Аббатини, Антонио Мария

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антонио Мария Аббатини
Дата рождения

26 января 1595(1595-01-26)

Место рождения

Читта-ди-Кастелло

Дата смерти

1679(1679)

Место смерти

Читта-ди-Кастелло

Страна

Италия Италия

Профессии

композитор

Жанры

духовная музыка, комедия

Сотрудничество

Сан-Джованни ин Латерано, Санта-Мария-Маджоре, Санта-Каза

Антонио Мария Аббати́ни (итал. Antonio Maria Abbatini) — итальянский композитор.





Биография

Родился предположительно 26 января 1595 года[1] в Читта-ди-Кастелло. Музыке обучался под руководством Дж. М. Нанино. С 1625 года жил в Риме, где работал капельмейстером в базиликах Сан-Джованни ин Латерано и Санта-Мария-Маджоре. Также работал капельмейстером в соборе города Орвието и в Санта-Каза (Лорето).[2] Скончался в 1679 году в Читта-ди-Кастелло.

Творчество

Аббатини писал главным образом церковную музыку: ряд круп­ных многохорных композиций для церкви и ко­роткие духовные песни (sacre canzoni) стиля кончертато, единственные его сохранившиеся сочинения[2]. Написал «14 бесед и академических уроков» («14 Discorsi e lezioni accademiche»), которые хранятся в музее в Болонье. Подготовил к изданию «Церковные гимны в григорианском пении» («Inni della chiesa in canto gregoriano», 1644). Кроме церковной музыки ему принадлежат 2 оперы, а также 1 и 3 часть оперы «Нет худа без добра» (1653, Рим), вторую часть написал Мараццоли. «Нет худа без добра» — одна из первых образцов комической оперы, содержит многочисленные речитативы secco и 2 ан­самблевых финала.[2]

Напишите отзыв о статье "Аббатини, Антонио Мария"

Примечания

  1. Точные даты рождения и смерти неизвестны. В музыкальной энциклопедии названы следующие даты: год рождения — 1597, смерти — 1679, а в словаре Гроува — 1609-78.
  2. 1 2 3 [yanko.lib.ru/books/music/gr-a-b.htm#_Toc40633091 Музыкальный словарь Гроува. Аббатини]

Литература

Отрывок, характеризующий Аббатини, Антонио Мария

На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.