Американский институт предпринимательства
Поделись знанием:
К:Учебные заведения, основанные в 1943 году
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
| Американский институт предпринимательства | |
 | |
| По-английски |
American Enterprise Institute |
|---|---|
| Девиз |
англ. Competition of ideas is fundamental to a free society. |
| Основан | |
| Тип |
частный («Фабрика мысли») |
| Президент | |
| Место расположения |
Вашингтон, Округ Колумбия, США
|
| Официальный сайт |
[www.aei.org/ www.aei.org] |
Институт американского предпринимательства (англ. American Enterprise Institute for Public Policy Research) — независимый негосударственный исследовательский институт США консервативного толка.
В 1943 году был учреждён при поддержке делового сообщества США[1] как Американская ассоциация предпринимательства (англ. American Enterprise Association), в 1960-м[2] переименованная в Американский институт предпринимательства (англ. American Enterprise Institute, AEI).
Институт является неправительственной организацией, финансируемой такими компаниями как Microsoft[3], Motorola, American Express, ExxonMobil, Chevron[4], AT&T и другими[5].
Содержание
Цели
Исследования в области государственной политики. Заявленная миссия — защищать принципы и улучшать институты американской свободы и демократического капитализма Америки: ограничение власти правительства, частное предпринимательство, индивидуальную свободу и ответственность, американскую внешнюю политику и национальную оборону путём проведения научных исследований и открытых дебатов. По уставу институт действует на внепартийной основе,[6]. Более 20-ти научных сотрудников AEI до этого занимали посты в администрации Буша-младшего либо в комитетах и комиссиях Белого Дома в период его президентства.
Руководство
- Директор института — Артур Брукс, председатель — Брюс Ковнер. Вице-президент совета попечителей — Ли Рэймонд[7].
- Члены учёного совета института: Ричард Перл, Линн Чейни[8], Джон Болтон, философ Леон Касс[9], Бен Ваттенберг[10] и некоторые другие.
- Старшие научные сотрудники: Ньют Гингрич, Майкл Ледин (англ. Michael Ledeen, старший научный сотрудник по вопросам общественной политики) и другие.
Центры института
В составе института действует несколько подразделений (назыв. центры) и экспертный состав.
Аналитический
- Даниэль Плетка[11] — вице-президент центра, также на должности эксперта по Сирии.
- Николас Эберштадт — заведующий отделом (кафедрой) политической экономии имени Генри Вендта (англ. Henry Wendt), также на должности эксперта по КНДР.
- Научные сотрудники: Дэвид Фрам[12], Алекс Поллок, Руэл Марк Герехт[13], социолог Карлин Боумен, Кеннет Грин[14], Лори Милрой[15], Джерард Александер (англ. Gerard Alexander), Джон Лотт[16], Питер Уоллисон и другие.
Политологический
Глава центра — Кристофер ДеМуф[17]; научные сотрудники: Скотт Уолстен (англ. Scott Wallsten), политический аналитик Норман Орнстайн, политолог Джошуа Муравчик[18], Фред Томпсон[19], политолог Джон Фортье (англ. John Fortier), Джон Ханн (англ. John Hann) и другие.
- Приглашённые учёные: Пол Вулфовиц[20][21], политолог Пьер Аснер (фр. Pierre Hassner) и другие.
Исследовательский
- Директор исследований — Винс Хейли (англ. Vince Haley), директор отдела социально-политических исследований — теолог Майкл Новак (англ. Michael Novak), директор отдела по исследованию экономической политики — Кевин Хассет (англ. Kevin Hassett), директор отдела азиатских исследований — Джеймс Лилли[22].
- Остальные научные сотрудники исследовательского центра: экономист Джеймс Глассман[24], политолог Гари Шмитт (англ. Gary Schmitt), Кара Флук (англ. Kara Flook), экономист Десмонд Лэчман[25], Чарли Шром (англ. Charlie Szrom), экономист Ягадиш Гокхейл (англ. Jagadeesh Gokhale), Джозеф Антос (англ. Joseph Antos, исследователь проблем здравоохранения), социолог Чарльз Мюррей[26], Элизабет Чейни[8], журналист Динеш Десуза (англ. Dinesh D’Souza), Алан Безансон[27], социолог Дуглас Бешаров, феминистка Кристина Хофф Соммерс (англ. Christina Hoff Sommers), Джеффри Гедмин (англ. Jeffrey Gedmin), Том Миллер, Джон Колфи (англ. John E. Calfee), аналитик Норман Орстин, Винсент Рейнхарт[28] и другие.
Эксперты
- Ведущий эксперт — Роджер Бейт (англ. Roger Bate).
- По отраслям наук: эксперт по обороне и стратегическим вопросам — Томас Доннелли (англ. Thomas Donnelly), эксперт по обороне — Тэд Франк, эксперт по военным вопросам — Фредерик Каган, эксперт по демографии — Бен Ваттенберг[10], эксперты по экономике — Гэри Саксонхаус и экономист Филипп Свейгл, рыночный эксперт — экономист Джон Макин.
