Ашмарин, Николай Иванович

Николай Иванович Ашмарин
Место рождения:	Ядрин, Казанская губерния, Российская империя
Научная сфера:	языковедение, тюркология
Альма-матер:	Московский Лазаревский институт восточных языков
Известен как:	Востоковед-тюрколог, специалист в области чувашского языка, истории и этнографии

Никола́й Ива́нович Ашма́рин (22 сентября (4 октября) 1870, Ядрин Казанской губернии — 26 августа 1933, Казань) — российский и советский языковед, тюрколог, член-корреспондент АН СССР (1929).

Родители

Николай Иванович Ашмарин родился в городе Ядрин 4 октября 1870 года в семье небогатого купца 2-й гильдии Ивана Филипповича Ашмарина, сына бывшего крепостного крестьянина Владимирской губернии, и Александры Васильевой, дочери государственного крестьянина из слободы Казачьей Курмышского уезда Симбирской губернии.

По словам Виктора Николаевича, сына Н. И. Ашмарина, дед отца — Фёдор — был крепостным крестьянином. Но, как рассказывал отец, был сноровист, и барин, очень богатый, послал его заниматься «красным товаром». По соседству было имение почти разорившегося помещика. К нему прадед Фёдор и обратился с просьбой покупки его семьи, но с условием, что барин даст ему вольную. Для бедного барина это была находка. Купчая состоялась, а также и вольная. После этого прадед Фёдор оставил Ярославскую губернию и перекочевал в Казанскую, в уездный город Ядрин.

— Федотов М. Р. [www.nbchr.ru/virt2/pdf/1.1.2_fedotov.pdf Н. И. Ашмарин: Краткий очерк жизни и деятельности]. — Чебоксары, 1995. — С. 3.

Вскоре после рождения Николая Ашмарина его родители переехали на постоянное жительство в дом его бабушки по матери в г. Курмыш. Впоследствии именно этот город и называл Н. И. Ашмарин своей родиной. Бабушка по матери была, по-видимому, чувашкой, и её доброе влияние, вероятно, предопределило будущий жизненный выбор Николая Ашмарина.

первые чувашские слова и фразы я узнал от моей бабушки (по матери), которая относилась очень сочувственно к чувашам. Некоторыми чертами своей личности она оставила на моем нравственном облике неизгладимые следы

— Хузангай А. П. [www.сувары.рф/ru/node/321 Столп и утверждение чувашской филологии] // Ашмарин Н. И. Болгары и чуваши. — Чебоксары: ЧГИГН, 2000. — С. 5—8.

Наш дед Иван Фёдорович, — пишет Виктор Николаевич, — в Ядрине открыл небольшую торговлю, но проторговался. Все было продано с молотка, а также выдворен из своего дома (это было уже в Курмыше, куда переехали из Ядрина).

— Федотов М. Р. [www.nbchr.ru/virt2/pdf/1.1.2_fedotov.pdf Н. И. Ашмарин: Краткий очерк жизни и деятельности]. — Чебоксары, 1995. — С. 3.

Образование

Окончив городское училище, Николай Ашмарин поступил в Нижегородскую классическую гимназию. По окончании в 1891 г. гимназии он поступил в Московский Лазаревский институт восточных языков, который окончил в 1894 году с дипломом 1-й степени. Во время учёбы Николая Ашмарина в институте умирает его отец.

Сын Н. И. Ашмарина Виктор Николаевич писал о годах учёбы Н. И. Ашмарина в институте:

После смерти деда осталось десять детей: семь сыновей и три дочери. Наш отец был старшим, и он помогал братьям и сестрам, а ещё и мачехе. Только гигантское трудолюбие позволило отцу выходить из сложных житейских коллизий и создавать полезное и нужное для чувашского, татарского и других народов в области языковой культуры.

— Федотов М. Р. [www.nbchr.ru/virt2/pdf/1.1.2_fedotov.pdf Н. И. Ашмарин: Краткий очерк жизни и деятельности]. — Чебоксары, 1995. — С. 3.

Этнографией чувашей и других «инородцев» увлекался и его брат Василий — студент Московского университета.

Семья

По рассказам сына Н. И. Ашмарина Виктора Николаевича, в обстановке дореволюционной России отцу не разрешали брак с матерью, так как она была «крестьянской девкой». Она осталась пятилетней сиротой и воспитывалась в людях, а с десяти лет была отдана в ученицы на небольшую фабрику в Казани.

