Ануфриев, Евгений Александрович

Евгений Александрович Ануфриев
Дата рождения:	23 января 1923(1923-01-23) (101 год)
Место рождения:	Лапичино, Молодотудская волость, Ржевский уезд, Тверская губерния, РСФСР, СССР
Научная сфера:	философия, социология
Место работы:	МГУ
Учёная степень:	доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Московский областной педагогический институт
Награды и премии:

Евгений Александрович Ануфриев — учёный-философ, Заслуженный деятель науки Российской Федерации, заслуженный профессор МГУ, участник Великой Отечественной войны.

Биография

Родился 23 января 1923 года на хуторе Лапичино Ржевского уезда Тверской губернии.

Был двенадцатым ребенком в зажиточной крестьянской семье. Мать умерла в 1924 году. Отца в 1928 году за невыполнение задания по сдаче хлеба государству осудили на пять лет с конфискацией имущества.

После этого Евгений жил по очереди в семьях старших сестер.

В 1937 году переехал в Москву. 18 июня 1941 года окончил школу № 284. После начала войны как комсомольский активист 17 июля 1941 года был зачислен в Войска Особой группы при НКВД СССР, в октябре 1941 года сведённые в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения войск НКВД (ОМСБОН), предназначенную для диверсионно-разведывательной деятельности в глубоком тылу противника.

В составе 1-го батальона 2-го мотострелкового полка бригады, которым командовал М. С. Прудников, участвовал в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года. После парада батальон отправился на передовую в район севернее Клина. Его бойцы ставили мины, уничтожали мосты, объекты, имевшие военное значение, взрывали фугасами дороги с целью замедления продвижения наступавших немецких войск.

Во второй половине декабря батальон был отозван в Москву. Из его бойцов сформировали отряд лыжников под командованием старшего лейтенанта К. З. Лазнюка, в его состав попал и Евгений Ануфриев.

Во второй половине января 1942 года отряд Лазнюка получил приказ перейти линию фронта в районе посёлка Думиничи Калужской области и выбить противника из деревни Хлуднево.
В ночь на 23 января 27 бойцов ОМСБОНа атаковали фашистов, вступив в сражение с целым батальоном немцев, поддерживаемых танками и миномётами. Из всей группы в живых осталось пятеро.

Погибшие лыжники (22 человека) были посмертно награждены орденами Ленина, замполитрука Л. Х. Папернику кроме того присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно), оставшиеся в живых красноармеец Е. А. Ануфриев и младший сержант А. П. Кругляков награждены орденами Красного Знамени, а вынесенный ими с поля боя раненый командир отряда К. З. Лазнюк — орденом Ленина. Кроме того, ещё один из пяти выживших — красноармеец И. Т. Корольков был награждён орденом Красной Звезды. Награды вручил в Кремле М. И. Калинин 1 сентября 1942 года.

В дальнейшем Ануфриев служил в Таджикистане в пограничных войсках на границе с Афганистаном. Во время прохождения службы, после окончания войны заочно поступил в институт.

Весной 1949 года демобилизовался и перевелся в Московский областной педагогический институт, который окончил с отличием (1952). Был оставлен в аспирантуре и избран секретарем парткома института, работал в этой должности три года.

После защиты кандидатской диссертации (1955) — старший преподаватель, доцент, зав. кафедрой в МВТУ имени Н. Э. Баумана.

С 1965 года и по настоящее время работает в МГУ, там защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора философских наук (1972), получил звание профессора и свыше 20 лет заведовал кафедрой.

В 1985 году как участник Великой Отечественной войны в честь ознаменования 40-летия Победы согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года был награждён орденом Отечественной войны II степени.

Е. А. Ануфриев удостоен звания Заслуженный деятель науки Российской Федерации. Является автором философско-социологических работ по проблемам личности.

В 1999 году награждён медалью К. Д. Ушинского за заслуги в области педагогических наук. В 2003 году присвоено звание Заслуженного профессора МГУ.

За активное участие в патриотическом воспитании молодежи награждён Почётной грамотой Президента Российской Федерации.

Источники

• [podvignaroda.mil.ru/?#id=11505379&tab=navDetailManAward Ануфриев Евгений Александрович] Орден Красного Знамени. ОБД «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». — Архивные документы о награждении. Проверено 28 марта 2016.
• [podvignaroda.mil.ru/?#id=1509209469&tab=navDetailManUbil Ануфриев Евгений Александрович] Орден Отечественной войны II степени. ОБД «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». — Данные о наградном документе. Проверено 28 марта 2016.
• Игорь Алексеев. [www.ormvd.ru/pubs/103/trails-in-the-immortality-of-the-/ Лыжня в бессмертие]. ФКУ «Объединённая редакция МВД России» (6 апреля 2015). Проверено 25 марта 2016.
• [pobeda.elar.ru/issues/oborona-moskvy/snezhnye-kavaleristy/ Оборона Москвы] Судьбы и подвиги: Снежные кавалеристы. Вестник «Календарь Победы». Корпорация «ЭЛАР». Проверено 29 марта 2016.
• Марианна Вергунова, Ксения Коган. [ros-idea.ru/site/115 Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают…]. Школа патриотизма. Журнал «Культура здоровой жизни». Проверено 29 марта 2016.
• [wwii-soldat.narod.ru/200/ARTICLES/BIO/anufriev_ea.htm АНУФРИЕВ Евгений Александрович] Биографические сведения. Сайт «Международный Объединенный Биографический Центр». — www.wwii-soldat.narod.ru. Проверено 25 марта 2016.
• Философы России XIX—XX столетий. Биографии, идеи, труды / вед. авт., сост. и гл. ред. П. В. Алексеев. — 2-е изд. — М.: Книга и бизнес, 1995. — 752 с. — ISBN 5-212-00800-X.

Отрывок, характеризующий Ануфриев, Евгений Александрович

– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.