Японское участие в Сибирской интервенции

Сибирская экспедиция (яп. シベリア出兵 Сибэриа сюппэй) японских войск (1918—1922) — участие армии Японской империи в интервенции стран Антанты во время гражданской войны в России.

Предыстория

Сразу после Октябрьской революции, в ходе которой к власти пришли большевики, был объявлен «Декрет о мире» — и, в результате заключенного между ленинским правительством и Германией Брестского мирного договора, советская Россия вышла из Первой мировой войны. С первыми известиями об Октябрьской революции японское правительство стало разрабатывать планы захвата русских дальневосточных территорий.

3 декабря 1917 года собралась специальная конференция с участием США, Великобритании, Франции и союзных им стран, на которой было принято решение о разграничении зон интересов на территориях бывшей Российской империи и установлении контактов с национально-демократическими правительствами. Не имея достаточно войск, Великобритания и Франция обратились с просьбой о помощи к США. Тем временем 12 января 1918 года японский крейсер «Ивами» вошёл в бухту Владивостока для «защиты интересов и жизни проживающих на российской земле японских подданных», при этом утверждалось, что японское правительство не намерено «вмешиваться в вопрос о политическом устройстве России». Несколько дней спустя во Владивосток прибыли военные корабли США и Китая.

18 февраля 1918 года Верховный совет Антанты принял решение об оккупации японскими войсками Владивостока и Харбина, а также зоны КВЖД. Однако США, опасавшиеся чрезмерного усиления Японии в северо-западной части Тихого океана, потребовали от неё обязательства не предпринимать широких операций без ведома и согласия Антанты, а также вывести свои войска после достижения целей интервенции. 16 марта японское правительство дало такие заверения.

Интервенция

4 апреля 1918 года во Владивостоке были убиты двое японских служащих коммерческой компании. На следующий день, не дожидаясь расследования дела, японцы высадили в город десант под предлогом защиты японских подданных, вслед за японцами высадились англичане.

