The Sonics

The Sonics
Жанры	гаражный рок прото-панк
Годы	1960—1968 1972 с 2007
Страна	США США
Откуда	Такома, Вашингтон
Лейблы	Etiquette Norton
Состав	Джерри Росли Ларри Парипа Роб Линд Дасти Уотсон Фредди Деннис
Бывшие участники	Энди Парипа Боб Беннетт Рики Линн Джонсон Дон Уилхельм
Другие проекты	The Searchers, The Wailers, The Daily Flash

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

The Sonics — гаражная рок-группа из Такомы (штат Вашингтон), возникшая в 1960 году и ставшая одним из наиболее известных и влиятельных представителей этого направления, сыгравшим важную роль в развитии хард-рока и прото-панк-музыки. Будучи видным представителем волны гаражного рока с северо-западного тихоокеанского побережья, группа вошла в число основателей влиятельной сиэтлской рок-сцены наряду со своими предшественниками The Kingsmen и The Wailers.

За время своего существования The Sonics выпустили 4 альбома, из которых наиболее знаменитыми являются Here Are the Sonics (1965) и Boom! (1966). Значительную часть материала, исполняемого The Sonics, составляли кавер-версии песен Литтл Ричарда, Чака Берри, Линка Рэя, гаражных стандартов — таких, как «Louie Louie», классических рок-н-роллов и ритм-н-блюзов — например, «Do You Love Me». Вместе с тем группа записала ряд собственных песен в традиционных аккордных схемах, такие как «Psycho», «Strychnine», «The Hustler».

Группа The Sonics, как и преобладающее большинство гаражных рок-групп, не имела массового успеха в период своей активной деятельности, однако оказала влияние на многие поколения рок-музыкантов, среди которых Джими Хендрикс (также вышедший из сиэтлской сцены), Курт Кобейн, Джесси Хьюз.

История

История The Sonics началась в 1960 году, причём поначалу это была инструментальной группой. В первоначальный состав The Sonics входили гитаристы Ларри Парипа и Стюарт Тёрнер, барабанщик Митч Грабер, а также саксофонист и акустический басист, имена которых неизвестны. Вскоре Стюарт Тёрнер ушёл в армию; в группу пришли Рик Коч, ранее участвовавший в The Wailers, и первая в истории группы вокалистка — Мэрилин Лодж. Тогда же на смену Граберу пришёл ударник Билл Дин.

В 1963 году ушли Коч и Лодж. Новым вокалистом стал Рэй Михельсен, до этого ставший местной знаменитостью, выступая в качестве вокалиста в ряде групп регионального уровня. Билл Дин не особенно участвовал в развитии группы, и Ларри Парипа стал искать нового ударника, которым стал Боб Беннетт из местной группы The Searchers. Вскоре группу покинул Михельсен, и в 1964 году из The Searchers пришли два новых участника — вокалист Джерри Росли и саксофонист Роб Линд. Вместе с бас-гитаристом Энди Парипой они сформировали классический состав The Sonics.

Первоначально The Sonics выступали на небольших местных танцплощадках. Однако бас-гитарист The Wailers Джон «Бак» Ормсби принял группу на собственный лейбл The Wailers «Etiquette Records», на котором в ноябре 1964 году был выпущен дебютный сингл группы — «The Witch / Keep A-Knockin'». Би-сайд, «Keep A-Knockin'», был кавер-версией Литтл Ричарда, однако песня «The Witch» принадлежала самим The Sonics. Она произвела фурор в местной рок-сцене и стала самым продаваемым местным синглом в истории Северо-Запада. Текст, в котором даже были безосновательно усмотрены намёки на женоненавистничество, несколько мешал проигрыванию песни на радио, однако не мешал её бурному успеху. Песня со второго сингла — «Psycho» — также попала в регулярную ротацию на сиэтлское «AM Radio».

В 1965 году The Sonics приступили к записи дебютного альбома. Here Are the Sonics был записан на двухдорожечный магнитофон в сиэтлской студии под руководством звукорежиссёра Кенни Бартона. Хотя качество записи было довольно невысоким — например, на ударную установку приходился лишь один микрофон — одним из обязательных условий были выкрученные на максимум ручки всех усилителей. Запись получилась необычайно шумной, грязной и энергичной; The Sonics самостоятельно открывали новые способы искажения звука, вокал Джерри Росли был бешеным и кричащим (его иногда называют «белым Литтл Ричардом»), при записи гитары и саксофона активно использовался эффект дисторшн. Тексты собственных сочинений, автором которых был Джерри Росли, были намеренно примитивными и затрагивали мрачные темы — ведьмы («The Witch»), психопаты («Psycho»). Типичным примером является одна из наиболее известных композиций группы — «Strychnine», в которой пелось: «Кто-то любит воду, кто-то любит вино, а я предпочитаю чистый стрихнин».