Одна из дочерей Н. И. Ашмарина — Надежда Николаевна — в пятидесятых годах XX века работала машинисткой в Министерстве просвещения Чувашской АССР. Были ещё две дочери: Вера, 1919 г. рождения, ушедшая из жизни в апреле 1954 г., и Людмила, 1927 г. рождения, с детских лет страдавшая эпилепсией.

Трудовая деятельность

В г. Казань преподавал татарский язык в Крещено-татарской школе (1895—1899 гг.), географию — в Инородческой учительской семинарии (до 1919 г.), с 1917 г. работал в Северо-восточном археологическом и этнографическом институте (ныне Восточный педагогический институт) в должности профессора чувашского и татарского языков. Сотрудничал с Переводческой комиссией при Учебном округе, служил цензором мусульманских изданий (1901—1917 гг.). В 1920—1923 гг. в Чувашском институте народного образования (г. Симбирск) вёл теоретический курс чувашского языка.

В 1923—1926 гг. заведовал кафедрой тюркологии на восточном факультете Азербайджанского государственного университета. Доктор тюркологии с 1925 г. В 1926—1931 гг. работал профессором чувашского отделения Восточного педагогического института (г. Казань), вёл курсы чувашского языка, сравнительной грамматики тюркского языка, разрабатывал теорию мимологии («О морфологических категориях подражаний в чувашском языке», Казань, 1928), готовил к публикации «Словарь чувашского языка».

Научная деятельность

Решив составить чувашский словарь в 1901 году Николай Иванович разослал по всем местностям, где проживали чуваши, программу по сбору материала. На его обращение помочь в сборе языкового материала откликнулись десятки учителей национальных школ и другие грамотные чуваши. Многолетний труд вышел 17-томным изданием «Словаря чувашского языка», включающим 40 тысяч слов.

Автор ряда работ о чувашском языке. Главным трудом Ашмарина является 17-томный «Словарь чувашского языка», который учёный подготавливал в течение более 30 лет. Первые два тома увидели свет в 1910 и 1912 годах. Последний, 17 том, был напечатан в 1950 году в Чебоксарах. Собирал, обрабатывал и публиковал произведения чувашского фольклора.

Талантливого ученого-тюрколога знали во многих странах. Без защиты диссертации ему присвоили учёную степень доктора тюркологии, в 1929 году он был избран членом-корреспондентом АН СССР.

Основные научные работы

• Материалы для исследования чувашского языка. (1897—1898);
• Опыт исследования чувашского синтаксиса. Часть I. — Симбирск: Типогр. Полиграфсекции С. Н.Х, 1923. — 273 с.;
• Опыт исследования чувашского синтаксиса. Часть II. (1923);
• О морфологических категориях подражаний в чувашском языке. (1928);
• Ашмарин Н. И. Болгары и чуваши. — Казань, 1902.
• Словарь чувашского языка. В 17-ти тт. (1928—1958).

Публикации чувашского фольклора

• Очерк народной поэзии у чуваш: [из журн. "Этнограф. обозрение, 1982, № 2, С. 42—64]. — Москва, 1892. — 24 с.
• Сборник чувашских песен, записанных в губерниях Казанской, Симбирской и Уфимской. — Казань: Типо-литография Император. ун-та, 1900. — 91 с.
• Сборник чувашских пословиц. (1925).

Посмертные публикации

• Ашмарин Н. И. Незаконченные рукописи // Сăмах — Слово: 1993. — Чебоксары, 1994. — С. 85—97.
• Ашмарин Н. И. Чувашская народная словесность. — Чебоксары, 2003.

Взаимоотношения с руководством Чувашии

В годы деятельности Д. С. Эльменя Н. И. Ашмарин был включён в состав Комиссии по реализации чувашского языка, созданной при ЦИК Чувашской АССР. Комиссия была ликвидирована в середине 30-х годов при С. П. Петрове.

Работы Н. И. Ашмарина, обозванного представителем «миссионерской националистической идеологии в области чувашского научного языковедения», подверглись шельмованию со стороны партийного руководителя республики С. П. Петрова. Выступая на научной конференции по совершенствованию терминологии и орфографии чувашского языка (15—17 июля 1935 г.), С. П. Петров заявил: в словаре Ашмарина «не только порнографии много, но там есть прямая контрреволюция».

