская улица[12] нет данных
нет данных Могилёвская улица[12] нет данных
нет данных Монастырская улица нет данных

Напишите отзыв о статье "Троицкое предместье"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Боровой, 2000.
  2. ↑ Баравы, 2001.
  3. ↑ [minchanin.esmasoft.com/maps/1903/index.html «План губернского города Минска (1903)» с исправлениями и дополнениями И. Сацукевича] // Гісторыя Мінска. — 1-е выданне. — Мн.: БелЭн, 2006. — С. 196—197.
  4. ↑ [minchanin.esmasoft.com/maps/1800-2004/index.html Карта «Формирование территории г. Минска (1800—2004)»] // Гісторыя Мінска. — 1-е выданне. — Мн.: БелЭн, 2006. — С. 550—551.
  5. ↑ [minsk-tourism.by/places_troi/ Троицкое предместье]. Официальный туристический портал Минска.  (Проверено 14 декабря 2010)
  6. ↑ 1 2 3 4 5 Ярмоленка, 2008.
  7. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Памяць, 2001, с. 553.
  8. ↑  (белор.) Гісторыя Мінска. 1-е выданне. Мн.: БелЭн, 2006. — С. 223.
  9. ↑ 1 2  (белор.) Кулагін А. М. Праваслаўныя храмы на Беларусі: Энцыкл. даведнік / А. М. Кулагін; маст. І. І. Бокі. — 2-е выд. — Мн.: БелЭн, 2001. — С. 269.
  10. ↑  (белор.) Баравы Р. В. Гістарычная тапаграфія горада // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. — Кн. 1-я. — Мн.: БЕЛТА, 2001. — С. 541.
  11. ↑ 1 2  (белор.) Пазняк 3. С. Рэха даўняга часу: Кн. для вучняў. — Мн.: Народная асвета, 1985.
  12. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Боровой Р., 1997.
  13. ↑  (белор.) Лакотка А. І. Сілуэты старога Мінска. Нарысы драўлянай архітэктуры. — Мн.: Полымя, 1991. — С. 31.
  14. ↑  (белор.) Беларусы: У 8 т. — Т. 2. Дойлідства / А. І. Лакотка; Ін-т мастацтвазнаўства, этнаграфіі і фальклору; Рэдкал.: В. К. Бандарчык, М. Ф. Піліпенка, А. І. Лакотка. — Мн.: Тэхналогія, 1997. — С. 72.
  15. ↑ 1 2 3 Шпилевский, 1992.
  16. ↑ 1 2 3 4  (белор.) Сацукевіч I. Тапанімія вуліц і плошчаў Менска ў ХІХ — пачатку ХХ века // Беларускі калегіюм, 4 июня 2008.
  17. ↑ 1 2 3 4 [minsk-old-new.com/minsk-2866-ru.htm Троицкое предместье] // Сайт «Минск старый и новый».  (Проверено 14 декабря 2010).
  18. ↑ Боровой, 2000, с. 543.
  19. ↑ 1 2  (белор.) Дзянісаў У. М. На Траецкай гары // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. Кн. 1-я. — Мн.: БЕЛТА, 2001. — С. 337.
  20. ↑  (белор.) Мінск. Стары і новы / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі — Мн.: Харвест, 2007. — С. 54.
  21. ↑ 1 2  (белор.) Дзянісаў У. М. Першы касцёл // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. Кн. 1-я. — Мн.: БЕЛТА, П15 2001. — С. 310.
  22. ↑ 1 2 [www.minsk-old-new.com/minsk-2826.htm Суворовское военное училище]. // Сайт «Минск старый и новый».  (Проверено 14 декабря 2010).
  23. ↑  (белор.) Ігумен Нікан (Лысенка). Духоўная семінарыя // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. Кн. 2-я. — Мн.: БЕЛТА, 2002. — С. 456.
  24. ↑  (белор.) Кулагін А. М. Каталіцкія храмы на Беларусі: Энцыкл. даведнік / А. М. Кулагін; маст. І. І. Бокі. — 2-е выд. — Мн.: БелЭн, 2001. — С. 188.
  25. ↑ 1 2 3 Мінск. Стары і новы, 2007, с. 59.
  26. ↑  (белор.) Яцкевіч З. Л. Невядомая уніяцкая царква // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. Кн. 1-я. — Мн.: БЕЛТА, 2001. — С. 339.
  27. ↑ Мінск. Стары і новы, 2007, с. 53.
  28. ↑ Шыбека, 1994, с. 118.
  29. ↑ Шыбека, 1994, с. 114.
  30. ↑ 1 2 3 4 Будынак, 2007.
  31. ↑ Куркоў, 2002, с. 11.
  32. ↑ 1 2 3  (белор.) [mensk.by/modules.php?name=Articles&pa=showarticle&articles_id=15 ІІІ Дом Саветаў] // Сайт «МЕНСК.BY».  (Проверено 14 декабря 2010).
  33. ↑ 1 2  (белор.) 3-і Дом Саветаў, вул. М. Горкага, 23 // Мінск. Стары і новы / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі — Мн.: Харвест, 2007. — С. 57.
  34. ↑ 1 2 3 4 5 [busel.org/texts/cat3kd/id5wwlfez.htm Постановление Совета Министров Республики Беларусь от 14 мая 2007 г. № 578 «Аб статусе гісторыка-культурных каштоўнасцей»]. — С. 49-51.  (Проверено 14 декабря 2010).
  35. ↑ 1 2 Валажынскі, 2007.
  36. ↑ Мінск. Стары і новы, 2007, с. 60.
  37. ↑ [www.nbrb.by/Coinsbanknotes/OutOfCirclBanknotes.asp?id=49 Выведенные из обращения банкноты Национального банка Республики Беларусь. 5 000 рублей]. Национальный банк Республики Беларусь. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gOvlL5 Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  38. ↑ [minds.by/news/20060508.html У минских суворовцев появился свой храм] // Минские духовные школы.
  39. ↑  (белор.) [nn.by/index.php?c=ar&i=26226 У Менску з’явіліся скверы «Траецкая гара», «Старосцінская слабада» ды Лютэранскі] // Наша Ніва, 14 мая 2009.
