Аппорт

Аппорт — в спиритуализме, парапсихологии и оккультизме — паранормальное перемещение объектов из одной точки пространства в другую или возникновение их словно бы «из ниоткуда».

В спиритуализме распространёнными объектами аппорта считались цветы, хотя поступали также сообщения о необъяснимых возникновениях в комнатах для сеансов камней (в том числе драгоценных), мелкой утвари и т.д. Нандор Фодор называл аппорты «самым удивительным феноменом в спиритуализме».

После того, как феномен «физического медиумизма» начиная с середины XX века практически сошёл на нет, понятие аппорта ассоциируется, в основном, с деятельностью полтергейста; существуют свидетельства очевидцев, утверждавших, будто видели, как предметы отделялись от потолка, стен и т. д. Обратное явление — необъяснимое исчезновение объекта из наблюдаемого пространства — называется аспортом (англ. asport). Скептики, в частности, Роберт Тодд Кэрролл, считают, что любой аппорт есть результат фокуснических трюков.

История наблюдений

Согласно «Энциклопедии парапсихологии и оккультизма» первое документированное сообщение об аппорте пришло от доктора Дж. П. Билло (англ. G. P. Billot) который в книге «Recherches psychologique ou correspondence sur le magnetisme vital entre un Solitaire et M. Deleuze» (Париж, 1839), описал сеанс от 5 марта 1819 года с участием «трёх сомнамбул и одной слепой женщины», когда, по утверждению одной из женщин, невидимый посторонним белый голубь принёс «послание» в запертую комнату. Билло на указанном месте действительно нашёл белый конверт, в котором находились три костных обломка, к каждому из которых была приклеена бумажка с надписью: «Св. Максим, Св. Сабина и Мноие Мученики».

Билло утверждал также, что на сеансе 27 октября 1820 года, проводившемся с той же слепой женщиной, наблюдалось необъяснимое появление в комнате цветов. В 1844 году предметы возникали и исчезали в доме доктора Ларкина из Рентхэма, штат Массачусетс; предполагалось, что некое отношение к этому имела девушка по имени Мэри Джейн, в присутствии которой из кухни в комнату якобы перемещался тяжёлый утюг.

Участники так называемой «Оливковой ветви мира» (бостонского сообщества спиритуалистов середины XIX века), утверждали, что видели, как в запертом помещении появлялся белый голубь: истинность феномена засвидетельствовали в журнале «New Era» одиннадцть уважаемых граждан Бостона.

Аппорты Йоланды

Нандор Фодор в «Энциклопедии психической науки» называет «в целом весьма впечатляющими» аппорты Иоланды, «духа-контролёра», работавшей с медиумом мадам д’Эсперанс. Согласно её инструкциям, в кабинете заготавливались и всегда держались наготове белый песок и значительное количество воды. 4 августа 1880 года в присутствии Уильяма Оксли, наблюдателя из Манчестера, она попросила одного из гостей, мистера Реймерса, наполнить графин наполовину песком. Затем ему же было предложено влить туда воды. Йоланда взяла графин, поставила его на пол и слегка прикрыла его тканью, которую сняла со своих плеч. Участники сеанса, следуя её указанию, запели. Во время пения присутствующие увидели, что ткань у края графина приподнимается.

Несколько раз Йоланда выходила из кабинета и наблюдала, как нечто вырастает под тканью. Наконец, подняв ткань, она (по словам Фодора) «открыла присутствующим идеальное растение, корни которого, хорошо развитые, находились в песке, и протянула его Оксли». Посредством условного кода (стуками) были даны инструкции: не обсуждать предмет, а спеть нечто и затем соблюдать тишину. После этого Иоланда вновь стуками попросила всех снова обратиться к цветку. К своему изумлению присутствующие увидели большой, готовый распуститься бутон пяти дюймов в диаметре, который на глазах у всех и раскрылся.. Растение высотой 22 дюйма имело толстый древесный ствол, почти полностью заполнявший горлышко графина. Все его 29 листьев были гладкими и блестящими. Вынуть растение из графина оказалось невозможно, горлышко было слишком узким, чтобы корни могли выйти наружу. Специалисты выяснили, что это Ixora Crocata, растение, произрастающее в Индии. «Мы видели места, где когда-то явно находились листья, давно зажившие шрамы от старых царапин. Но были и свидетельства, показывавшие, что растение росло и в песке самого графина, потому что корни естественным образом расположились по внутренней поверхности стекла», — сообщал Оксли. Растение сфотографировали. Оно прожило три месяца под наблюдением садовника в доме у мистера Оксли и потом внезапно увяло.

