Арендзее, Марта

Марта Арендзее

Ма́рта А́рендзее (нем. Martha Arendsee; 29 марта 1885, Берлин — 22 мая 1953, Восточный Берлин) — немецкий левый политик и деятельница феминизма.

Биография

Марта Арендзее родилась в семье печатника. Окончив школу и коммерческое училище, Марта, с 18 лет имевшая увечья, работала более десяти лет в берлинском потребительском обществе. Рано заинтересовавшись политикой, Арендзее в 1906 году вступила в Социал-демократическую партию и отвечала в 1907—1916 годах за работу с женщинами в Берлине. В 1915 году Арендзее сопровождала Клару Цеткин на Международную женскую конференцию в Берне. В 1917 году перешла в Независимую социал-демократическую партию Германии и в 1920 году выступала за объединение с Коммунистической партией. В 1921—1924 годах опытная в социально-политической работе Марта Арендзее состояла депутатом учредительного собрания Пруссии, в 1921—1924 годах избиралась в прусский ландтаг, в 1924—1930 годах была депутатом рейхстага.

В 1922—1923 годах Арендзее работала секретарём по вопросам женщин в берлинском отделении КПГ и редактором журнала «Коммунистка» (нем. Die Kommunistin). Позднее работала в профсоюзной комиссии, в редакции журнала «Пролетарская социальная политика» (нем. Proletarische Sozialpolitik) и с 1925 года — в Международной рабочей помощи. В 1930 году кандидатура Марты Арендзее, симпатизировавшей «правому» крылу в партии, сложившемуся вокруг исключённых из партии бывших председателей Августа Тальгеймера и Генриха Брандлера, на выборах в рейхстаг не рассматривалась.

После прихода к власти национал-социалистов в 1933 году Марта Арендзее была приговорена к шести месяцам заключения за свою политическую деятельность. В 1934 году Арендзее эмигрировала через Прагу и Париж в СССР. В Москве Марта Арендзее работала в социально-экономическом отделе Красного интернационала профсоюзов, заведовала Клубом иностранных рабочих. С 1941 года работала на Московском радио. Муж Марты Арендзее Пауль Швенк, с которым она проживала в СССР, был арестован в годы сталинских репрессий и долгие годы находился в заключении. Марта Арендзее стала единственной женщиной среди основателей Немецкого комитета «Свободная Германия».

После войны Арендзее вернулась в Германию в апреле 1945 года вместе с группой политэмигрантов с Вильгельмом Пиком во главе. Как член ЦК КПГ и руководства СЕПГ, Арендзее вновь занялась работой с женщинами. С августа 1945 года Арендзее состояла в женском комитете Берлинского магистрата и руководила в 1948—1950 годах отделом социальной политики в Объединении свободных немецких профсоюзов. В 1949—1950 годах являлась председателем берлинского управления социального страхования.

Похоронена в Мемориале социалистов на Центральном кладбище Фридрихсфельде.

Литература

• A. Pieggatzki, St. Weber: Arendsee, Martha. In: Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Biographisches Lexikon. Dietz Verlag 1970, S. 12-14.
• Hermann Weber: Die Wandlung des deutschen Kommunismus. Die Stalinisierung der KPD in der Weimarer Republik. Band 2, Europäische Verlags-Anstalt, Frankfurt am Main 1969, S. 63 f.
• Hermann Weber, Andreas Herbst: Deutsche Kommunisten. Biographisches Handbuch 1918 bis 1945. Zweite, überarbeitete und stark erweiterte Auflage. Karl Dietz Verlag, Berlin 2008, ISBN 978-3-320-02130-6.

Ссылки

• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=66 Биография  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Арендзее, Марта

Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.