  40. ↑ 1 2 3 [minsk-old-new.com/minsk-3217.htm Вторая городская клиническая больница]. Минск старый и новый. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gPymho Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  41. ↑ Мінск. Стары і новы, 2007, с. 62.
  42. ↑ Бубновский Д. [www.ais.by/article/37094 Исторический шанс исторического центра Минска] // Архитектура и строительство. — № 2, 2005.
  43. ↑ [nn.by/?c=ar&i=51782 У доме, які будуе Юрый Чыж, раскупілі кватэры за мільён даляраў] // Наша Ніва. — 16 марта 2011.
  44. ↑ [realt.onliner.by/2012/10/16/mnenie-12 Мнение: современная архитектура Минска достойна одного слова — лабуда]
  45. ↑ [realt.onliner.by/2012/07/06/troitskoe Жилой дом «У Троицкого»: слава Эйфелевой башни или архитектурный провал (мнения экспертов)]
  46. ↑ К ним относятся здания по адресам: ул. Богдановича, 3, 7, 7а, 9, 9а, 11, 13, 15, 17, 17а, 19, 21; Коммунальная набережная, 4, 6, 8; ул. Старовиленская, 2, 4, 6, 8, 12, 14, 16; ул. Сторожевская, 3, 5.
  47. ↑ 1 2 3 [globus.tut.by/minsk/index2.htm#zaborskogo3_dom_bejlina Минск] // Сайт «Глобус Беларуси». — С. 2.  (Проверено 14 декабря 2010).
  48. ↑ [globus.tut.by/minsk/index2.htm#zaborskogo3_dom_bejlina Минск]. Глобус Беларуси. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gTCOuD Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  49. ↑ 1 2 [minsk-old-new.com/minsk-3154-ru.htm Улица Максима Богдановича]. Минск старый и новый. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gVXr6j Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  50. ↑ Шпилевский, 1992, с. 144-145.
  51. ↑ [minsk-old-new.com/minsk-2712.htm Площадь Парижской коммуны]. Минск старый и новый. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gYKW60 Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  52. ↑ Дойлідства, 1997.
  53. ↑ [www.interfax.by/article/8122 Музеи столицы и их филиалы]. Interfax.by. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gaduNP Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  54. ↑ [www.minsk-old-new.com/minsk-3047-ru.htm Гостиная Владислава Голубка]. Минск старый и новый. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/611SJFmye Архивировано из первоисточника 18 августа 2011].
  55. ↑  (белор.)[www.musey.moy.su Дзяржаўны музей гісторыі беларускай літаратуры]. Літаратурныя музеі Беларусі. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gcxy0M Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  56. ↑  (белор.)[litmuseums.iatp.by/bogdan/by/expose.html Літаратурны музей Максіма Багдановіча]. Літаратурныя музеі Беларусі. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610geaSLD Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  57. ↑ [minsk-old-new.com/minsk-2744-ru.htm Литературный музей М. Богдановича]. Минск старый и новый. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gff2gd Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  58. ↑ [www.artfolk.by/o-kompanii.html О компании]. Галереи ремёсел «Славутасць». Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610ghpvBx Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  59. ↑ [afisha.360.by/expo.jsp?id=17891 Выставка «Животные дальних стран»]. 360.by. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gipEjQ Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  60. ↑ [vabank.by/index.php?id=6436 Оспищева О. Выставка «Птицы удивляют»]. Городская афиша // Ва-Банкъ: газета для минчан. — 29 июня. 2009. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gl3lh7 Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  61. ↑ [www.ramzesexpo.com/ru/news/index.php?id=44 Выставки «Рожденные морем» и «Каменный сад»](недоступная ссылка — история). RamzesExpo. Серия выставок. Проверено 14 декабря 2010.
  62. ↑ [www.belexpo.by/ Выставки: организация, расписание, график выставок]. выставочного центра «БелЭкспо». Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610gmO8t3 Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  63. ↑ [maps.interfax.by/details/feed.view?city_id=4&type=2&object_id=14675 Карта Минска. Бомонд, Галерея]. Интерфакс.by. Проверено 14 декабря 2010. [www.webcitation.org/610goQlji Архивировано из первоисточника 17 августа 2011].
  64. ↑ Бондаренко В. [minsk-old-new.com/minsk-2908-ru.htm Названия минских улиц за последнее столетие: тенденции, загадки, парадоксы] // Сайт «Минск старый и новый».  (Проверено 14 декабря 2010).
  65. ↑ 1 2 Сацукевіч, 2007.
  66. ↑ [minchanin.esmasoft.com/maps/1858/index.html План губернского города Минска (1858)] // Карповіч Т. А. Культурнае жыццё Мiнска I паловы XIX стагоддзя. — Мн.: Рыфтур, 2007. — С. 4—5. — ISBN 978-985-6700-57-9.