Любимым развлечением Йоланды (как отмечал Н. Фодор) было — дать одному из своих «друзей» в аудитории чашку с водой и приказать наблюдать за нею. После того, как Йоланда накрывала своими тонкими пальцами верх стакана, под её пристальным взглядом из воды вдруг вырастал цветок и полностью заполнял стакан. Часто таким образом появлялись ветви папоротника и розы — последние возникали из кувшина, который Йоланда носили на плече. Если кто-то требовал розы определенного цвета, заказ выполнялся безошибочно. Однажды мадам д’Эсперанс попросила у неё чёрную розу. Йоланда обмакнула пальцы в кувшин и немедленно вынула оттуда нечто тёмное с которого стекали капли. Это была роза сине-чёрного цвета — ничего подобного ни медиум, ни гости сеанса в жизни своей не видели.

Золотистая лилия

Согласно описанию Н. Фондора в «Энциклопедии оккультизма и парапсихологии» на одном из сеансов мадам д’Эсперанс 28 июня 1890 года на сеансе возник острый цветочный аромат, и тут же в заранее заготовленном графине с песком и водой возникла золотистая лилия, на полтора фута выше, чем медиум. От корней до верхушки в ней было семь футов, и она несла на себе большие распустившиеся цветы идеальной формы.

После того, как лилию сфотографировал присутствовавший в числе наблюдателей профессор Бутлеров, Йоланда попыталась забрать её с собой, но сделать этого не смогла. Все её попытки дематериализовать растение оказались безуспешными. Йоланда была в отчаянии потому что (если верить посланию Уолтера, другого духа-контролёра), цветок был заимствован при условии непременного возвращения. Уолтер дал указания: хранить цветок к темноте, пока Йоланда не сможет явиться вновь и забрать его. Как пишет Н. Фодор, 5 июля растение исчезло так же загадочно, как и появилось. В 9.23 вечера оно находилось в комнате, среди сидящих гостей; в 9.30 его не оказалось на месте. От золотистой лилии не осталось ничего, кроме фотографий и пары опавших листьев.

Когда Уолтера начали расспрашивать о случившемся, он объяснил, что цветок уже находился в комнате до того, как гости зашли в неё, и был готов к «сборке» как минимум за час до того, как проявился в пространстве. Свидетелем этого происшествия был и царский советник А. Н. Аксаков.

В день исчезновения лилии на её стволе был найден обрывок серой материи. Йоланда утверждала, что взяла кусок ткани в той же стране, откуда принесла цветок. Исследование ткани показало, что это — обрывок бальзамирующего одеяния мумии.

Аппорты миссис Гаппи

Другим медиумом эпохи раннего спиритуализма, на сеансах которой происходили, если верить наблюдателям, цветочные аппорты, была мисс Николс, известная также как миссис Гаппи (позже — миссис Фолькман), прославившаяся способностью «выполнять заявки» гостей своих сеансов. Альфред Рассел Уоллес утверждал, что его друг заказал себе подсолнух — и шестифутовый стебель с цветком действительно упал на стол, вместе с большими комьями земли на корнях.

В ходе другого сеанса, о котором под присягой рассказала мисс Джорджина Хоутон (англ. Giorgiana Houghton) перед Диалектическим обществом, миссис Гаппи доставляла на заказ фрукты. В ходе одного вечера в комнате возникли: банан, два апельсина, виноградные грозди, ореховая ветвь, три каштана и некоторые другие фрукты, как свежие, так и засахаренные. Всё это, если верить утверждениям присутствовавших, доставлялось в том порядке, в каком поступали заявки.