В феврале 1966 году вышел второй студийный альбом The Sonics — Boom!. Саунд альбома был несколько более мягким; однако The Sonics продолжали эксперименты, в частности, при записи в ориентированной на кантри и фолк студии Wiley/Griffith в Такоме удалили из стен системы звукоизоляции с целью получить более «живой» звук. Помимо прочего, на альбоме вышла версия «Louie Louie». В 1966 году The Sonics выступали на разогреве у многих именитых коллективов — The Beach Boys, The Mamas & The Papas, Herman's Hermits, Jan And Dean, Jay & The Americans, The Kinks, The Lovin’ Spoonful, The Byrds.

На волне столь значительного для региональной гаражной команды успеха The Sonics подписали контракт с лейблом Jerden Records и записали в Голливуде в «Gold Star Studios» свой третий альбом — «Introducting The Sonics». Звукорежиссёром записи был Ларри Левайн, который сделал саунд группы слишком мягким и выхолощенным; альбом плохо продавался, а сами участники группы вспоминали о нём как о «полнейшем мусоре».

В 1966—1968 годах классический состав The Sonics претерпевал распад: музыканты покидали группу ради учёбы в университете или уходили в другие группы. В 1968 году из оригинального состава никого не осталось, и фактически группа прекратила существование. Новый состав, возглавляемый вокалистом Джимом Брэйди, продолжал выступать вплоть до 1980 года под названием «Jim Brady & The Sonics», однако это была совершенно другая группа с абсолютно иным звучанием.

Классический состав The Sonics собрался вместе ещё один раз — в 1972 году они выступили «живьём» и выпустили запись этого концерта («Live Fanz Only»). Несмотря на многочисленные предложения, группа больше не намеревалась собираться, а Джерри Росли заявил, что это невозможно ни при каких обстоятельствах.

Однако в 2007 году The Sonics воссоединились. В состав вошли два новых участника: барабанщик из The Wailers Рики Линн Джонсон (Ricky Lynn Johnson) и бас-гитарист из The Daily Flash Дон Вильхельм (Don Wilhelm). Остальные участники остались из прежнего состава: Джерри Росли — вокал/клавишные, Ларри Парипа — гитара, Роб Линд — саксофон. Это событие было восторженно воспринято поклонниками группы. The Sonics снова стали давать концерты, в 2008 совершили тур по Европе и запланировали выпуск нового альбома и DVD.

Стиль

Звучание The Sonics, на которое оказали влияние самые жёсткие рок-н-ролльные исполнители, такие как Бо Диддли и Link Wray And His Ray Men, было уникальным для 1964—1966 годов: мало кому в то время удавалось добиться настолько тяжёлого, брутального и жёсткого звука. На агрессивный вокал Джерри Росли, перемежавшийся криком и воем, оказал значительное влияние Литтл Ричард. На усилителях, к которым подключались электрогитары, The Sonics стремились найти максимально тяжёлый и громкий звук.

Эффект фузза на гитаре был найден The Sonics самостоятельно, хотя примерно тогда же вышла первая приставка «fuzzbox» фирмы Gibson. Энди Парипа так вспоминал об этом: «Мой брат (Ларри Парипа) всегда игрался с усилителями. Они всегда были перегружены. Или же он разъединял колонки и делал в них дыры. Вот почему мы в конце концов звучали, как после железнодорожной аварии». Принципы тяжёлого гитарного соло, на основе которых формировали своё звучание Джимми Хендрикс, Cream и Led Zeppelin, также были найдены The Sonics уже в дебютном сингле «The Witch» независимо от «You Really Got Me» The Kinks, традиционно считающейся первой песней такого рода.

Как кавер-версии, так и собственные песни авторства Джерри Росли, которые исполняли The Sonics, были в большинстве своём построены в традиционных рок-н-ролльных и ритм-энд-блюзовых аккордных схемах, обыгранных максимально тяжело и агрессивно. Тексты собственных песен были либо намеренно абсурдными («Strychnine»), либо посвящёнными каким-либо тяжёлым и неприятным темам («The Witch», «Psycho», «He’s Waiting»), либо традиционной подростковой тематике рок-н-ролльных композиций — девушкам, гитарам, сёрфингу, машинам («Maintaining My Cool», «The Hustler»).

Участники группы по разному вспоминали о времени, проведённом в The Sonics. «Мы были дикой, грязной, шикарной группой» — вспоминал Боб Беннетт. Ларри Парипа отзывался иначе: «Мы были отвратительны. Всё, что вы слышали о нас, — правда». Так или иначе, как в музыкальном плане (агрессивные, жёсткие рок-н-роллы), так и в текстовом (либо вызывающие, либо намеренно легковесные тексты) The Sonics стали одной из наиболее близких к панк-року групп 1960-х. Песню «Psycho» иногда называют первой панк-рок-записью в истории.

