Безумная война
| Безумная война | |||
 Карта королевских и герцогских владений во Франции к началу войны, 1477 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа роялистов | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Безумная война (фр. La Guerre folle), также известная как Война общего блага, — позднесредневековый конфликт между коалицией феодалов и французской монархией. Война имела место во время регентства Анны Боже в период после смерти Людовика XI и до взросления молодого короля Карла VIII. Война началась в 1485 и закончилась в 1488 году.
Основными участниками были Луи II Орлеанский, двоюродный брат короля (будущий Людовик XII, король Франции), Франциск II Бретонский, Рене II, герцог Лотарингии, Ален д'Альбре, Жан де Шалон, принц Оранский, граф Карл Ангулем. Другие крупные феодалы поддержали восстание, среди них были Жан де Лескан, «арманьякский бастард» и Филипп де Коммин.
Восстание против французской королевской власти было поддержано внешними врагами короля Франции: Англией, Испанией и Австрией. Его главным итогом был окончательное поглощение Бретани Французским королевством[1].
Содержание
Название и общий характер
Уничижительное выражение «Безумная война», для обозначения этой борьбы крупных феодалов против центральной королевской власти, было предложено Полем Эмилем в его Histoire des faicts, gestes et conquestes des roys de France, опубликованной в 1581 году[2].
Существует некоторый спор о том, можно ли считать события данного конфликта единой войной. По своей сути в указанный хронологический период имел место длинный ряд конфликтов между королевской властью и крупными феодалами, объединенными в Лигу общего блага. В рамках борьбы за власть в 1484—1485 годах Луи Орлеанский при поддержке Франциска II Бретонского и некоторых феодалов попытался свергнуть регента, Анну де Божё. Война представляла собой смесь дипломатии и демонстрации силы. Анне удалось подавить восстание без единого крупного сражения. 2 ноября 1485 года мир в Бурже приостановил военные действия.
По мнению некоторых историков, этот мир закончил лишь первый этап «Безумной войны». Вторую фазу конфликта, с июня 1486 по ноябрь 1488 года, иногда называют Бретонской войной.
Развитие конфликта
В начале царствования Карла VIII Луи Орлеанский попытался захватить регентство, но был отвергнут Генеральными штатами в Туре (1484). В апреле 1484 года Луи Орлеанский уехал в Бретань, чтобы присоединиться к герцогу Франциску II. Он также направил запрос папе, чтобы аннулировать свой брак и жениться на Анне Бретонской, наследнице Франциска. 23 ноября Луи подписал договор, который предусмотрел его брак с Анной. Вернувшись к королевскому двору, Луи Орлеанский попытался пленить малолетнего короля, но Анна де Божё предотвратила это. Она усилила охрану короля и поместила герцога Орлеанского под домашний арест.
Сбежав из-под ареста 17 января 1485 года, Луи попытался покинуть Париж, но тщетно. Ему удалось бежать 3 февраля в Алансон, откуда он принес публичные извинения королю 12 марта. Королевские войска, расположенные вокруг Эврё, помешали ему отправиться в Бретань, и он оказался блокирован в Орлеане.
30 августа Луи Орлеанский официально не признал регентства Анны. Королевская армия пошла в Орлеан, но Луи бежал в Божанси, откуда его вытеснил молодой Луи II де Ла Тремуйль. 9 августа Франциск II также согласился на перемирие. Перемирие было установлено сроком на один год и было подписано в Бурже 2 ноября 1485 года.
Возобновление конфликта
По истечении перемирия восстание вновь разгорелось. Уже в июне 1486 года Максимилиан I Австрийский вторгся в северную часть Франции, но затем отступил. В ноябре феодал Франсуа де Дюнуа захватил замок Партенэ. 11 января 1487 года Луи Орлеанский бежал из замка Блуа и, преследуемый королевскими лучниками, вновь укрылся в Бретани. Королевская армия вышла из Тура в начале февраля, и началось наступление на юго-запад. В Бордо 7 марта Оде де Эдье, мятежный губернатор Гиени, был заменен Пьером де Божё. После подавления мятежа в Гиени граф Карл Ангулемский сдался 19 марта 1487 года[1]. Королевская армия покинула Бордо 15 марта, чтобы отбить Партенэ. Дюнуа бежал к Луи Орлеанскому в Нант. Затем королевская армия выступила на Бретань. По договору в Шатобриане большинство бретонских дворян пришли к компромиссу с королём. Королевские войска согласились покинуть Бретань при условии сдачи Луи Орлеанского и Дюнуа.