29 июня 1918 года с помощью восставших чехословаков во Владивостоке была свергнута советская власть. 2 июля 1918 года Верховный военный совет Антанты принял решение расширить масштабы интервенции в Сибири. Президент США Вудро Вильсон попросил Японскую империю о выделении 7 тысяч человек в состав 25-тысячного международного контингента, предназначенного для помощи в эвакуации с российской территории чехословацкого корпуса. После бурных дебатов в парламенте администрация премьер-министра Тэраути Масатакэ согласилась на предоставлении 12 тысяч человек, но при условии, что японский контингент не будет частью международных сил, а получит собственное командование. К октябрю 1918 года численность японских войск в России достигла 72 тысяч человек (в то время как американский экспедиционный корпус насчитывал 10 тысяч человек, а войска других стран — 28 тысяч человек), они оккупировали Приморье, Приамурье и Забайкалье. Чтобы отторгнуть от России дальневосточные территории, японцы вынашивали план создания на них буферного государства под протекторатом Японии. В 1919 году японский представитель вёл переговоры с атаманом Семёновым, предлагая ему возглавить такое государство. Кроме того, японцы оказали большую помощь атаману Семенову при формировании Особого Маньчжурского Отряда (ОМО), действовавшего против большевиков в Забайкалье. По неполным данным от них было получено более 4-х млн. рублей. По сообщениям газеты «Забайкальская новь» от 30 июля 1919 года белым поставили 30 орудий, 50 тыс. снарядов, 20 тыс. винтовок, 40 млн патронов, 100 пулеметов с двумя млн. патронов. В наступлении на Читу в августе 1918 года ОМО Семенова поддержала Сводная бригада Японской императорской армии под командованием генерал-лейтенанта Фудзия. 6 сентября 1918 года объединенный авангард ОМО и японских войск вступил в Читу. Третья дивизия императорской армии после захвата Читы выделила из своего состава отряд генерал-майора Юхары для оккупации Амурской железной дороги, которая к 12 сентября была полностью очищена от красных. К 20 сентября 1918 года отряд Фудзии был отозван из Забайкалья. Охрану железной дороги взяли на себя подразделения Третьей дивизии императорской армии. Позднее её сменила Пятая дивизия генерала Судзуки. Активное участие японцы приняли и в подавлении Ингодинского восстания осенью 1919 года. В начале 1920 года японские части сражались против партизан за Сретенск. Как сообщило 29 июля 1920 года «Дальневосточное обозрение», в Забайкалье находилось 30 тыс. японских солдат и офицеров, из которых 27 тыс. расположились в Чите. Кроме Читы, наиболее крупный японский гарнизон находился в Нерчинске. Тем временем на Дальнем Востоке японцы скупали у вернувшихся русских собственников земельные участки, заводы, приобретали различные концессии. Все лучшие рыболовные участки на тихоокеанском побережье были захвачены японскими рыбопромышленниками. За многие материалы и продукты японцы вообще отказывались платить. Так начальник 8 участка службы пути доносил, что «японцы за взятые ими материалы денег вносить не хотят, ссылаясь, что таковых у них нет: между тем материалы требуют настойчиво». Не церемонились японские военные и с местным населением: из Меморандума временного правительства — Приморской областной земской управы советнику японской дипломатической миссии в Сибири (март 1920 года): «1. …. 5. 18 января с. г. Василий Иванченко на разъезде Краевском арестован японским отрядом и расстрелян. 6. В июле 1919 г. японским отрядом отобрано имущество, принадлежавшее крестьянину д. Архангеловки, Успенской волости, Иманского уезда, Тарасу Коваленко, на 250 тыс. руб. 7. 8 февраля с. г. японским гарнизоном расстрелян в Черниговке, Никольск-Уссурийского уезда, ни в чем неповинный русский гр. Опанасенко. …. 9. 25 февраля с.г. японскими войсками убиты и расстреляны следующие лица: около разъезда Гедике ремонтный рабочий Федор Дворняк, на ст. Вяземской рабочий Иван Безкровный и путевой сторож 608 версты Гордей Цибунский с женою и двумя детьми….». Действия интервентов вызвали сопротивление местного населения: только в Приамурье весной 1919 года действовало 20 партизанских отрядов, насчитывавших (по японским оценкам) 25 тысяч бойцов. Разгром Колчака в конце 1919 — начале 1920 года заставил США и другие державы начать вывод войск, который был завершён к апрелю (американские корабли оставались во Владивостоке до 1922 года), однако численность японских войск там продолжала увеличиваться. Николаевский инцидент, случившийся в марте 1920 года, был использован японским правительством в качестве обоснования необходимости продолжения присутствия японских войск на российском Дальнем Востоке. Затем Япония оккупировала Северный Сахалин и заявила, что её войска останутся там вплоть до образования «общепризнанного правительства в России», а также «благоприятного разрешения николаевского инцидента».

Вывод войск

Чтобы предотвратить прямое военное столкновение с Японией, в 1920 году советское правительство предложило создать на востоке страны отдельное буферное государство. Япония согласилась с этой идеей, надеясь со временем превратить новое государство в свой протекторат. 6 апреля 1920 года была провозглашена Дальневосточная республика (ДВР), контролировавшая на тот момент лишь территорию Западного Забайкалья, затем её признали власти Приамурья; на территории Восточного Забайкалья существовала семёновская Российская Восточная окраина, в Приморье — Временное правительство Приморской областной земской управы.

14 мая 1920 года командующий японскими войсками на Дальнем Востоке генерал Юи Мицуэ объявил о согласии вести переговоры с ДВР. Японцы предложили создать западнее Читы нейтральную зону, которая бы отделила части НРА от японских и семёновских войск. 24 мая на станции Гонгота начались официальные переговоры ДВР и японского командования. Как предварительное условие было принято, что «НРА и экспедиционные силы японской империи не вели и не ведут войну, случаи столкновения, вызванные взаимным непониманием, должны рассматриваться как печальные недоразумения».

