Ален д’Альбре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ален д'Альбре
фр. Alain de Albret<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб дома Альбре с 1375 года</td></tr>

сеньор д'Альбре
1471 — 1522
Предшественник: Карл II д'Альбре
Преемник: Генрих I
граф Перигора и виконт Лиможа
1462 — 1484
Предшественник: Франсуаза де Блуа-Шатийон
Преемник: Жан II
виконт Тарта, граф Гор и Кастр
1471 — 1522
Предшественник: Карл II д'Альбре
 
Рождение: 1440(1440)
Смерть: 1522(1522)
Род: Альбре
Отец: Жан I д'Альбре
Мать: Екатерина де Роган
Супруга: Франсуаза де Блуа-Шатийон
Дети: Жан III д’Альбре

Ален д’Альбре «Великий» (фр. Alain de Albret dit le Grand; 1440 — 1522) — сеньор д’Альбре, виконт де Тарта, граф де Гор и де Кастр, граф Перигора и виконт Лиможа.

Ален был сыном Екатерины де Роган и Жана I д’Альбре. Внук и наследник Карла II д’Альбре, он в 1471 году стал главой дома д’Альбре.

20 января 1462 Ален женился на Франсуазе де Блуа-Шатийон (1455/56 — 1481), графине де Перигор, виконтессе Лиможа, дочери Гильома IV де Блуа-Шатийон, де Бретань и Изабель де Ла Тур д’Овернь. Его жена принесла ему в наследство графство Перигор, виконтство Лимож и определённые права на наследование Бретани.

В 1480-е гг. Ален бросил все силы на то, чтобы предотвратить присоединение Бретани к королевскому домену, рассчитывая на руку юной принцессы Анны Бретонской. В ходе т. н. безумной войны он был разбит французским королём Карлом VIII. После добровольной сдачи королевским войскам города Нанта был награждён саном королевского наместника Бретани, однако сохранял его недолго.



Брак и дети

От брака с Франсуазой имел четверых детей:

Напишите отзыв о статье "Ален д’Альбре"

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/GASCONY.htm#JeanAlbretdied1516 Генеалогия домов Гаскони]

Отрывок, характеризующий Ален д’Альбре

Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]