- Эксперты по странам: по КНДР — демограф и экономист Николас Эберштадт, по Сирии — Даниэль Плетка[11], по вопросам Ближнего Востока и Ирану в частности — Майкл Рубин[29].
Видные деятели
В различное время в стенах института работали такие видные деятели как 38-й президент США Джеральд Форд, экономист Уильям Феллнер, американский политик Дэвид Вурмсер (англ. David Wurmser), политолог Джин Киркпатрик (ум. в 2006 г.), астронавт НАСА Уильям Элисон Андерс (англ. William Alison Anders), польский политик Радослав Сикорский, историк-политолог Бернард Льюис (англ. Bernard Lewis), американский политик Ричард «Дик» Чейни, нидерландский политик Айаан Хирси, философ и публицист Ирвинг Кристол (англ. Irving Kristol) и его сын Вильям Кристол (англ. William Kristol), журналист Раймонд Моле (англ. Raymond Moley),американский социолог Роберт Нисбет, французский историк Э. Ле Руа Ладюри, современный теоретик анархо-капитализма Анри Лепаж (фр. Henri Lepage), Ольга Мосина[30], экономист Дипак Лал (англ. Deepak Lal), и многие другие.
Издательство
При институте работает издательство, выпускающее журнал (вестник) института, несколько газет (в их числе посвящённая анализу процессов на американском и мировом финансовых рынках ежемесячная газета «AEI Economic Outlook»), а также работы сотрудников института.
Редактор журнала (вестника) «The American Enterprise Institute» — Карл Цинсмейстер (англ. Karl Zinsmeister).
Другие организации
Американский институт предпринимательства партнёрствует с различными политическими, аналитическими, исследовательскими, благотворительными и др. организациями, в частности с фондом Фридриха фон Хайека и многими другими.
Американский институт предпринимательства входит в коалицию по налоговой конкурентоспособности США.
Напишите отзыв о статье "Американский институт предпринимательства"
Примечания
- ↑ При зарождении AEI опекали широко известные американские предприниматели и компании, в частности Дэвид Паккард и др., компании Bristol-Myers, General Mills, Chemical Bank и другие.
- ↑ В 1960-е гг. существенную финансовую помощь институту оказал Фонд Форда (англ. The Ford Foundation). См. П. Лабарик, «Почему Фонд Форда финансирует споры».
- ↑ «По словам представителя Microsoft, корпорация финансирует несколько государственных политических институтов, включая American Enterprise Institute, Cato Institute, Центр стратегических и международных исследований и фонд „Наследие“» (цитата от Matt Loney, ZDNet UK, zdnet.ru).
- ↑ «American Enterprise Institute, в совете попечителей которого состоят руководители крупнейших нефтяных компаний ExxonMobil и Shevron ..» (цит. по Ф. Фукуяма, «БУШ ОТВЕТИТ ЗА РАСТРАТУ КАПИТАЛА», июнь 2006 г.).
- ↑ «Такие политические аналитики как Радж Пейтел, отмечают, что American Enterprise Institute сама по себе является неправительственной организацией, финансируемой корпорациями. Она подотчётна лишь своему правлению, в состав которого входят представители таких компаний, как Motorola, American Express и ExxonMobil» [www.prostir.ua/news/print.html?q=3600].
- ↑ хотя практически занимает прореспубликанские позиции. Например, после выборов в США 2004 г. с таким заявлением выступили Джордж Сорос, Герб Сандлер (англ. Herb Sandler) и Питер Льюис (англ. Peter Lewis) [www.m3j.net/world/2005/01/12/soros/].
- ↑ До 2006 г. председатель совета директоров и генеральный директор компании «ExxonMobil».
- ↑ 1 2 Линн Чейни (англ. Lynne Cheney) — супруга, а Элизабет Чейни (англ. Elisabeth Cheney) — старшая дочь американского политика Ричарда Чейни.
- ↑ Леон Касс (англ. Leon R. Kass) — специалист по биоэтике, глава Президентского совета США по биоэтике при президенте Буше.
- ↑ 1 2 Бен Ваттенберг (англ. Ben Wattenberg) — также на должности эксперта по демографии. В прошлом спичрайтер президента Линдона Джонсона, а затем советник президента Джимми Картера. Автор книги «Падение рождаемости» (англ. Birth Dearth, 1986).
- ↑ 1 2 Даниэль Плетка (англ. Danielle Pletka) — специалист в области внешней политики, в 1992—2002 гг. сотрудница аппарата сенатского комитета США по внешней политике.
Известна в США и Европе по скандалу с Программой ООН «Нефть в обмен на продовольствие». - ↑ Дэвид Фрам (англ. David Frum; р. 1960 г.) — журналист. В 1990-х был одним из редакторов издания «Weekly Standard», в 2001—2002 годах экономический спичрайтер президента Буша (Представитель Белого дома Тэйлор Гросс (Taylor Gross): "Президент был очень доволен работой Дэвида и продолжает находится с ним в очень хороших отношениях" [www.lenta.ru/ww3/2002/02/27/frum/].). Брат Линды Фрам (англ. Linda Frum)
- ↑ Руэл Марк Герехт (англ. Reuel Marc Gerecht) — бывший оперативный сотрудник Ближневосточного отдела ЦРУ.
