Perestroika

Perestroika
Заставка в оригинальной версии для IBM PC
Разработчик	Никита Скрипкин
Издатель	Locis
Язык интерфейса	русский
Создатели Геймдизайнер Никита Скрипкин
Даты выпуска	MS DOS: 27 декабря 1990 Windows: 1995
Лицензия	freeware
Версия	2.2
Жанр	аркада
Платформы	IBM PC, Windows, Агат, ZX Spectrum
Режимы игры	одиночная игра
Системные требования	DOS, PC speaker
Управление	клавиатура

Perestroika (рус. Перестройка) — советская компьютерная игра, написанная Никитой Скрипкиным в 1989 году и выпущенная кооперативом Locis в 1990 году. Изначально игра была разработана для MS DOS, а в 1995 году портирована на Windows.

Является одной из игр, разработанных во время зарождения индустрии компьютерных игр в России.

Игра названа в честь Перестройки, на заставке игры изображён Михаил Горбачёв на фоне Кремлёвской стены. Заставка идёт со звуковым сопровождением — граммофонной записью песни «Дубинушка», исполняемой Фёдором Ивановичем Шаляпиным — своеобразное сравнение граммофона со звуковой подсистемой ЭВМ — PC Speaker.

Сеттинг

Действие игры происходит в годы Перестройки. В это время демократ прыгает по зарождающимся островкам свободы и избегает встречи со злобными «бюрократами». В своей борьбе демократ должен проходить Этапы Большого Пути, прыгая по законам и постановлениям, и улучшая при этом благосостояние и жизненный уровень народа. Под аркадными действиями подразумевается сбор товаров народного потребления, выполнение валютных операций, избегание прогрессивного налога, возможное попадание в авантюры и умение обхитрить бюрократов.

С точки зрения сеттинга предполагалось, что предпринимателям во время Перестройки приходилось прыгать как лягушка по кочкам, и подбирать всё, что плохо лежит. Если зазевался или остановился, то земля уходит из под ног и игрок оказывается в болоте. Если прыжок не туда — то тоже попадание в болото. Игрок может предположить, что он успеет проскочить по пропадающим законам и постановлениям, но если он не успел (кочка потонула), то игрок погибает.

Демократ имеет зеленый цвет, а все происходящее напоминает болото. Поэтому во множестве описаний игры она воспринимается как управление лягушкой в болоте, которая прыгает по лилиям и избегает жуков.

Игровой процесс

Игрок управляет демократом с помощью стрелок на клавиатуре, который должен прыгать по законам и постановлениям (изображенных в виде уменьшающихся со временем овалов зеленого цвета), и, таким образом, добраться из левого нижнего угла в правый верхний, в котором находится символ следующего Этапа. Если демократ попадает на пустое поле, то он погибает. Сами же законы и постановления, постепенно уменьшаясь, исчезают, а также появляются в пустых местах в случайном порядке.

Игровое поле представлено прямоугольной сеткой, в узлах которой могут находиться законы и постановления, каждый из которых имеет свой размер и уменьшается со своей скоростью.

На законах и постановлениях могут появляться различные предметы, которые в терминах игры «даются» демократу. Подбирая их, он тем самым их «реализует». В игре имеются следующие предметы:

• товары народного потребления, валютные операции — увеличивают благосостояние;
• прогрессивный налог — его создает бюрократ, если находится рядом с другим, положительным предметом; если на него наступает демократ, то его благосостояние уменьшается;
• авантюра — одно из случайных событий («материальное поощрение» — дает много благосостояния; жизнь или смерть бюрократа — появляется новый бюрократ или исчезает имеющийся; жизнь или смерть демократа — смерть демократа или появление нового соратника).

Благосостояние в игре рассматривается как очки, а Этапы Большого Пути — как уровни. Игрок имеет несколько попыток (жизней), которые представлены в виде нескольких соратников демократа.

В игре присутствуют бюрократы, которые перемещаются также по законам и постановлениям, как и демократ, но при этом они пытаются поймать демократа. Если демократ и бюрократ оказываются в одном месте, то демократ погибает. Бюрократ также может погибнуть, если исчезнет из-под ног его основание. ИИ бюрократов довольно хороший, и по этой причине одной из задач игрока является не просто проходить уровень, а обманывать бюрократа и собирать на уровне большое количество бонусных предметов.

