Алексий (Макринов)

Алексий (Макринов)
Иеромонах Алексий в 1986 году
Имя при рождении:	Дмитрий Борисович Макринов
Псевдонимы:	Дм. М.
Дата рождения:	25 марта 1946(1946-03-25) (78 лет)
Место рождения:	Ленинград, РСФСР
Гражданство:	СССР СССР→Россия Россия
Род деятельности:	поэт, священник

Алексий (в миру Дмитрий Борисович Макринов; 25 марта 1946, Ленинград) — клирик РПЦЗ Антония (Рудея). В 1960-е — 1970-е — русский поэт-авангардист, участник объединения «Хеленукты».

Биография

Писать начал в детстве. Ещё в 11 лет написал «НФ-роман» «Зелёное солнце».

После школы работал лаборантом, библиографом в библиотеке ЛГУ.

В 1964 года познакомился с Владимиром Эрлем и вошёл в круг поэтов Малой Садовой. Эрль отмечал, что Макринов оказал на него большое влияние.

В 1965 году вместе с Владимиром Эрлем основал авангардистское литературное объединение, которое летом следующего года получило название «Хеленукты». Этот коллектив работал в жанре театрализованного поведения и литературных хэппенингов. Кроме того, участники группы изобрели оригинальный жанр абсурдистских драматических миниатюр, получивший название «драмагедии». Подписывал свои произведения «Дм. М.». Вместе с Владимиром Эрлем в сентябре 1966 года сочинил манифест «Вступительная статейка Хеленуктов». Объединение Хеленуктов просуществовало до 1970—1971 годов. По отзыву Владимира Эрля «был ключевой фигурой Хеленуктического движения».

В 1973 году окончил философский факультет Ленинградского государственного университета.

C ноября 1974 по 20 июля 1978 года был сотрудником Пушкинского дома.

К 1977 году прекратил литературное творчество. В 1978 года поступил в Ленинградскую духовную академию, в 1980 году принял монашество с именем Алексий и был рукоположён в сан иеродиакона. Как отмечал Эрль, «его православное самосознание стало необъяснимым образом сочетаться с ярко (и яро) выражаемыми националистическими интересами».

В 1985 году иеромонах Алексий (Макринов) был направлен для несения иноческого послушания в Ново-Валаамский монастырь в Финляндии, а в 1986 году вернулся в Советский Союз.

В 1986 году упоминается преподавателем Ленинградской духовной семинарии в сане иеромонаха.

В 1988—1991 годы в сане игумена был настоятелем Покровской церкви в Мариенбурге (Гатчине). Являлся настоятелем Валаамского подворья в Санкт-Петербурге.

В 1992 году перешёл РПЦЗ, которой симпатизировал и ранее. Стал настоятелем основанного в начале 1992 года храма святого Александра Невского при гимназии № 1 в Гатчине в Ленинградской области.

В мае 1993 года на Архиерейском Соборе РПЦЗ митрополитом Виталием (Устиновым) был рекомендован в качестве кандидата для рукоположения в сан епископа, но тогда решение не было принято.

В начале 1994 года в городе Тампере в Финляндии в юрисдикции РПЦЗ был основан Преображенский православный приход, настоятелем которого стал игумен Алексий.

5 июля 1994 года на первой сессии Архиерейского Собора РПЦЗ в Сан-Франциско прочитал доклад о «падшем духовном состоянии МП» и особенно о её экуменической деятельности.

29 ноября 1994 года решением второй сессии Архиерейского Собора РПЦЗ в Леснинском монастыре, по представлению его председателя митрополитп Виталия (Устинова), избран для рукоположения в сан епископа и возведён в сан архимандрита.

30 ноября 1994 года решением второй сессии Архиерейского Собора РПЦЗ назначен Благочинным Северо-Западного округа.

Назначение Синодом РПЦЗ архимандрита Алексия (Макринова) на Санкт-Петербургскую кафедру стал поводом для окончательного разрыва отношений между созданной Валентином (Русанцовым) Российской православной свободной церкви с РПЦЗ.