- ↑ Кеннет Грин (англ. Kenneth Green) — стал широко известен в США и Западной Европе в начале 2007 года благодаря своими усилиями по налаживанию научной дискуссии вокруг проблемы глобального потепления: «Письма, разосланные аналитическим центром AEI, предлагали плату за статьи, подчёркивающие недостатки доклада Межправительственной комиссии ООН по изменению климата […] Письма были подписаны Кеннетом Грином, который подтвердил, что организация предлагала учёным, экономистам и политическим аналитикам написать статьи для независимого обозрения, которое высвечивает сильные и слабые стороны доклада» [www.vovremya.info/print.php?news=8040].
- ↑ Лори Милрой (англ. Laurie Mylroie) — автор книги «Неоконченная война Саддама Хусейна против Америки».
- ↑ Джон Лотт (англ. John Lott) — автор книги «Больше Оружия — Меньше Преступности» (англ. More Guns, Less Crime).
- ↑ Кристофер ДеМуф (англ. Christopher DeMuth). Юрист, работавший в командах президентов Никсона и Рейгана.
- ↑ Джошуа Муравчик (англ. Joshua Muravchik) — автор книг «Экспортируя демократию» (англ. Exporting Democracy), «Рай на земле: взлёт и падение социализма» (англ. Heaven on Earth: The Rise and Fall of Socialism) и «Будущее Организации объединённых наций» (англ. The Future of the United Nations).
- ↑ Фред Томпсон (англ. Fred Thompson) — бывший сенатор, кандидат в президенты США на выборах-2008.
- ↑ «Пол Вулфовиц будет работать в качестве приглашённого учёного в консервативном политологическом центре American Enterprise Institute в Вашингтоне … В American Enterprise Institute Вулфовиц будет заниматься вопросами предпринимательства и развития, Африки, а также ..» [for-ua.com/world/2007/07/03/215842.html].
- ↑ «До работы в Пентагоне Вулфовиц работал в AEI советником до 2001 года» [www.dp.ru/msk/news/person/2007/07/04/226685/print/].
- ↑ Джеймс Лилли (англ. James Lilley) — работал помощником министра обороны по национальной безопасности (с ноября 1991 г. по январь 1993 г.). В период с 1986 по 1989 гг. был послом США в Корейской республике. См. [www.intellectualcapital.ru/bios/jlil.htm].
- ↑ Леон Арон (англ. Leon Aron) — политолог. Друг Егора Гайдара.
- ↑ Экономист Джеймс Глассман (англ. James K. Glassman) — главный редактор и издатель журнала «The American».
- ↑ Десмонд Лэчман (англ. Desmond Lachman) — именно он, ещё работая аналитиком на Уолл-стрит, одним из первых предсказал аргентинскую катастрофу задолго до дефолта 2001 года.
- ↑ Социолог Чарльз Мюррей (англ. Charles Murray), скандально известный в США своим утверждением: «В конце концов, если некоторые биологические группы сообразительнее других [речь о евреях], другие естественно, должны быть менее сообразительными» (цит. по Charles Murray, «The Bell Curve»). См. [jn.com.ua/jews/jews_2106.html].
- ↑ Алан Безансон (фр. Alain Besançon) — французский историк и обществовед. «Вот лишь один пассаж, экскурс в историю Первой мировой войны: если бы Россия победила, „…мы имели бы такую же смесь нигилизма, ультранационализма, расизма, антисемитизма, какую мы видели в нацистской Германии, но в масштабе всего нашего континента, и даже более колоссального плана, потому что все это освятила бы их религия“. Больше всего ему ненавистно православие» — так характеризует А. Безансона в своей работе «О глобализации, новом тоталитаризме и России» Борис Ключников (см. [www.patriotica.ru/actual/kluchnikov_glob2.html «Наш современник», N6-2000]).
- ↑ Бывший ведущий экономист ФРС.
- ↑ Майкл Рубин (англ. Michael Rubin) — редактор журнала «Middle East Quarterly», работал политическим советником коалиционных сил в Ираке в 2003—2004 годах.
- ↑ Ольга Николаевна Мосина — главный редактор экономического вестника о переходной экономике «Beyond Transition». См. [www.cefir.ru/index.php?l=rus&id=218].
Ссылки
- [www.aei.org Официальный сайт] (англ.)
- [inosmi-back.rian.ru/issues/459.html Статьи издательства AEI на ИноСМИ.Ru]
- [www.voltaire.ru/v-fokuse-sobyitiy/article129244.html Американский институт предпринимательства в Белом доме]
Отрывок, характеризующий Американский институт предпринимательства
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