Между тем на севере маршал де Эскердэ успешно оттеснил войска Максимилиана I, ставшего вскоре императором Священной Римской империи. На юге лорд Кандале разбил мятежного Алена д’Альбре в битве при Нонтроне. Д’Альбре намеревался присоединиться к повстанцам на севере, но был вынужден признать своё поражение. В Бретани роялисты заняли виконтство Роан и взяли Плоермель.
В апреле 1487 года герцог Франциск II попытался мобилизовать бретонскую знать против короля. Узнав об этом, королевская армия продвинулась к Бретани. Войска разместились в Шатобриане, Витре, Ансени и Клиссоне. Они осадили Нант, но корнуолльские союзники Бретани помогли снять осаду. В то же время норманнские корсары блокировали побережье Бретани, чтобы остановить дальнейшие усилия английских союзников Бретани перебросить войска из-за пролива.
20 января 1488 года герцоги Орлеанский и Бретонский были объявлены мятежниками Парламентом в Париже. Они и их соратники более не рассматривались в качестве вассалов, а воспринимались как изменники и враги короля. Весной герцог Орлеанский возобновил борьбу, заняв Ванн, Оре, Плоермель и заставив виконта Роана капитулировать.
24 апреля 1488 года было объявлено королевское решение о конфискации имущества Луи Орлеанского. Между тем, Ален д’Альбре получил субсидию от кастильского двора и прибыл в Бретань с 5000 солдат. Максимилиан I отправил 1500 солдат ему в помощь, а барон Скейлс высадился во главе английского отряда. Несмотря на это, концентрация сил мятежников в Бретани все ещё была недостаточной. Кроме того, их позиции ослабляла занятость Максимилиана I восстанием во Фландрии, поддержанным маршалом де Эскердэ. Различные феодалы, поддерживавшие герцога Бретани, были также в споре друг с другом за руку Анны Бретонской.
Французский королевский генерал Луи II де ла Тремуйль собрал свои силы на границе герцогства, готовится к атаке. 12 июля королевские войска захватили Фужер, а затем Динан. 28 июля 1488 года армии противников встретились в битве при Сент-Обен-дю-Кормье. Силы бретонцев во главе с маршалом де Риё были разгромлены Поражение положило конец войне. Герцог Орлеанский был пленен, а герцог Франциск II был вынужден принять условия мирного договора.
Последствия
20 августа 1488 года между Франциском II Бретонским и королём Карлом VIII был подписан договор в Сабле. Франциск признал себя вассалом короля, обещал удалить иностранные войска из герцогства и больше не призывать их[3][4]. В свою очередь Карл отвел войска из Бретани за исключением городских гарнизонов. Самым интересным условием договора было то, что он требовал согласия французского короля на любой брак дочерей Франциска II. Амнистия была предоставлена де Эдье, Дюнуа и большинству мятежников. Луи Орлеанский был заключен в крепость, но когда Карл VIII спустя три года достиг совершеннолетия и отменил регентство, он простил своего дядю.
Франциск II хотел, чтобы его дочь Анна вышла замуж за Максимилиана I, рассчитывая с его помощью обеспечить суверенитет Бретани. Франциск II умер 9 сентября 1488 года, и Анна унаследовала титул герцогини в январе следующего года. Верные сторонники Франциска устроили союз Анны с Максимилианом по доверенности, данной 19 декабря 1490 года. Однако это нарушило договор в Сабле. В результате Франция возобновила вооруженные действия в Бретани. Весна 1491 года принесла новые успехи французскому генералу Ла Тремуйлю, и Карл VIII начал осаду города Ренн. Максимилиан не смог прийти на помощь своей невесте, и Ренн пал. Анна обручилась с Карлом и отправилась в Ланже для церемонии бракосочетания. Хотя Австрия заявила дипломатические протесты, Анна вышла замуж за Карла VIII 6 декабря 1491 года. Брак был впоследствии подтвержден папой Иннокентием VIII 15 февраля 1492 года.
Напишите отзыв о статье "Безумная война"
Примечания
- ↑ 1 2 Beck, Sanderson [www.san.beck.org/8-7-France1453.html#a3 France in the Renaissance 1453-1517]. Проверено 27 апреля 2010.
- ↑ Didier Fur. Anne of Brittany. Bookshop Guénégaud Edition: Paris, 2000.
- ↑ Fisher, H.A.L. The History of England, from the Accession of Henry VII, to the Death of Henry VIII, 1485—1547 (Volume V). Longmans, Green, and Co., 1906, p. 29.
- ↑ Craik, G.L. and MacFarlane,C. The Pictorial History of England: Being a History of the People, as Well as a History of the Kingdom. Charles Knight and Company, 1841, p.295. (Original from the New York Public Library).
Отрывок, характеризующий Безумная война
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
