Аппоньи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аппоньи (венг. Apponyi) — венгерский графский род, получивший название от усадьбы Опонице (ныне в Словакии).

Документальная история рода, носившего прежде имя Пееч, может быть прослежена до 1315 года. Магистр Фома Пееч по прозванию «Красный» получил в 1335 году от короля поместье Киш-Эйвр (Kis-Ewr) и стал с этого времени называться также Эйври, то есть Эйврский; в 1392 году он променял поместье Эшеклез на замок и поместье Опонице (Ragy-Appony), от которого этот род заимствовал своё современное имя.

В 1718 году Аппоньи возведены в баронское, а затем и в графское (старшая линия 1739 году, младшая — 1808) достоинство.

  • Граф Антон-Георг Аппоньи (1751—1817), занимал различные административные и почётные должности. Он основал библиотеку, стоившую около миллиона гульденов и имеющую до 60 тыс. томов, в том числе очень ценную коллекцию альдинских изданий; в 1827 году она была перемещена из Вены в Пресбург.
  • Сын предыдущего, граф Антон Аппоньи (1782—1852); большой знаток и покровитель венгерской литературы, искусства и промышленности, посвятил себя дипломатии, был посланником в Лондоне, Риме и Париже.
  • Его сын, гр. Рудольф Аппоньи (1812—1876), также служил по дипломатической части, был сначала секретарем австрийского посольства в Париже, а затем посланником в Турине, Лондоне и, наконец, в Париже. В 1876 году по болезни оставил свой пост и умер в Венеции. Женат на графине Анне Александровне Бенкендорф, дочери А. Х. Бенкендорфа. Их дочь Елена в 1866 году сочеталась браком с князем Паоло Боргезе, благодаря чему стала хозяйкой знаменитой виллы Боргезе в Риме.
  • Граф Георг Аппоньи (1808—1899), двоюродный брат предыдущего, в 1846-48 гг. канцлер Венгерского королевства, председатель Венгерского парламента, созванного в 1861 г. императором Францем-Иосифом.
<center>Усадьбы графов Аппоньи в Хёдьесе и Ленделе

</div> </div>



Источник

Напишите отзыв о статье "Аппоньи"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Аппоньи

– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.