Делегация ДВР стремилась увязать заключение перемирия с тремя условиями:

1. Эвакуацией японцев с территории ДВР,
2. Отказом японцев от поддержки Г. М. Семёнова,
3. Достижением перемирия на всех фронтах, включая партизанские.

Японцы отказались от эвакуации войск, ссылаясь на угрозу Корее и Маньчжурии, потребовали признать Семёнова за равноправную сторону при переговорах об объединении дальневосточных областных властей, и стремились ограничиться лишь соглашением с НРА, чтобы разгромить восточно-забайкальских партизан. В начале июня переговоры прервались из-за отказа делегации ДВР признать «правительство Российской Восточной окраины» как равноправную сторону на будущих переговорах об объединении областных правительств.

Тем не менее общая ситуация складывалась невыгодным для белых войск образом, и 3 июля японское командование опубликовало декларацию об эвакуации своих войск из Забайкалья. 10 июля были возобновлены переговоры между японским командованием и ДВР, и 17 июля было заключено Гонготское соглашение. К 15 октябрю японские войска покинули территорию Забайкалья.

США с тревогой следили за действиями Японии. 9 февраля 1921 года американский консул во Владивостоке опубликовал декларацию правительства США, в которой осудил нарушение территориальной целостности России. 26 мая 1921 года во Владивостоке произошёл военный переворот, в результате которого к власти пришло правительство Меркулова, опирающееся на японские войска. 31 мая 1921 года США снова направили Японии ноту с предупреждением, что они не признают никаких притязаний и прав, являющихся следствием японской оккупации Сибири.

Интервенция стоила Японии больших расходов (около 600 миллионов иен), а когда гражданская война фактически завершилась победой большевиков — надежды на колониальную эксплуатацию российского Дальнего Востока растаяли, что сделало дальнейшую дорогостоящую экспедицию бессмысленной. Оппозиционная партия Кэнсэйкай, представлявшая торгово-промышленные круги, неоднократно выступала за вывод японских войск из Сибири. Кроме того, противниками продолжения интервенции были представители японского флота, выступавшие за перераспределение средств в пользу военно-морских сил (что было невозможно при сохранении огромного экспедиционного корпуса в России); они пользовались поддержкой со стороны японских судостроительных компаний, имевших значительное влияние на правительство и прессу.

На состоявшейся в конце 1921 — начале 1922 годов Вашингтонской конференции Япония оказалась фактически в международной изоляции из-за своей дальневосточной политики. В условиях внешнего и внутреннего давления администрация Като Томосабуро была вынуждена вывести японские войска из Приморья. 25 октября 1922 года японские войска покинули Владивосток. Японская интервенция нанесла огромный ущерб хозяйству русского Дальнего Востока; кроме того, так и остался нерешённым вопрос о судьбе части золотого запаса России, переданного белогвардейцами Японии «на хранение».

После длительных переговоров 20 января 1925 года в Пекине была подписана советско-японская конвенция об установлении дипломатических отношений. К 15 мая 1925 года Япония обязалась вывести свои войска с Северного Сахалина.

Источники

• «История Востока» в 6 томах. Том V «Восток в новейшее время (1914—1945 гг.)» — Москва, «Восточная литература», 1995. ISBN 5-02-018102-1
• «Забайкальская белая государственность в 1918—1920 годах: Краткие очерки истории» В. И. Василевский. — Чита: Поиск, 2000. — 182 стр.
• «Борьба за Советскую власть в Забайкалье» В. И. Василевский. — Иркутск, ВСКИ, 1979. — 144 стр.
• «Японская интервенция 1918—1922 гг. в документах» И.Минц. — Москва, 1934 г. — 254 стр.

Отрывок, характеризующий Японское участие в Сибирской интервенции

– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.