Литература

  •  (белор.) Бабкова В. [nn.by/2001/16/16.htm Стары Менск] // Наша Ніва. — 2001. — № 16.
  • Боровой Р. В. [archis-minsk.iatp.by/minskmi/article.php?article=3.html Историческая топография древнего Минска. Обзор источников и современное состояние проблемы] // Гістарычна-археалагічны зборнік. — Мн., 1997. — № 12.
  • Боровой Р. В. [www.rusarch.ru/borovoy1.htm Минские древности. «Старый город» средневекового Минска по письменным источникам] // Гістарычна-археалагічны зборнік. — Мн., 2000. — № 15.
  •  (белор.) Баравы Р. В. Дзе быў стары горад? // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. — Минск: БЕЛТА, 2001. — Т. 1. — С. 543. — 576 с.: іл. с. — ISBN 985-6302-33-1.
  •  (белор.) Будынак сувораўскай ваеннай вучэльні // Мінск. Стары і новы / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі. — Минск: Харвест, 2007. — 59 с.
  •  (белор.) Гісторыя Мінска. — 1-е. — Минск: БелЭн, 2006. — 696 с. — ISBN 985-11-0344-6.
  •  (белор.) Дойлідства // Беларусы: У 8 т. / А. І. Лакотка; Ін-т мастацтвазнаўства, этнаграфіі і фальклору; Рэдкал.: В. К. Бандарчык, М. Ф. Піліпенка, А. І. Лакотка. — Минск: Тэхналогія, 1997. — Т. 2. — 391 с. — ISBN 985-6234-28-X.
  •  (белор.) Карповіч Т. А. Культурнае жыццё Мінска I паловы XIX стагоддзя. — Минск: Рыфтур, 2007. — 64 с. — ISBN 978-985-6700-57-9.
  •  (белор.) Кулагін А. М. Каталіцкія храмы на Беларусі: Энцыкл. даведнік / А. М. Кулагін; маст. І. І. Бокі. — 2. — Минск: БелЭн, 2001. — 216 с. — ISBN 985-11-0199-0.
  •  (белор.) Кулагін А. М. Праваслаўныя храмы на Беларусі: Энцыкл. даведнік / А. М. Кулагін; маст. І. І. Бокі. — 2. — Минск: БелЭн, 2001. — 328 с. — ISBN 985-11-0190-7.
  •  (белор.) Куркоў І. М. Мінск незнаёмы. 1920—1940. — Мн.: Харвест, 2002. — С. 238. — ISBN 978-985-6700-57-9.
  •  (белор.) Лакотка А. І. Сілуэты старога Мінска. Нарысы драўлянай архітэктуры. — Мн.: Полымя, 1991. — 126 с.
  • [minchanin.esmasoft.com/books/minsk67/index.html Минск. Краткий справочник]. — Минск: Полымя, 1967.
  •  (белор.) Мінск. Стары і новы / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі. — Минск: Харвест, 2007. — 272 с. — ISBN 978-985-16-0092-8.
  •  (белор.) Пазняк 3. С. Рэха даўняга часу: Кн. для вучняў / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі. — Минск: Народная асвета, 1985. — С. 11.
  •  (белор.) Сацукевіч I. [baj.by/belkalehium/lekcyji/historyja/sacukievicz_01.htm Тапанімія вуліц і плошчаў Менска ў ХІХ — пачатку ХХ века] // Беларускі калегіюм. — 4 июня 2008.