Влияние

Кавер-версий песен The Sonics существует не так уж много. Среди их исполнителей — гаражная группа The Swamp Rats, записавшая версию «Psycho», и Пол Роланд, перепевший «Strychnine». Однако стиль и звучание The Sonics оказали значительное влияние на рок-музыку. Гитарная манера группы существенно повлияла на становление как хард-рока (Джимми Хендрикс, Cream), так и прото-панка (The Stooges, MC5). Влияние The Sonics прослеживается в панк-роке как 1970-х (The Clash), так и 1980-х — это связано в том числе с возрождением принципов гаражного рок-саунда (The Lyres, The Fleshtones, в 2000-х — The Hives).

Лидер группы Eagles of Death Metal Джесси Хьюз говорил: «Это парни, которые вдохновили The Stooges… Они создали то, что позже было названо панк-роком». Курт Кобейн считал звучание ударных The Sonics уникальным: «…У них был всего один микрофон на барабаны… И всё же это по сей день моё любимое звучание ударных. Такое впечатление, что он стучит сильнее всех, кого я знал». Джеймс Мёрфи так сказал о группах, повлиявших на песню «Losing My Edge» LCD Soundsystem: «…The Sonics, The Sonics, The Sonics, The Sonics…».

Состав

Классический состав (1964—1966 гг.)

• Джерри Росли (Gerry Roslie) — вокал, пианино, орган
• Ларри Парипа (Larry Parypa) — лид-гитара, бэк-вокал
• Энди Парипа (Andy Parypa) — бас-гитара
• Роб Линд (Rob Lind) — саксофон, бэк-вокал, гармоника
• Боб Беннетт (Bob Bennett) — ударные

Другие участники

• Стюарт Тёрнер (Stuart Turner) — гитара (первый состав, 1960)
• Митч Грабер (Mirch Graber) — ударные (первый состав, 1960)
• Рик Коч (Rich Koch) — гитара (второй состав)
• Мэрилин Лодж (Marylin Lodge) — вокал (второй состав)
• Билл Дин (Bill Dean) — ударные (второй состав)
• Рэй Михельсен (Ray Michelsen) — вокал (1963—1964)
• Джим Брэйди (Jim Brady) — вокал (с 1966)

Дискография

Студийные альбомы

• Here Are the Sonics (Etiquette, 1965)
• Boom! (Etiquette, 1966)
• This is The Sonics (Revox, 2015)

Мини-альбом

• 8 (The Sonics Record Co., 2010)

Концертные альбомы

• Live Fanz Only (Etiquette, 1987)
• The Sonics — Busy Body!!! Live in Tacoma 1964 (Norton, 2007)

Синглы

• The Witch / Keep A-Knockin' (Etiquette, 1964)
• The Witch / Psycho (Etiquette, 1965)
• Psycho / Keep A-Knockin' (Etiquette, 1965)
• Boss Hoss / The Hustler (Etiquette, 1965)
• Don’t Be Afraid of the Dark / Shot Down (Etiquette, 1965)
• Don’t Believe in Christmas (The Sonics) / Christmas Spirit (The Wailers) (Etiquette, 1965)
• Cinderella / Louie Louie (Etiquette, 1965)
• You Got Your Head on Backwards / Love Light (Jerden, 1966)
• Like No Other Man / Love Light (Jerden, 1966)
• The Witch / Like No Other Man (Jerden, 1966)
• Psycho / Maintaining My Cool (Jerden, 1966)
• Love-itis / You’re in Love (Jerden, 1967)
• Lost Love / Any Way the Wind Blows (Piccadilly, 1967)
• Any Way the Wind Blows / Lost Love (UNI, 1967)
• Dirty Old Man / Bama Lama Bama Loo (Burdette, 1975)
• The Witch / Bama Lama Bama Loo (Great Northwest, 1979)
• The Witch / Keep A-Knockin' (Norton, 1998)
• Psycho / Have Love Will Travel (Norton, 1998)
• Cinderella / He’s Waitin' (Norton, 1998)
• Boss Hoss / The Hustler (Norton, 1998)
• Strychnine / Shot Down (Norton, 1998)
• Louie Louie (The Sonics) / Louie Louie (The Wailers) (Norton, 1998)
• Don’t Believe in Christmas / Santa Claus (Norton, 1998)

Компиляции

• Merry Christmas (Etiquette, 1965)
• Introducing the Sonics (Jerden, 1967)
• Explosives (Buckshot, 1973)
• The Sonics (SRT, 1978)
• Full Force! The Best of Sonics (1987)
• Maintainig My Cool (1991)
• Fire & Ice: The Lost Tapes (2 CD) (1996)
• Psycho-Sonic (2000)
• The Savage Young Sonics (2001)
• The Jerden Years 1966-69 (2003)

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий The Sonics

Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…