Алфёрова, Александра Самсоновна

Александра Самсоновна Алфёрова
В 1908 году
Род деятельности:	начальница женской гимназии её имени, педагог, учитель математики
Дата рождения:	1868?
Место рождения:	Москва
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	15 сентября 1919(1919-09-15)
Место смерти:	Москва

Александра Самсоновна Алфёрова, урождённая Коссович (1868? — 15 сентября 1919) — основательница и бессменная начальница частной гимназии для девочек в Москве. Расстреляна вместе с мужем по делу "Национального центра".

Облик

Её <А. С. Алфёровой> облик врезался в память алфёровок величественной элегантностью. Английский костюм с длинной юбкой или тёмно-синее бархатное платье с высоким воротом, туго обтягивающее статную фигуру, две тонкие нитки жемчуга вокруг шеи. Совсем белая уже в сорок лет голова с кольцами седых волос на висках. Лицо некрасиво, но очень своеобразно: слегка негритянского склада. Взгляд голубых глаз — открытый, преисполнен заботой и сердечностью. Строгость и требовательность у неё сочетались с умением пошутить; словом, интонацией, а иногда просто жестом проявить внимание и ласку. Вызывало удивление, как одним мановением руки она добивалась полной тишины в зале на переменке или утром перед уроками...

Биография

Отец Самсон Сергеевич Коссович, директор Земледельческой школы родом из Могилёвской губернии. В 1887 году окончила с серебряной медалью классическую гимназию С. Н. Фишер. Начала своё образование на математическом отделении Московских Лубянских курсах. После их закрытия посещала «Коллективные уроки» по математики, заменявшие московским девушкам университетское образование, в период временного закрытия курсов властями вплоть до 1900 года. Давала частные уроки, в частности, преподавала детям А. И. Чупрова.

19 июня 1895 года заключила брак с А. Д. Алфёровым, преподавателем Земледельческой школы, другом её братьев Петра и Дмитрия.

Обсуждала с Чупровым план учреждения собственной гимназии. Гимназия была учреждена в 1896 году. Первоначально для гимназии была снята квартира в доме С. М. Фроловой (Плющиха д. 4/43), но официальном адресом гимназии была квартира А. Н. Авдеевой (Кривоарбатский переулок, д. 2/37). К 1902 году число учениц достигло 230 гимназия стала полноценной восьмиклассной гимназией Министерства просвещения, получившей права наравне с государственными учебными заведениями и предлагавшей объём знаний мужских гимназий.

В 1904 году для успешного развития гимназии был куплен участок для строительства здания гимназии на Мухиной горе рядом с церковью Благовещения на Бережках (по имени церкви назван Большой Благовещенский переулок). Дом был построен на деньги благотворителей, среди них С. А. Муромцев. К. Т. Солдатёнков завещал гимназии учебники и книги. Дом построен по проекту И. А. Иванова-Шица. Здание было завершено в 1906 году. В здании гимназии была предусмотрена и квартира для директорской четы. Александра Самсоновна страдала болезнью сердца, поэтому для неё в здании был построен лифт. Память выпускниц школы сохранила историю, как однажды лифт застрял, и Алфёрова провела урок математики из-за лифтовой решётки.

Школьное прозвище основателей гимназии А. С. и А. Д. Алфёровых было "Шурки". Манера преподавания у них была совершенно разная. Александра Самсоновна, преподаватель математики, была строга, перед ней трепетали, но ещё больше уважали и любили.

Гибель

К 1919 году гимназия была преобразована в школу № 75. Летом в селе Липки под Болшево Алфёровы организовали летнюю трудовую колонию для отдыха и прокорма учеников. Там 28 августа 1919 года А. Д. и А. С. Алфёровы были арестованы ЧК. В ночь с 14 на 15 сентября их расстреляли.

Гимназический батюшка отец Александр отслужил в храме Николы Явленного на Арбате заочную панихиду. В 1922 году уже отца Александра арестовали за сопротивление изъятию церковных ценностей, расстрел заменили тюремным сроком.

Среди выпускниц гимназии ходило письмо Александры Самсоновны своим ученицам. Многие его выучили наизусть. Недавно одним из потомков выпускницы 1913 года Е. Д. Петрушевской был обнародован подлинный письменный текст письма:

Бывшим ученицам нашей гимназии, учреждённой А. С. Алфёровой.

Прочитать после моей смерти.

11/XII 1918 года. Среда, 12 ночи.

Милые дорогие девочки, вероятно, многие из вас, если узнают о моей смерти придут со мной проститься.
Но тогда я ничего не смогу вам сказать. Спасибо вам за доброе отношение к школе и ко мне, которое вы неоднократно проявляли. Любите друг друга и старайтесь, насколько возможно до старости, сохранять связь друг с другом. Пусть человек, учившийся в гимназии Алфёровой или работавший там, не будет вам чужим. Если у кого из вас в душе теплится обида против меня — простите, но в общем я вас очень любила и желаю вам всего лучшего. Не унывайте — вы молоды и дождётесь лучших времён. Не забудьте О. Дм. Крашенинникову, м. б. и Н. Ив. Савинову — она тоже жалка.

Любящая вас А. Алфёрова.

На гибель учительницы откликнулась изгнанная когда-то из Алфёровской гимназии Марина Цветаева: "Не думала я, А.С., не думала я, 15-ти лет, (эсерка!), сидя за партой и с ненавистью следя за Вашей сухой, прямой, на английский лад фигурой, с мелком в руке, у доски — не думала я, что Вы 12 л<ет> спустя в октябре 19-го кончите — так, а я буду сидеть на корточках перед печкой и варить картошку!"

Гимназическая легенда

• Перед началом урока для Александры Самсоновны был свойственен отрешённый взгляд куда-то вдаль. По преданию на это обратил внимание В. И. Суриков, и именно таким взглядом была им наделена девушка в чёрном на картине "Меншиков в Берёзове".

Семья

Дядя — Иван Александрович Стебут

Брат — Пётр Коссович

Брат — Дмитрий Коссович

Брат — Владимир Коссович

Произведения

• Алфёрова А. С. По личным воспоминаниям // Русские ведомости. 1909. 24 февраля № 44 С. 5.

В искусстве

• А. С. и А. Д. Алфёровым посвящён роман Ирины Муравьёвой "Холод черёмухи".

Литература

• Реформатская Мария. Алфёровская гимназия // Наша Плющиха. Тетрадь воспоминаний. М.: Близнецы. 2008. С. 403—418.
• [archive.org/details/pamiatipogibshik00astr Памяти погибших] 1929. C. 100-112.
• "Известия ВЦИК" от 2 октября 1919 г. с сообщением о непричастности А. Д. Алфёрова к контрреволюционному заговору.

Архивы

• Научный архив РАО Ф. 63. Д. 1-71.

Отрывок, характеризующий Алфёрова, Александра Самсоновна

С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.