Сеньор Дж. Дамиани обратил внимание комиссии Диалектического общества на любопытную особенность: кончики стеблей растений, появлявшихся на сеансах миссис Гаппи, выглядели обугленными. Сама она утверждала, будто бы невидимые «сущности» (по их словам) «изымали» растения из пространства некой «силой электричества». Описывался случай, когда на сеансе миссис Гаппи перед «Духовным обществом» во Флоренции «…внезапно раздался грохот, как если бы рухнула люстра, после чего вспыхнул свет и большой кусок льда с кубический фут, оказался на столе».

Генри У. Лонгфелло присутствовал на сеансе миссис Гаппи в Неаполе. Он утверждал, что в тот момент, когда сам держал её за руки, в комнате появились несколько ветвей апельсинового дерева, и говорил позже, что эта демонстрация была самой убедительной из всех, какие ему когда-либо приходилось наблюдать.

Джорджиана Хоутон в книге «Evenings at Home in Spiritual Seance» описала прощальный сеанс проведенный мистером и миссис Гаппи перед их отъездом из Англии, когда в комнате появилось множество цветов. «…А потом миссис Гаппи воскликнула: как много ползучих тварей! — и спросила, нельзя ли зажечь свечу. Когда её просьба была удовлетворена, оказалось что множество бабочек летают между нами и цветами. Некоторых поймали и поместили в коробочку — в целом, мы сочли, их было там более сорока».

Миссис Гаппи, если верить заявлениям очевидцев, доставляла аппорты и при полном освещении. На колени ей ставился поднос, укрывавшийся шалью; под последней якобы и возникали предметы. В том, что спрятать на себе эти предметы медиум не могла, присутствовавшие были убеждены. Споры велись лишь о том, насколько важна затемненность для успеха аппорта. Некоторые исследователи считали, что назначение темноты состоит в том, чтобы скрыть место появления аппорта от человеческих взглядов.

Н. Фодор отмечал, что аппорты «в этом смысле ведут себя странно. Они не появляются „под“ взглядом, но ждут момента, когда внимание наблюдателя на какое-то мгновение отвлечётся».

Аппорты Чарльза Бейли

Феномен «ухода от взгляда» обратил на себя внимание исследователей на сеансах Чарльза Бэйли, известного австралийского медиума.

Так, журнал «Лайт» от 26 ноября 1910 года сообщал о сеансе, в ходе которого в комнате появились «индейское покрывало с человеческим скальпом» и томагавк, кусок свинца, как утверждалось, найденный во время раскопок в Риме (с именем императора Августа), некоторое количество гравия, поступившее из Центральной Америки и нехарактерного для почвенных структур Австралии, две идеальных глиняных плиты, испещрённые клинописью, возраст которой, как было впоследствии установлено, составлял несколько тысячелетий, доставленных как утверждалось с холмов Вавилона, и наконец, «неповреждённое птичье гнездо с несколькими яйцами и самой 'мамой', совершенно живой и невредимой».

Бэйли прославился одушевленными аппортами: крабами, черепахами, птицами из джунглей. Однажды в комнате возникли акула (18 дюймов в длину) и 30-дюймовая змея. В Милане сеанс с появлениями воробьев из джунглей проходили под наблюдением комиссии исследователей.

Однако в Гренобле Бэйли были предъявлены серьёзные обвинения. Группа проверяющих выступила с заявлением, в котором утверждалось, что птицы были доставлены им в комнату заранее, более того, нашли торговца, который подтвердил, что они были куплены у него, а потом опознал Бэйли как человека, этих птиц купившего.

Аутентичность археологических аппортов Бэйли также была поставлена под сомнение после того, как Британский музей исследовал глиняные плиты и выяснил, что они поддельные. Тем не менее, как замечал Фодор, Бэйли, который в течение сорока лет произвел сотни аппортов, чтобы изготовить их или купить, должен был бы истратить целое состояние и иметь в своём распоряжение производственное предприятие с очень искусными умельцами.

Трудности, связанные с аппортами

Наблюдатели отмечали, что появлению аппортов предшествуют приступы конвульсиий у медиума. Миссис Росс на сеансе 20 мая 1929 года в Генуе, произведя (как утверждалось) аппорт в виде двух небольших камешков, почувствовала ужасную боль, а когда пришла в сознание, заявила, что была «раздавлена двумя большими булыжниками». В тот момент она ещё не знала о том, что явилось ей в качестве аппорта.

