1984 год в истории изобразительного искусства СССР
Поделись знанием:
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
1984 год был отмечен рядом событий, оставивших заметный след в истории советского изобразительного искусства.
Содержание
События
- Республиканская художественная выставка «Голубые просторы России» открылась в Москве с участием Николая Галахова, Владимира Саксона, Александра Татаренко, Николая Тимкова, Виталия Тюленева и других мастеров изобразительного искусства Российской Федерации.[1]
- Выставка произведений Исаака Израилевича Бродского к 100-летию со дня рождения художника открылась в Музее Академии художеств в Ленинграде.[2]
- Brodsky by Repin.jpg
- Brodski lenin.jpg
- Исаак Бродский - Портрет Климента Ворошилова в кабинете - 1929.jpg
Портрет К. Ворошилова. 1929
- В Тобольске открыт памятник Д. И. Менделееву скульптора В. Н. Никифорова.
- Выставка произведений ленинградских художников «Подвигу Ленинграда посвящается», к 40-летию полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР[3].
- Выставка произведений Марины Андреевны Козловской открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[4]
- Kozlovskaya Marina-At-the-moorage-ch07bw.jpg
У причала.
1978 - Kozlovskaya-Marina-Murmansk-fish-seaport-new396bw.jpg
Мурманский рыбный порт.
1966 - Kozlovskaya-Marina-Fortress-in-Old-Ladoga-7win50bw.jpg
- Kozlovskaya-Marina-Moorage-in-Murmansk-fish-seaport-new380bw.jpg
Причал рыбного порта.
1978
- Выставка произведений народного художника РСФСР Фомина Петра Тимофеевича открылась в залах Государственного Русского музея.
- Выставка произведений Александра Николаевича Самохвалова к 90-летию со дня рождения художника открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[5]
- Samokhvalov-Alexander-In-the-sun-7port34bw.jpg
Под солнцем.
1953 - Samokhvalov-Alexander-Cafe-Gurzuf-sbo10bw.jpg
Кафе «Гурзуф».
1956
- Выставка произведений Иосифа Натановича Зисмана открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[6]
- Выставка произведений Андрея Алексеевича Яковлева «Ленинградские километры БАМа» открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[7]
- Выставка произведений Александра Александровича Татаренко открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[8]
- Tatarenko-Alexander-Alexandrovich-30w.jpg
- Tatarenko-Alexander-Kazan-Cathedral-new305bw.jpg
- Tatarenko-Alexander-Odessa-shi-cemetery-jul54bw.jpg
Корабельное кладбище.
1953 - Tatarenko-Alexander-Sea-is-call-jul03bw.jpg
Море зовет.
1955
- Выставка произведений Марии Авраамовны Зубреевой и Сергея Ефимовича Захарова открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[9]
- Zubreeva-Maria-Girl-in-pink-zub19bw.jpg
Девочка в розовом.
1965 - Zubreeva-Maria-Autumn-in-Tadjikistan-zub22bw.jpg
Осень в Таджикистане.
1963
- Zakharov-Sergei-Still-life-with-pomegranates-zub47bw.jpg
Натюрморт с гранатами
- Zakharov-Sergei-Still-life-with-pears-zub45bw.jpg
Натюрморт с грушами
- Zakharov-Sergei-Still-life-on-the-silver-tray-zub46bw.jpg
Натюрморт на серебряном подносе
- Выставка произведений Дмитрия Петровича Бучкина открылась в залах Ленинградского отделения Союза художников РСФСР.[10]
Скончались
- 2 января — Шульц Гавриил Александрович, советский скульптор и педагог, Заслуженный художник РСФСР (род. в 1903).
- 27 марта — Казанцев Анатолий Алексеевич, русский советский живописец, график и педагог, Заслуженный деятель искусств РСФСР (род. в 1908)
- 3 мая — Котик Борис Васильевич, российский советский живописец (род. в 1921).
- 15 июня — Дашкевич Александр Диомидович, российский советский живописец (род. в 1912).
- 20 июня — Гагарина Лидия Ивановна, русский советский живописец и график (род. в 1902).
- 23 июня — Семёнов Александр Михайлович, русский советский живописец (род. в 1922).