  •  (белор.) Сацукевіч І. Гісторыя і сучаснасць урбананімікі Гродна і Мінска (параўнаўчы аналіз) // [mestechki.info/conference/5sac.htm Гарады Беларусі ў кантэксце палітыкі, эканомікі, культуры: зборнік навук. артыкулаў] / Гродз. дзярж. ун-т; рэдкалегія: І. П. Крэнь, І. В. Соркіна (адк. рэдактары) [і інш.]. — Гродна: ГрДУ, 2007.
  •  (белор.) Спадарожнік па Менску. Менгарсавет і газэта «Рабочий», 1930 // Куркоў І. М. Мінск незнаёмы. 1920—1940. — Минск: Харвест, 2002. — 238 с. — ISBN 985-04-0535-X.
  •  (белор.) Троіцкая гара, Траецкая гара, Траецкае прадмесьце // Памяць: Гісторыка-дакументальная хроніка Мінска. У 4 кн. — Мн.: БЕЛТА, 2001. — Т. 1. — С. 553. — 576 с.: іл. с. — ISBN 985-6302-33-1.
  • Чирский Н. А., Чирский Е. Н. Минск: Путеводитель. — Минск: Университетское, 2002. — 96 с. — ISBN 985-09-0447-X.
  • Шпилевский П. М. Путешествие по Полесью и белорусскому краю. — Минск, 1992.
  •  (белор.) Штаб Беларускай ваеннай акругі // Мінск. Стары і новы / Аўт.-склад. У. Г. Валажынскі; пад. рэд. З. В. Шыбекі. — Минск: Харвест, 2007. — С. 59.
  • Шыбека З. В., Шыбека С. Ф. Мінск: Старонкі жыцця дарэвалюцыйнага горада / Пер. з рускай мовы М. Віжа; Прадмова С. М. Станюты. — Мн.: Полымя, 1994. — 341 с. — ISBN 5-345-00613-X.
  •  (белор.) Ярмоленка А. [media.catholic.by/nv/n44/art7.htm Мінская Фара] // Наша Ніва. — 2008. — № 2 (44).

Ссылки

  •  (белор.) [www.radzima.org/pub/pomnik.php?lang=by&nazva_id=mememens33 Траецкае прадмесьце] // Сайт «Radzima.org».  (Проверено 14 декабря 2010).
  • [minchanin.esmasoft.com/walks/trinity/index.html Прогулка по Троицкому предместью] // Сайт «Библиотека Минчанина».  (Проверено 14 декабря 2010).
  • [minsk-old-new.com/minsk-2866-ru.htm Троицкое предместье] // Сайт «Минск старый и новый».  (Проверено 14 декабря 2010).
  • [globus.tut.by/minsk/troickoe_gallery.htm Фотографии Троицкого предместья] // Сайт «Глобус Беларуси».  (Проверено 14 декабря 2010).
  • [wikimapia.org/6343/ru/Троицкое-предместье Троицкое предместье] (границы указаны неверно) // Викимапия.  (Проверено 14 декабря 2010).
  • [maps.interfax.by/minsk/ab657:4ac111:17.80 Троицкое предместье на 3D-карте] // Сайт «Интерфакс.by».  (Проверено 14 декабря 2010).


Отрывок, характеризующий Троицкое предместье

Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.


По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.


На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Троицкое_предместье&oldid=80322017»