Амбелауанцы
| Численность и ареал | |
|---|---|
| Язык | |
| Религия | |
| Родственные народы | |
Амбела́уанцы (индон. Suku Ambelau) — народность, основное население индонезийского острова Амбелау (индон. Pulau Ambelau). Относятся к восточно-индонезийской антропологической группе. Проживают также на острове Буру (индон. Pulau Buru) и некоторых других островах Малайского архипелага[1][2].
Численность, по состоянию на конец 2000-х годов, составляет около 8300 человек[3]. С этнографической точки зрения близки большинству коренных народов острова Буру. Родным языком народности является австронезийский язык амбелау (индон. Bahasa Ambelau). По вероисповеданию мусульмане-сунниты[1][2].
Амбелауанцы островов Амбелау и Буру образуют 22 патрилинейных локализованных рода, делящихся на экзогамные линиджи[1].
Содержание
Расселение
Составляют абсолютное большинство населения как на Амбелау в целом, так и в отдельности в каждой из семи административно-территориальных единиц (деревень и поселений), на которые разделена территория острова. Большая часть амбелауанцев, как и других жителей острова, проживает в прибрежных районах[4].
Наиболее крупная община амбелауанцев за пределами Амбелау — около 700 человек — проживает на юго-востоке острова Буру в деревне Ваетава (индон. Waetawa). Её представители сохраняют высокую степень этнической идентичности и поддерживают тесные культурные, социальные и хозяйственные связи со своими соплеменниками на Амбелау. Некоторое количество амбелауанцев живет в других районах Буру, на острове Амбон, некоторых других островах индонезийской провинции Малуку, а также в столице Индонезии Джакарте[2][4].
В период нидерландской колонизации — в частности, в первой половине XVII века — значительная часть амбелауанцев была вывезена на Буру для работ на плантациях пряностей, немалое количество было истреблено[1].
Язык
Родным для народности является язык амбелау (также амбелауанский), принадлежащий к центрально-молуккской ветви центрально-малайско-полинезийских языков[2]. Язык активно используется амбелауанцами в быту и в общественной жизни как на Амбелау, так и на Буру. При этом значительная их часть на функциональном уровне владеет государственным языком Индонезии — индонезийским или же распространенном на Молуккских островах амбонском диалекте малайского языка, так называемом мела́ю амбо́н (индон. Melayu Ambon, фактически представляет собой упрощенный индонезийский язык с той или иной долей местной лексики)[1].
Религия
Абсолютное большинство — 94 % — амбелауанцев составляют мусульмане-сунниты, остальные представители народности являются христианами-протестантами[3]. При этом некоторая часть сохраняет пережитки традиционных местных верований[5].
Образ жизни
Амбелауанцы островов Амбелау и Буру образуют 22 патрилинейных локализованных рода, делящихся на экзогамные линиджи[1].
Основное занятие — сельское хозяйство. Гористый рельеф и каменистые почвы Амбелау затрудняют развитие традиционного для этой части Индонезии рисоводства. На сравнительно небольших участках плодородной почвы, в основном на побережье, выращиваются кукуруза, саго, батат, какао, кокосовая пальма, а также пряности — гвоздика и мускатный орех[6].
Распространена охота, главным образом на дикую свинью бабируссу. Рыболовство развито не везде (наиболее значительно — в деревнях Масавой и Улима на Амбелау), основной промысловый вид — тунец[6].
Некоторое количество амбелауанцев, проживающих на Амбелау, регулярно работает на Буру, главным образом, на производстве саго[1].
Традиционные жилища — каркасные дома из бамбука, часто на сваях. Крыши кроются пальмовыми листьями или тростником, с середины XX века всё большее распространение получает черепица[7].
Национальный костюм амбелауанцев по фасону сходен с одеждой большинства народов Индонезии — саронг и длиннополая рубаха у мужчин, саронг и более короткая кофта у женщин. Однако традиционные цветовые предпочтения в одежде достаточно своеобразны — в частности, в праздничных нарядах преобладают различные оттенки красного. Кроме того, праздничный наряд предполагает достаточно своеобразные головные уборы — у мужчин остроконечный колпак с плюмажем, у женщин повязка с плюмажем[8].
Напишите отзыв о статье "Амбелауанцы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 НРМ, 1998, с. 41.
- ↑ 1 2 3 4 [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=amv Язык амбелау] в Ethnologue. Languages of the World, 2015.
- ↑ 1 2 [joshuaproject.net/people_groups/10278/ID Ambelau]. Joshua Project. Проверено 17 ноября 2014 года.
- ↑ 1 2 Local Knowledge, 2009, с. 24-25.
- ↑ Local Knowledge, 2009, с. 25.
- ↑ 1 2 Local Knowledge, 2009, с. 24.
- ↑ Local Knowledge, 2009, с. 26-27.
- ↑ [www.ohio.edu/pli/ambelau/ambelaul.htm Ambelau] (англ.). Ohio University Library Holding. — Фотография семейной четы амбелауанцев в праздничной одежде в электоронной библиотеке Университета штата Огайо. Проверено 12 марта 2010. [www.webcitation.org/67BrINI0N Архивировано из первоисточника 25 апреля 2012].
Литература
- Членов М. А. Амбелауанцы // Народы и религии мира / Гл. ред. В. А. Тишков. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. — 928 p. — ISBN 5-85270-155-6.
- [www.icsf.net/images/reports/pdf/english/issue_8/chapter06.pdf Local Knowledge And Fishery Management]. — Bogor: Center for Coastal and Marine Resources Studies, Bogor Agricultural University, Indonesia, 2009.
|
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. |
Отрывок, характеризующий Амбелауанцы
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