Этапы Большого Пути представляют собой уровни, каждый из которых усложняется по мере прохождения. Таким образом увеличивается размер игрового поля, появляются новые предметы и бюрократы и увеличивается их количество. Со временем начинают появляться предметы прогрессивного налога без действия бюрократа, а монета Этапа Большого Пути может перемещаться во все четыре угла игрового поля.

Разработка и выход игры

Игра написана на Borland C++ с использованием BGI-графики и требует графического режима 640×350. Главный герой в игре похож на персонажа из игры Tower Toppler и такое же название имеет файл игры «toppler.exe».

Изначально игра написана для компьютеров своего времени, и в настоящее время её звуковые эффекты эмуляторами корректно не поддерживаются.

Первая версия игры была написана выпускником МФТИ Никитой Скрипкиным. 27 декабря 1990 года программа была зарегистрирована Государственным комитетом СССР по вычислительной технике и информатике, а также Государственным реестром программ для ЭВМ и выдано «Свидетельство о Государственной регистрации на программу для ЭВМ» № 133.

Разработчик считает, что игра распространилась за две недели по всему миру (как он утверждает, его друзья через две недели после выпуска привезли игру из Америки, даже не подозревая, что это его работа). По его словам, после распада СССР игра разошлась многомиллионным тиражом. Успех проекта стал толчком к организации Скрипкиным собственной компании с названием NIKITA. Авторы не заработали на этой игре денег, но она принесла известность и деловые контакты.

Оценки и мнения

Игра получила успех у пользователей.

На Западе сеттинг и происходящее в игре рассматривалось как пример рыночной ситуации в России. В частности, что глазами россиян их предпринимателям приходиться прыгать в болоте, за ними гоняются бюрократы до тех пор, пока не поймают, и потом поют «Ча-ча-ча!».

В обзоре словацкого агрегатора DOS-игр было отмечено, что игра имеет русский интерфейс и кириллицу, что является проблемой для нерусскоязычных пользователей, но тем не менее, в игру легко играть. Отдельно сообщено о том, что игра имеет простую графику и высокую случайность уровней, из-за которой игра может становится внезапно сложной и быстро заканчиваться. Данный обзор дал игре оценку 6/10.

Агрегатор классических PC-игр сообщил, что графика простая и качественная, но на уровне игры Pac-Man. Также он отметил незабываемое звуковое сопровождение оригинальной версии (включая музыку заставки и звуки бюрократов). В данной оценке, как и во мнении словацкого ресурса, сказано, что игра становится надоедливой после десятка попыток.

По оценке сетевого ресурса классических игр old-games.com игра не плохая, а идея очень простая. Здесь отмечено, что политическая составляющая игры присутствует и она оригинально спроецирована на аркаду. Также сказано, что игра интересна и имеет историческую ценность.

После событий 1993 года фирма NIKITA выпустила игру «Осада Белого Дома», которая по ряду признаков могла считаться продолжением Перестройки. Как следствие, обе игры подверглись критике со стороны политических оппозиционных сил. Одним из примеров является появившаяся в 1995 году статья в газете «Свободное слово», где автор иронически чествовал Никиту и «Никиту» за то, что компания опередила Запад, где «ещё не научились снимать золотые сливки с крови убитых граждан».

Ремейки и клоны

Официальный ремейк был выпущен фирмой NIKITA в 1995 году под названием Toppler for Windows. В данном ремейке была повторена игровая механика оригинальной игры и изменена графика. Программа написана для Windows 3.1 Антоном Бойцевым, графика выполнена Евгением Харкевичем, а музыка и звук Александром Чистяковым.

В 2011 году в интервью Никита Скрипкин сообщил о том, что для игры, как и для других проектов компании, может быть выпущено продолжение.

В 1992 году чешской командой была выпущена игра на ZX Spectrum.

В 1992 году был написан неким автором DIAR D&M имеющий звуковое сопровождение ремейк для ПЭВМ «Агат».

Существует несколько клонов на веб-платформах и мобильных устройствах.

Публикации

• «Двадцать лет без Советского Союза – двадцать лет с «Никитой»» — публикация в журнале Страна Игр.
• Dewayne Rocky Aloysius. Perestroika (Video Game). — Populpublishing, 2012. — С. 56. — ISBN 9786138825449.

Примечания

Комментарии

Источники

Отрывок, характеризующий Perestroika

– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.