Ануй, Жан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Жан Ануй
Jean Anouilh
Дата рождения:

23 июня 1910(1910-06-23)

Место рождения:

близ Бордо, Франция

Дата смерти:

3 октября 1987(1987-10-03) (77 лет)

Место смерти:

Лозанна, Швейцария

Жан Мари Люсьен Пьер Ану́й (Ануйль, фр. Jean Anouilh; 23 июня 1910 — 3 октября 1987, Лозанна) — французский драматург и сценарист, видный деятель французской литературы XX века[1].





Биография

Жан Ануй родился в небольшой деревне близ Бордо в семье портного и скрипачки. По национальности баск.

В 15 лет Ануй приехал в Париж, где учился в лицее. После окончания лицея некоторое время изучал право в Сорбонне[1], писал короткие юмористические сценарии для кино. В 1928 году он женился на актрисе Монелль Валентин. С начала 30-х годов Ануй работал секретарём режиссёра Луи Жуве.

Ануй скончался в 1987 году в возрасте 77 лет в своём доме в Лозанне.

Творчество

Первую самостоятельную пьесу, «Горностай», Ануй написал в 1931 году, затем до 1960 года Ануй писал по пьесе почти каждый год. Успех пришёл в 1937 году после того, как пьеса «Пассажир без багажа» была поставлена на парижской сцене[1].

Огромный резонанс в оккупированном фашистами Париже вызвала постановка пьесы «Антигона» (написана в 1943, тогда же впервые поставлена, опубликована в 1944), в которой звучали призывы не подчиняться насилию[1]. Международную популярность Ануй приобрёл после Второй мировой войны.

Ануй написал сценарии к нескольким фильмам, среди них «Месье Винсент» (1947) и «Маленький Мольер» (1959).

Пьесы Жана Ануя ставятся на сцене российских театров. «Антигона» в 2001 году поставлена на сцене МХТ им. А. П. Чехова. В 2010 в театре У Никитских ворот режиссёром Мариной Кайдаловой поставлена пьеса «Коломба». Также в 2010 году в Воронежском государственном академическом театре драмы им. А. Кольцова В. Петровым поставлена пьеса «Арест». Ранее в этом театре ставилась пьеса «Коломба». 20 января 2010 года состоялась премьера спектакля «Жаворонок» в московском театре Луны под руководством народного артиста России Сергея Проханова, сценическую версию и постановку сделала Наталья Когут, в роли Карла — Дмитрий Бикбаев. В 2010 году в Оренбургском областном театре кукол режиссёр Вадим Смирнов осуществил постановку пьесы «Штаны, или Генералы в юбках» (La Culotte, 1978). В марте 2012 «Коломба» была поставлена в Театре на Малой Бронной под названием «Коломба, или „Марш на сцену!“» (реж. С .Голомазов). "Орнифль" в Театре Сатиры.Ошибка в сносках?: Неправильный вызов: ключ не был указан

Пьесы

  • «Хумулус немой» (Humulus le muet, 1929; в соавторстве с Ж. Ореншем)
  • «Мандарин» (Mandarine, 1930—1931; неопубл.)
  • «Горностай» (L’Hermine, 1931)
  • «Иезавель» (Jézabel, 1932)
  • «Бал воров» (Le Bal des voleurs, 1933)
  • «Жил-был каторжник» (Y’avait un prisonnier, 1934)
  • «Дикарка» (La Sauvage, 1934)
  • «Пассажир без багажа» (Le Voyageur sans bagage, 1936)
  • «Ужин в Санлисе» (Le Rendez-vous de Senlis, 1936)
  • «Леокадия» (Léocadia, 1938)
  • «Эвридика» (Eurydice, 1941)
  • «Антигона» (Antigone, 1942)
  • «Ромео и Жанетта» (Roméo et Jeannette, 1945)
  • «Приглашение в замок» (L’Invitation au château, 1946)
  • «Медея» (Médée, 1946)
  • «Эпизод из жизни автора» (Épisode de la vie d’un auteur, 1948)
  • «Ардель, или Ромашка» (Ardèle ou la Marguerite, 1948)
  • «Репетиция, или Наказанная любовь» (La Répétition ou l’Amour puni, 1950)
  • «Коломба» (Colombe, 1950)
  • «Вальс тореадоров» (La Valse des toréadors, 1951)
  • «Сесиль, или Урок отцам» (Cécile ou l'École des pères, 1951)
  • «Жаворонок» (L’Alouette, 1952)
  • «Орнифль, или Сквозной ветерок» (Ornifle ou le Courant d’air, 1955)
  • «Бедняга Бито, или Ужин голов» (Pauvre Bitos ou le Dîner de têtes, 1956)
  • «Сумасброд, или Влюбленный реакционер» (L’Hurluberlu ou le Réactionnaire amoureux, 1958)
  • «Маленький Мольер» (La Petite Molière, 1958)
  • «Потасовка» (La Foire d’empoigne, 1958)
  • «Беккет, или Честь Божья» (Becket ou l’Honneur de Dieu, 1959)
  • «Подвал» (La Grotte, 1959)
  • «Оркестр» (L’Orchestre, 1959)
  • «Сон критика» (Le Songe du critique, 1960)
  • «Не будите Мадам» (Ne réveillez pas Madame, 1964)
  • «Сладкая жизнь» (La Belle Vie, 1965)
  • «Булочник, булочница и маленький подмастерье» (Le Boulanger, la Boulangère et le Petit Mitron, 1965)
  • «Месье Барнетт» (Monsieur Barnett, 1965)
  • «Дорогой Антуан, или Неудачная любовь» (Cher Antoine ou l’Amour raté, 1967)
  • «Красные рыбки, или Мой отец — герой» (Les Poissons rouges ou Mon père, ce héros, 1968)
  • «Ты был таким милым в детстве» (Tu étais si gentil quand tu étais petit, 1969)
  • «Директор Оперы» (Le Directeur de l’Opéra, 1971)
  • «Арест» (L’Arrestation, 1972)
  • «Дороги-и-птицы» (Chers zoiseaux, 1974)
  • «Сценарий» (Le Scénario, 1974)
  • «Да здравствует Генрих IV!, или Галигай» (Vive Henri IV ! ou la Galigaï, 1976)
  • «Штаны (Генералы в юбках)» (La Culotte, 1976)
  • «Эдип, или Нескладный царь» (Œdipe ou le Roi boîteux, 1978)
  • «Пупок» (Le Nombril, 1980)
  • «Томас Мор, или Человек свободный» (Thomas More ou l’Homme libre, 1987)

Сценарист

Награды

Напишите отзыв о статье "Ануй, Жан"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [bigenc.ru/text/702558 Ануй] / А. П. Скуратовская // Анкилоз — Банка. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2005. — С. 93—94. — (Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов ; 2004—, т. 2). — ISBN 5-85270-330-3.</span>
  2. </ol>

Отрывок, характеризующий Ануй, Жан

– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.