- 13 октября — Виленский Зиновий Моисеевич, советский скульптор, Народный художник СССР, лауреат Сталинской премии (род. в 1899).
- 22 ноября — Томский Николай Васильевич, советский скульптор-монументалист, Народный художник СССР, Герой Социалистического Труда (род. в 1900).
Полная дата неизвестна
- Трошичев Александр Александрович, русский советский живописец, график и педагог (род. в 1908)
- Фёдоров Борис Фёдорович, русский советский живописец (род. в 1922).
- Gavriil Schultz 1924.jpg
Галерея
- Antipova-Willows-Daffodils-ant10bw.jpg
Е. Антипова.
Цветущая ива, каллы, нарциссы. 1984 - Kozell-Mikhail-At-the-cow-house-7win27bw.jpg
Козелл М.
У коровника. 1984 - Savinov-Gleb-Alexandrovich-Nevsky-Prospekt-new204bw.jpg
Г. Савинов.
Невский проспект. 1984 - PeterTheGreat.jpg
С. Кириллов.
Пётр Великий. 1984 - Туманы. 1984 г..jpg
Н. Пименов.
Туманы. 1984 - Рассвет 1984 Кирилл Голубенков.jpg
К. Голубенков.
Рассвет. 1984 - Chuprun-Evgeny-Feodosia-sbo26bw.jpg
Е. Чупрун.
Феодосия. 1984
Напишите отзыв о статье "1984 год в истории изобразительного искусства СССР"
Примечания
- ↑ Республиканская художественная выставка «Голубые просторы России». Живопись. Графика. Скульптура. Декоративно-прикладное и народное искусство. — М: Министерство культуры РСФСР, 1984.
- ↑ Бродский Исаак Израилевич. 1884—1939. Каталог выставки.. — Л: Искусство, 1984.
- ↑ «Подвигу Ленинграда посвящается». Выставка произведений ленинградских художников, посвященная 40-летию полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1989.
- ↑ Марина Андреевна Козловская. Каталог выставки. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Самохвалов Александр Николаевич. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Иосиф Натанович Зисман. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Андрей Алексеевич Яковлев. Ленинградские километры БАМа. Каталог выставки. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Татаренко Александр Александрович. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Мария Авраамовна Зубреева. Сергей Ефимович Захаров. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1984.
- ↑ Дмитрий Петрович Бучкин. Выставка произведений. Каталог. — Л: Художник РСФСР, 1984.
См. также
Источники
- Республиканская художественная выставка «Голубые просторы России». Живопись. Графика. Скульптура. Декоративно-прикладное и народное искусство. М., Министерство культуры РСФСР, 1984.
- «Подвигу Ленинграда посвящается». Выставка произведений ленинградских художников, посвященная 40-летию полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1989.
- Бродский Исаак Израилевич. 1884—1939. Каталог выставки.. Л., Искусство, 1984.
- Марина Андреевна Козловская. Каталог выставки. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Иосиф Натанович Зисман. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Андрей Алексеевич Яковлев. Ленинградские километры БАМа. Каталог выставки. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Самохвалов Александр Николаевич. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Татаренко Александр Александрович. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Дмитрий Петрович Бучкин. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Мария Авраамовна Зубреева. Сергей Ефимович Захаров. Выставка произведений. Каталог. Л., Художник РСФСР, 1984.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том первый. — М: Искусство, 1970.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том второй. — М: Искусство, 1972.
- Справочник членов Союза художников СССР. Том 1,2. — М: Советский художник, 1979.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том четвёртый. Книга первая. — М: Искусство, 1983.
- Художники народов СССР. Биобиблиографический словарь. Том 4-й, книга вторая. — Санкт-Петербург: Гуманитарное агентство Академический проект, 1995.
- Время перемен. Искусство 1960—1985 в Советском Союзе. — Санкт-Петербург: Государственный Русский музей, 2006. ISBN 5-93332-199-0.
- Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа.- Санкт — Петербург: НП-Принт, 2007. — 447 с. ISBN 5-901724-21-6, ISBN 978-5-901724-21-7.
- Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — Санкт Петербург: «Первоцвет», 2007.
| ||||||
Отрывок, характеризующий 1984 год в истории изобразительного искусства СССР
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
