1951 год в истории изобразительного искусства СССР

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
И. Д. Шадр, В. И. Мухина
Памятник А. М. Горькому. 1951
Москва

1951 год был отмечен рядом событий, оставивших заметный след в истории советского изобразительного искусства.





События

Л. Ю. Эйдлин, А. П. Грибов
Памятник А. М. Матросову. 1951
Уфа

Сталинская премия 1951 года

Первая степень:

Вторая степень:

  • Налбандян Д. А. (также и за картину «Великая дружба» (1950)), Басов В. Н., Мещанинов Н. П., Прибыловский В. А., Суздальцев М. А. — за картину «Власть Советам — мир народам» (1950)
  • Серов В. А. — за картину «Ходоки у Ленина» (1950)
  • Григорьев С. А. — за картину «Обсуждение двойки» (1951)
  • Яблонская Т. Н. — за картину «Весна» (1951)
  • Ефимов (Фридлянд) Б. Е. — за альбом сатирических рисунков «За прочный мир, против поджигателей войны» (1950)
  • Жуков Н. Н. — за иллюстрации к книге Б. Н. Полевого «Повесть о настоящем человеке»
  • Яцыко, Пётр Петрович — за скульптуру «В. И. Ленин»
  • Кибальников А. П. — за скульптуру «И. В. Сталин» (1950)
  • Мухина В. И., Зеленская Н. Г., Иванова З. Г., Казаков С. В., Сергеев А. М. — за скульптуру «Требуем мира» (1950)
  • Вронский М. К., Олейник А. П. — за памятник Т. Г. Шевченко в Сталино
  • Третья степень:
  • Фаттахов Л. А. и Якупов Х. А. — за картину «Пописание декрета об образовании Татарской АССР» (1950)
  • Вепхвадзе А. И. — за картину «Высылка И. В. Сталина из Батума в 1903 году» (1951)
  • Решетников Ф. П. — за картину «За мир» (1950)
  • Неменский Б. М. — за картину «О далёких и близких» (1949)
  • Мыльников А. А. — за картину «На мирных полях» (1950)
  • Сатель Г. Э. — за картину «В ремесленном училище»
  • Мешков В. В. — за пейзажи «Для сталинских строек», «Кама», «Просторы Камы»
  • Грицай А. М. — за пейзаж «В Жигулях» (1948—1950)
  • Нисский Г. Г. — за картины «У берегов Дальнего», «Пейзаж с маяком», «Порт Одесса»
  • Чуйков С. А. — за картины «На мирных полях моей Родины», «У подножья Тянь-Шаня», «Утро в совхозе»
  • Соколов И. А. — за серию цветных линогравюр на темы социалистического труда и серию акварелей «Музей детства А. М. Горького»
  • Пономарёв Н. А. — за серию рисунков «Шахтёры Донбасса» (1949—1950)
  • Тоидзе И. М. — за серию иллюстраций к книге «История Грузии»
  • Резниченко А. И. — за серию иллюстраций к повестям О. Гончара «Земля гудит» и Ю. О. Збанацкого «Тайна Соколиного бора»
  • Дубинский Д. А. — за иллюстрации к повести А. П. Гайдара «Чук и Гек»
  • Соколов В. Н. — за скульптуру «Трудовая победа»
  • Александравичюс П. П. — за скульптуру писательницы Ю. Жемайте (1950)
  • Абдурахманов Ф. Г. — за скульптуру «Чабан» (1950)
  • Коненков С. Т. — за скульптурные портреты «Марфинька» и «Ниночка»

Скончались

Полная дата неизвестна

Напишите отзыв о статье "1951 год в истории изобразительного искусства СССР"

Примечания

  1. ↑ Выставка произведений ленинградских художников 1951 года. Каталог. — Л: Лениздат, 1951.
  2. ↑ [www.suvenirograd.ru/sights.php?id=461&lang=1 Памятник Герою Советского Союза Александру Матросову в Уфе]
  3. ↑ Выставка произведений ленинградских художников. Каталог. — Л: Государственный Русский музей, 1952.
  4. ↑ Всесоюзная художественная выставка 1951 года. Живопись, скульптура, графика, цветная фотография. Каталог. Изд. Второе. — М: Государственная Третьяковская галерея, 1952.

Галерея работ 1951 года

См. также

Источники

  • Выставка произведений ленинградских художников 1951 года. Каталог. Л., Лениздат, 1951.
  • Всесоюзная художественная выставка 1951 года. Живопись, скульптура, графика, цветная фотография. Каталог. Изд. Второе. М., Государственная Третьяковская галерея, 1952.
  • Выставка произведений ленинградских художников. Каталог. Л., Государственный Русский музей, 1952.
  • Выставки советского изобразительного искусства. Справочник. Т.4. 1948—1953 годы. М., Советский художник, 1976.
  • Matthew Cullerne Bown. A Dictionary of Twentieth Century Russian And Soviet Painters. 1900 — 1980s. London, Izomar Limited, 1998.
  • Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа.- Санкт — Петербург: НП-Принт, 2007. — 447 с. ISBN 5-901724-21-6, ISBN 978-5-901724-21-7.
  • Юбилейный Справочник выпускников Санкт-Петербургского академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина Российской Академии художеств. 1915—2005. — Санкт Петербург: «Первоцвет», 2007.
  • Vern G. Swanson. Soviet Impressionist Painting. — Woodbridge, England: Antique Collectors' Club, 2008. — p. 400. ISBN 1-85149-549-5, ISBN 978-1-85149-549-8.
  • Пышный И. Н. Ленинградская живописная школа. Соцреализм 1930—1980. Некоторые имена. — Санкт-Петербург: Коломенская верста, 2008. — 344 с. — ISBN 978-5-91555-005-5.
  • Конова Л. С. Санкт—Петербургский Союз художников. Краткая хроника 1932—2009. 2-я часть. 1946-1958.//Петербургские искусствоведческие тетради. Вып. 20. СПб, 2011. С. 175—198.

Отрывок, характеризующий 1951 год в истории изобразительного искусства СССР

– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=1951_год_в_истории_изобразительного_искусства_СССР&oldid=78065316»