Известны случаи, когда «операторы» сами признавались в том, что аппорт им давался с трудом. «Я хотел принести вам фотографию в рамке со стеклом, но этого мне не удается. Я принесу её вам без стекла», — такие слова, по утверждению участников сеанса, произнех дух Кристо д’Анджело на сеансе 8 июля 1928 года в Миллесимо. В другом случае большой плющ, примерно полутора метров в высоту, был доставлен аппортом в трех частях. Сначала появилась земля, затем растение, на корнях которого висели комья земли, и наконец горшок. Операторы не смогли произвести транспортацию единомоментно. О том, что иногда требуются предварительные приготовления, свидетельстввовал, как отмечает Н. Фодор, и медиумический опыт мадам д Эсперанс.

Момент возникновения аппорта

Существует лишь несколько сообщений о том, как возникновение аппорта наблюдалось непосредственно. Одно из них касается пары серёжек, доставленных «духом-наставником» маркизе Чентурионе Скотто на сеансах в Миллесимо. Согласно свидетельству гостей сеанса, на глазах у всех возникла светящаяся (музыкальная) труба, которая поднялась к потолку, перевернулась широким концом вверх, после чего в неё «что-то тяжело упало… словно бы с потолка».

Эпизод с появлением баночки с лекарственной мазью было писал в своей книге «Man’s Survival After Death» преп. К. Л. Твидейл (англ. Rev. C. L. Tweedale):

13 ноября 1910 года мать поранила голову и мы вместе: она, моя жена и я собрались в столовой... Никого больше в комнате не было. Моя занималась тем, что разбирала пальцами мамины волосы, чтобы рассмотреть порез и я смотрел туда же. В какой-то момент я поднял взгляд и увидел, как нечто отделяется от точки близкой к потолку в углу комнаты в над окном... Предмет пролетел через всю комнату под потолком и ударился в стену над фортепиано, на которое и упал, заставив зазвенеть струны, после чего скатился на пол. Я подбежал, поднял его и увидел к своему изумлению, что это была баночка с мазью, которую мама использовала для порезов и ссадин и которую она держала запертой в своем гардеробе. Намерение было очевидно, мазь предназначалась для раны. На моих глазах она появилась словно бы из стены и никого не было на расстоянии 3-4 ярдов от этой точки. Комната, десяти футов высотой, ярко освещалась лампой в 100 свечей, дверь и окно были закрыты: последнее на защелку, и снаружи отворить его было бы невозможно. Оригинальный текст (англ.)   Sunday, 13th November, 1910. Mother had sustained a cut on the head, and she, my wife, and I were all in the dining room at 9.20 p.m. We were all close together, mother seated in a chair, self and wife standing. No one else was in the room. My wife was in the act of parting mother's hair with her fingers to examine the cut and I was looking on. At that instant I happened to raise my eyes and I saw something issue from a point close to the ceiling in the corner of the room over the window, and distant from my wife (who had her back to it) three and a quarter yards, and four and a quarter yards from myself, facing it. It shot across the room close to the ceiling and struck the wall over the piano, upon which it then fell, making the strings vibrate, and so on to the floor on which it rolled. I ran and picked it up, and found, to my astonishment, that it was a jar of ointment which mother used specially for cuts and bruises, and which she kept locked up in her wardrobe. The intention was evident, the ointment was for the wound. I saw it come apparently through the wall, near the ceiling, and this with no one within three and a quarter yards of the place. The room is over nine feet high and was brilliantly lighted by a 100 candlepower lamp, and the door and window were shut, the latter fastened, and incapable of being opened from the outside.

Подобные происшествия в присутствии преподобного Твидейла случались не раз, нередко — в присутствии свидетелей, на которых 17 января 1911 года в его присутствии обрушался град всевозможных предметов. Утверждалось также, что два года спустя из стены появилась трость и медленно опустилась на стол. В некоторых случаях по утверждению преп. Твидейла аппорт доставлялся при посредстве светящейся трубы, которая отделялась от потолка или стены, а сбросив аппорт, тут же отлетала обратно и исчезала в той точке, из которого возникала.

