Яковлев, Андрей Иванович

Андрей Иванович Яковлев
укр. Андрій Іванович Яковлів
Дата рождения:	29 ноября 1872(1872-11-29)
Место рождения:	Чигирин, Киевская губерния
Гражданство:	Российская империя Украинская держава УНР
Дата смерти:	14 мая 1955(1955-05-14) (82 года)
Место смерти:	Нью-Йорк, США

Андре́й Ива́нович Я́ковлев (укр. Андрій Іванович Яковлів; 29 ноября (11 декабря) 1872, Чигирин Киевской губернии (теперь Черкасской области Украины) — 14 мая 1955, Нью-Йорк, США) — украинский общественно-политический и государственный деятель, историк права, педагог, профессор (1928), дипломат. Глава правительства Украинской Народной Республики в изгнании (1944—1945).

Биография

Ранние годы. Деятельность до революции

Сын мелкого чиновника. В 1886 г. окончил уездное училище в Чигирине и продолжил образование в Киевской духовной семинарии, которую окончил с отличием в 1894 г.

В 1894—1898 гг. работал учителем в городской школе в Черкассах.

Учился в 1898—1902 гг. на юридическом факультете Дерптского университета, тема дипломной работы — «Черкасский уезд в XV—XVII вв.». Государственные экзамены сдал в 1904 г. в Киевском университете, получив диплом с отличием.

С 1905 г. работал в Киевской казенной палате, а с 1908 — адвокатом. Был членом редколлегии газеты «Рада», киевского отделения общества «Просвита». Близко сотрудничал с Дмитрием Дорошенко.

С 1910 г. был помощником юрисконсульта, затем — юрисконсультом Киевской городской управы. Одновременно в 1911—1918 гг. преподавал основы права и законоведения в Киевской 1-й коммерческой школе. Много публиковался по общественной и исторической тематике, участвовал в археологических раскопках, исследовал архивы Варшавы и Киева.

Деятельность после революции

После Февральской революции — член Центральной рады Украинской Народной Республики, а с марта 1918 — директор её канцелярии. Параллельно читал курс по государственному бюджету в Народном университете Киева.

В апреле-июле 1918 г. — чрезвычайный посол Украинской державы в Австро-Венгрии, в августе 1918-январе 1919 гг. — директор Департамента иностранных сношений МИД Украинской державы (УНР). Оба раза представление на должность для Яковлева делал Дорошенко.

С приходом к власти Директории УНР в январе 1919 г. назначен главой дипломатической миссии УНР в Голландии и Бельгии. После ликвидации миссии в 1923 году в статусе политического эмигранта поселился в Праге (Чехословакия).

В том же году защитил диссертацию в Украинском свободном университете и стал работать на факультете права и общественных наук. Преподавал историю украинского права, гражданский процесс и право, морское и речное право, государственное право, историю судового устройства и судопроизводства на Украине. Занимал должности доцента, профессора и заведующего кафедрой (с 1935).

В 1924—1926 гг. секретарь, в 1926—1930 гг. — референт Университета по экономическим вопросам. Дважды в 1930 и 1944 гг. избирался ректором Украинского свободного университета. Одновременно был профессором Украинской хозяйственной академии в Подебрадах, а в 1939 — директором Украинского научного института в Варшаве.

Сыграл заметную роль в деятельности Государственного центра Украинской Народной Республики в изгнании, занимал в нем некоторое время пост министра юстиции, а в 1944—1945 гг. исполнял обязанности председателя правительства УНР в изгнании.

После Второй мировой войны жил в Бельгии, а с 1952 года в США.

Умер в Нью-Йорке. Похоронен на украинском православном кладбище в Саут-Баунд-Брук.

Общественная деятельность

Был организатором Общества украинских адвокатов в Киеве (1917) и одним из основателей украинского юридического общества. В эмиграции входил в состав Украинского академического комитета, Украинского общества Лиги Наций, Украинского историко-археологического общества, Украинского юридического общества в Чехословакии, Украинской научной ассоциации в Праге и некоторых др. обществ и объединений.

Научная деятельность

Как ученый А. Яковлев заявил о себе ещё в дореволюционное время монографией «Відрубна межа Московської держави» (1916) и несколькими фундаментальными научными публикациями, подготовленными на основе архивных материалов Киевской городской управы и Киевского магистрата.

Наиболее плодотворная творческая деятельность Яковлева развернулась в годы эмиграции. Вместе с Р. Лащенко и Н. Д. Чубатым он стал зачинателем украинской историко-правовой науки в диаспоре, опубликовал ряд работ по гражданскому праву и процессу, публицистических статей и др.

К научным приоритетам автора принадлежало исследование договорно-правовых взаимоотношений между Украиной и Россией после 1654 года. В работах «До 1654» (1927), «Статті Богдана Хмельницького в редакції 1659» (1928), «Московські проекти договірних пунктів з гетьманом Іваном Виговським» (1933) и особенно в фундаментальной монографии «Українсько-московські договори в XVII—XVIII віках» (1934) дан анализ условий перехода Украины «под руку» русского царя, государственно-правовой статус Украины после 1654 года.

Важное место в творчестве А. Яковлева занимало изучение иностранного влияния на украинское право. Этой проблеме посвящены монографии: «Впливи старочеського права на право українське литовської доби XV—XVI ст.» (1929), «Німецьке право в працях українських правників XVIII ст.», «Німецьке право та його вплив на українське право з XVI по XIX століття» (обе — 1942). Другие научные работы А. Яковлива: «Теорія доказів у цивільному процесі» (1923), «Паризька трагедія» (1930), «Українське звичаєве процесуальне право», «Про копні суди на Україні» (обе — 1931), «До історії кодифікації українського права XVIII в.», «Основи Конституції УНР», «Історичні традиції української державності» (все три — 1937), «Український кодекс 1743 року „Права, по которым судится малороссийский народ“. Його історія, джерела та систематичний виклад змісту» (1949), «Цивільне право», «Цивільний процес», «Торгівельне право».

Свидетельством научного авторитета А. Яковлева стало избрание его в Украинское научное общество в Киеве (1907), Научное общество имени Тараса Шевченко во Львове (1926), Украинскую Могилянско-Мазепинскую академию наук (1938) и Украинскую вольную академию наук.

Источники

• Усенко І. Б., Вислобоков К. А. Яковлів Андрій Іванович. В кн.: Мала енциклопедія етнодержавознавства. К., 1996;
• Яковлівські читання. Черкаси, 2000.

Ссылки

• [leksika.com.ua/17180401/legal/yakovliv ЯКОВЛІВ Андрій Іванович] (укр.)

Отрывок, характеризующий Яковлев, Андрей Иванович

– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.