16 и 17 сентября 2000 года в храме Александра Невского в Гатчине, настоятелем которого был архимандрит Алексий (Макринов) служил всенощную и литургию епископ Торонтский Михаил (Донсков).

Будучи резко негативно настроен по отношению к Русской Православной Церкви, в штыки воспринял решения Архиерейского Собора РПЦЗ, состоявшегося в октябре 2000 года, направленные на примирение с Церковью в Отечестве. На воскресном собрании в Гатчине после криков и смятения было принято решение больше никого не поминать. На последовавшей за этим литургии ни один архиерей не поминался.

24 ноября вместе со священником Павлом Симаковым и иеромонахом Васонофием (Капраловым) заявил о своём разрыве с РПЦЗ временно управляющему Санкт-Петербургской епархией РПЦЗ Епископу Евтихию извещение о своём отложении от РПЦЗ. В документе говорится, что после внимательного ознакомления с принятыми прошедшим в октябре 2000 года Архиерейским Собором РПЦЗ документами, под которыми стоит и подпись Епископа Евтихия, оо. Алексий, Павел и Варсонофий пришли к выводу, что в намерения Епископа Евтихия «входит систематическая работа в направлении объединения (унии) РПЦЗ с Московской патриархией — лжецерковью, поражённой ересью экуменизма». Обращаясь к Епископу Евтихию, петербургские клирики отмечают: «Поставив свою подпись под документами Архиерейского Собора РПЦЗ 2000 года и исповедовав еретическую Московскую патриархию „церковью“, Вы всенародно, определенно и открыто выразили своё желание вступить в унию с экуменистами, приобщились их epеси, преподали её верующим в качестве истинного православного учения и тем самым подпали под анафему Архиерейского Собора РПЦЗ 1983 года». Данное извещение подписали более 100 человек прихожан. Все остальные священнослужители и их паства, от них отделились.

В обращении к «собранию духовенства РПЦЗ во Франции», также выступившее критически по отношению к попытками примирения с Московским Патриархатом, писал: «мы выступаем от имени Санкт-Петербургской Епархии РПЦЗ. У нас есть твёрдое упование обрести канонического Епископа. Прежде всего, наши чаяния направлены на Владыку Варнаву, единственного пока Епископа, отвергшего решения разбойничьего собора, на Владыку, известного своим неизменным стоянием за святое Православие в течение 18 лет своего архиерейства».

К ним присоединился также священник Николай Фуртатенко из Киева. Всего в итоге насчитывалось около 10 общин, которые в ноябре 2000 года образовали независимую юрисдикцию.

В начале следующего года Александро-Невский домовой храм был передан Русской православной церкви. Последнюю литургия прошла на Крещение 2001 года.

В июле 2001 года приняли название «Особый церковный округ Православной Российской Церкви». Фактически её возглавлял архимандрит Алексий (Макринов).

Уже 20 ноября 2001 года округ вновь начал поминать митрополита Виталия, прикрываясь именем которого, некоторые клирики и миряне РПЦЗ, в том числе Варнава (Прокофьев), создали неканоническую РПЦЗ(В).

По состоянию на март 2002 года вместе с иеромонахом Варсонофием (Капраловым) входил в Санкт-Петербургское благочиние раскольничьей РПЦЗ(В).

Не признав законным прещения в адрес Варнавы (Прокофьева) со стороны Синода РПЦЗ(В) в 2004 году, остался в его подчинении вместе с ещё несколькими клириками. В октябре того же года Варнава слудил в Петербурге в домовой церкви Алексия (Макринова).

После возвращения Варнавы (Проковьева) в РПЦЗ оказался «Истинно-Православной Церкви Молдавии» (иначе РПЦЗ(М)), возглавляемой Антонием (Рудей).