Стейнтон Мозес утверждал, что 28 августа 1872 года наблюдал постепенное появление аппорта — в виде маленького колокольчика, который (оставаясь невидимым) был пронесен в комнату через закрытые двери и двигался по кругу, после чего оказался под столом и оттуда невидимой силой был поднят к локтю медиума.

Предполагаемые источники аппортов

С первых же дней изучения феномена исследователей занимал вопрос, откуда возникают аппорты. Однозначного ответа предложено не было, но иногда оказывалось, что цветы брались из близлежащих клумб или садов. Сообщалось, например, что в дни своего визита в Британский колледж психической науки в 1926 году Хайнрих Мейцер неожиданно впал в полу-транс на открытом воздухе, и в руках у него тут же появились цветы, очень похожие на те, что находились на тележке у торговца в дальнем конце улицы. Полковник Олкотт утверждал, что однажды на сеансе миссис Тейер (англ. Mrs. Thayer) получил (по мысленной «заявке») лист редкого растения, на которое до этого обратил внимание, проходя по саду.

Как отмечал Н. Фодор, «вопрос об источнике оказывается особенно пикантным, поскольку в некоторых случаях аппортами оказывались драгоценные камни». Утверждалось, например, что на сеансах Джорджины Хотон появлялся жемчуг. Он же «сыпался как дождь» на сеансах Стейнтона Мозеса. Жемчуг этот, возможно, особой ценности и не имел, но (как замечает Фодор) «этого нельзя было сказать о его же рубинах, сапфирах и изумрудах, также возникавших в качестве аппортов».

… Однажды он <Стейнтон Мозес> проснулся и увидел светящуюся руку под потолком, над которой располагался светящийся шарик. Под взглядом медиума пальцы разомкнулись ладонь раскрылась и маленький горящий шарик упал на его бороду. Он оказался небольшим матовым камешком величиной с городину, называемый сапфириумом. Два подобных камня были таким же образом доставлены во время сеанса, причем их появлению предшествовали судороги и сильные конвульсии (медиума). — Энциклопедия оккультизма и парапсихологии. Аппорт

Таким образом феномен аппортов оказался связан ещё и с моральной дилеммой. Кэтрин Берри, автор книги «Experiences in Spiritualism», утверждала, что, когда Джона Уоттса, «контролера» миссис Эверитт спросили на сеансе 28 февраля 1868 года, что тот думает об аппортах, дух отвечал: «Я не одобряю их, потому что они обычно украдены».

Попытки объяснения феномена

Относительно природы аппортов было предложено две основных теории. Первую из них, связанную с понятием «четвёртого измерения», впервые выдвинул германский профессор Золльнер. Таким образом он пытался объяснить феномен «взаимопроникновения материи», который, как утверждалось, наблюдался на сеансах медиума Генри Слэйда. Золльнера поддержали учёные-современники Ломброзо и Фламмарион, а позже — исследователи паранормальных явлений Уэйтли Смит в Англии и Малкольм Бёрд в США. Согласно этой теории аппортируемые объекты под воздействием неких загадочных сил перемещаются в иное пространственное измерение, по нему переправляются в нужную точку нашего пространства и здесь проявляются вновь в трехмерной форме.

Вторую теорию (связанную с понятием «дезинтеграции материи») выдвинул Ренд Судре (фр. Rend Sudre), который предположил, что мозг медиума обладает некой способностью при обычных температурах на молекулярном уровне дематериализовывать физические объекты и затем производить «обратную сборку». Парапсихологи отмечали, что вторая гипотеза являла собой, в сущности, частный случай первой, поскольку предполагала возможность существования неизвестного науке состояния вещества, в котором материя становится неосязаемой, невидимой и при этом обретает свойство удивительной молекулярной растяжимости.

См. также

• Материализация
• Медиум
• Полтергейст

Ссылки

• [www.themystica.com/mystica/articles/a/apports.html www.themystica.com. Apport]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Аппорт

– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.