Адъютанты любви

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Адъютанты любви (телесериал)»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Адъютанты любви
Жанр

историческая мелодрама

В ролях

Никита Панфилов
Карина Разумовская

Страна

Россия Россия

Количество сезонов

2

Количество серий

86

Производство
Хронометраж

45 мин.

Трансляция
Телеканал

Первый канал, ОТР

На экранах

с   3 октября 2005
по 3 февраля 2006

«Адъютанты любви» — российский телевизионный сериал в жанре исторической авантюрной мелодрамы. В центре событий яркие и интересные герои, чья история личной жизни вплетена в историю жизни Европы. Сплетение любовных линий, предательство, ревность, интриги, разоблачение врагов России и мирового порядка.





Сюжет

Главный герой — Пётр Черкасов, основатель русской военной разведки. Он ловок, умён, умеет читать по губам, стрелять без промаха, очаровывать женщин и дружить с мужчинами. Пётр раскрывает планы французов, борется с врагами и сводит на нет подпольные игры дипломатов, стараясь удержать хрупкий мир между двумя державами — Россией и Францией.

Вместе с тем, герои пытаются найти свою любовь, стать свободными людьми нового века, подняться над патриархальными понятиями «отцов», но разочаровываются, неожиданно понимая, что важным может быть и простое человеческое счастье.

Сценарий фильма основан на вымышленных сюжетах, хотя в нём и действуют наряду с придуманными реальные исторические персонажи.

В ролях

Главные роли

  • Никита Панфилов — Пётр Черкасов — сын Ивана и Евдокии Черкасовых, единокровный брат(по-отцу) маркиза д’Арни, племянник Аглаи Ланской, двоюродный брат Варвары Ланской, крестник Бориса Курагина, лучший друг Платона Толстого и Михаила Лугина. Влюблён в Ольгу Лопухину (Монго-Столыпину) (с детства), потом стал отцом маленького Петра Черкасова, которого родила Ксения фон Зак. Позже Пётр влюбляется в Ксению фон Зак.
  • Карина Разумовская — Ольга Лопухина (княгиня Ольга Монго-Столыпина) — сирота, внучка Анны Лопухиной, лучшая подруга Варвары Ланской. Оля была влюблена в Петра Черкасова (с детства). Потом вышла замуж за Романа Монго-Столыпина, чтобы досадить Пете, позже родила дочь Анну Монго-Столыпину от своего мужа. В конце сериала влюбляется в своего супруга.
  • Андрей Ильин — князь Роман Монго-Столыпин — известный богач Петербурга, муж Ольги Лопухиной (Монго-Столыпиной), отец Анны Монго-Столыпиной.
  • Александр Арсентьев — маркиз д’Арни (Иван Черкасов) — сын Ивана Черкасова и турчанки Ясмин, единокровный брат (по отцу) Петра Черкасова, дядя маленького Петра Черкасова (сына Петра Черкасова - старшего и Ксении фон Зак). Иван безответно влюблён в Ксению фон Зак.
  • Юлия Жигалина — Ксения фон Зак — приёмная дочь военного губернатора графа Фон дер Палена. Ксюша взаимно влюблена в Петра Черкасова, мать маленького Петра Черкасова.

Другие роли

Съёмочная группа

Автор сценария

Авторы сюжетов

Авторы идеи

  • Геннадий Ни-Ли
  • Михаил Щедринский

Авторы диалогов

  • Елена Исаева
  • Елена Калинина
  • Дмитрий Курилов
  • Дмитрий Шубиц

Редактор диалогов

  • Ворожбит Наталья

Главный режиссёр

  • Михаил Мокеев

Режиссёры-постановщики

  • Екатерина Гранитова
  • Андрей Записов
  • Борис Рабей
  • Дмитрий Магонов
  • Максим Мокрушев
  • Сергей Пищиков
  • Роман Фокин
  • Штенберг Игорь
  • Оганес Петян
  • Вера Харыбина
  • Марина Глуховская

Главный оператор

  • Антон Хмельков

Операторы-постановщики

  • Роман Бурденюк
  • Василий Гладкий
  • Виталий Дермель
  • Александр Горулев
  • Алексей Шейнин

Художник-постановщик

  • Валентин Вырвич

Художник-постановщик натурной площадки и мобильной группы

  • Екатерина Ястремская

Художник по реквизиту

  • Ольга Тинакова

Художники по гриму

  • Морозова Ирина
  • Петрова Валентина

Художники по костюмам

  • Любовь Мингазитинова
  • Марина Кудрявцева
  • Сергей Стручев

Художник по костюмам мобильной группы

  • Виктория Хлебникова

Главный звукорежиссёр

  • Андрей Климинов

Технические данные

Сериал выходил с понедельника по четверг в 18:45,в пятницу-19:50.

Напишите отзыв о статье "Адъютанты любви"

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=13707 «Адъютанты любви»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Адъютанты любви


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.