16-18 марта 2007 года он и ещё 8 священнков РПЦЗ(В) по благословению епископа Бэлцкого и Молдовского Антония (Рудея) участвовал в «Пастырском совещании» в селе Амосовка Курской области. Касаясь основного пункта «повестки дня» РПЦЗ(В) — выборов нового первоиерарха, авторы обращения Пастырского совещания отмечают: «В таком деле как выбор Архиерейским Собором нового Первоиерарха спешка ничего хорошего не сулит… Наша Церковь подходит к этому так, чтобы через Пастырские Собрания на местах духовенство и миряне смогли выразить предстоящему Архиерейскому Собору РПЦЗ(В) свои пожелания».

Сочинения

машинописи

• Дм. М. К вопросу о Хеленуктизме: Две статьи. Машинопись. 3 с.
• Дм. М. Котовращение: Динамическая драма. Машинопись . 2с.
• Дм. М. Николай Иванович бесстрашно полетел: Рассказ. Машинопись. 1 с.
• Дм. М. Про то, как Лысенкова не было: Рассказ . Машинопись. 1с.
• Дм. М. Про то, как Лысенков спал: Рассказ. Машинопись. 1 с.
• Дм. М., Н. Ф. Сельские песни после грозы, или Влюбленный бес. Машинопись. 7 с.
• Дм. M., Эрль В. Гишторические наблюдения и наставления благоразумные, подчерпнутые из моря житейского и записанные Макриновым Дмитрий Борисовичем и Эрлем Владимир Ибрагимовичем. Машинопись . 3 с.
• Дм. М., Эрль В. Три сестры. Машинопись. 1 с.
• Киселёва Л., Дм. М., ВНЕ, Н. Ф., Эрль В. Летний вечер: Драма в трех действиях, с прологом и эпилогом. Машинопись. 5 с.

публикации

• Алексий (Макринов), иеродиакон. В Минской епархии (паломничества преподавателей и учащихся ЛДА и ЛДС) // Журнал Московской Патриархии. М., 1980. № 9
• Дм. М. Три поэмы // Митин журнал, № 11 (сентябрь/октябрь 1986). Публикация и вступительная заметка Владимира Эрля.
• Дм. М. Буффон: Трагедия // Митин журнал, № 12 (ноябрь/декабрь 1986). Публикация Владимира Эрля.
• «[www.sinai.spb.ru/ot/makrin.html Вклад Санкт-Петербургской — Ленинградской духовной академии в развитие библеистики (переводы Священного Писания на русский язык и библейская текстология)]». // Богословские труды: Юбилейный сборник, посвященный 175-летию Ленинградской духовной академии. М., 1986. с. 199—210.
• иеромонах Алексий (Макринов) «Восточно-славянские продолжатели переводческих трудов. свв. Кирилла и Мефодия». // Международен симпозиум 1100 години от блажената кончина на св. Методий, Том 2. Синодално изд-во, 1989
• Мерзость запустения, экуменизм и церковный либерализм — д-р ф.н. Людмилa Перепелкинa по общей редакцией архимандрита Алексия (Макриновa), С. Петербург, 1998
• архимандрит Алексий (Макринов), иеромонах Варсонофий (Капралов), священник Павел Симаков [listok.com/sobor12.htm Обращение к духовенству, монашествующим и мирянам Русской Православной Церкви Заграницей]
• [vertograd.narod.ru/1200/tema.htm#b8 «С волком можно разговаривать только через забор». Обращение к собранию духовенства РПЦЗ во Франции], «Вертоград», № 12 (69), 2000

Литература

• [www.kkk-bluelagoon.ru/tom4a/makrinov.htm Дмитрий Борисович Макринов] // Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. «Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны в 5 томах»
• Самиздат Ленинграда, 1950—1980-е : лит. энцикл. / В. Э. Долинин, Б. И. Иванов, Б. В. Останин, Д. Я. Северюхин; под общ. ред. Д. Я. Северюхина. — М. : Новое лит. обозрение, 2003. с. 259—260.

Отрывок, характеризующий Алексий (Макринов)

– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.