Смерть

Умер Н. И. Ашмарин 26 августа 1933 года.

См. также

• Ашмаринские чтения

Литература

• Алексин В. Совершивший научный подвиг. // Советская Чувашия. — 2000. — 24 окт.
• Алексин В. Учёный шагает по «своей» улице. // Советская Чувашия. — 2000. — 7 дек.
• Андреев И. А. Н. И. Ашмарин и современное чувашское языкознание. // Вестн. Чуваш. ун-та. — 1996. — № 2. — С. 26—32.
• Егоров В. Г., Н. И. Ашмарин как исследователь чувашского языка. К 75-летию со дня рождения. — Чебоксары: Чувашгосиздат, 1948. — 43 с.
• Иванская Т. Юные творят с оглядкой на Ашмарина. // Советская Чувашия. — 2000. — 25 нояб.
• Малов С. Е., Памяти Н. И. Ашмарина. // Записки чувашского Научно-исследовательского института языка, литературы и истории. — 1941. — Вып. 1.
• Марфин Ю. Создатель уникального словаря. // Чебоксарские новости. — 2000. — 15 нояб.
• Сорокин В. Перед Ашмариным в долгу. // Советская Чувашия. — 2000. — 22 нояб.
• Федотов М. Р. Познавший душу языка. // Советская Чувашия. — 1990. — 4 окт.
• Федотов М. Р. В юношеском труде сказался весь Ашмарин. // Советская Чувашия. — 1998. — 20 мая.
• Федотов М. Р. Великий тюрколог. // Советская Чувашия. — 1995. — 7 окт.
• Федотов М. Р. Краткий очерк о жизни и деятельности Н. И. Ашмарина. // Лик Чувашии. — 1995. — № 1. — С. 147—164.
• Федотов М. Р. [www.nbchr.ru/virt2/pdf/1.1.2_fedotov.pdf Н. И. Ашмарин: Краткий очерк жизни и деятельности]. — Чебоксары: Б.и., 1995. — 51 с.
• Федотов М. Р. Тернистый путь Ашмарина к многотомному словарю чувашского языка. // Советская Чувашия. — 1995. — 24, 25, 26 мая.
• Хузангай А. П. Столп и утверждение чувашской филологии // Советская Чувашия. — 2000. — 14 апр.
• Хузангай А. П. Ашмарин как поэт… // Республика. — 2000. — 7 окт.
• Хузангай А. П. [www.сувары.рф/ru/node/321 Столп и утверждение чувашской филологии] // Ашмарин Н. И. Болгары и чуваши. — Чебоксары: ЧГИГН, 2000. — С. 5—8.
• Хузангай А. П. [gov.cap.ru/hierarhy_cap.asp?page=./2693/3439/3449/4467 Ашмарин/Айги: диалог через столетия] // Новый Лик. — 2001. — Вып. 1.

Хузангай А. П. Плод честного усердья

• Чернов М. Ф. «Словарь чувашского языка» Н. И. Ашмарина — выдающийся памятник чувашской письменности. // Изв. Инженерно—технолог. акад. Чуваш. Респ. — 1996. — № 1 (2). — С. 245—249.

• Адюкова И. Чăваш ăслăлăхĕн ашшĕ. // Eлчĕк ен. — 2000. — 30 авăн.
• Алексеев А. «Хам вырăс пулин те, чăваш халăхĕн шăпи манăн чĕреме тăван вырăс халăхĕн шăпи пек çывăх». // Тантăш. — 1995. — 20 юпа. — С. 9.
• Алексеев А. Чăваш филологийĕн классикĕ. // Сувар. — 1995. — 3 чÿк.
• Андреев И. А. Аслă тĕпчевçĕ. // Тăван Атăл. — 1970. — № 9. — С. 67—70.
• Андреев И. А. Чăваш ăслăлăхĕн аслашшĕ. // Хыпар. — 1995. — 4 юпа.
• Васильева E. Н. И. Ашмарин тата халăха вĕрентес ĕç / E. Васильева, А. Горшков // Хыпар. — 1996. — 26 пуш.
• Виноградов Ю. Чĕлхе хăватне ĕненсе. // Ялав. — 1980. — № 10. — С. 32.
• Димитриев В. Д. Н. И. Ашмарин пăлхарсемпе чăвашсен чĕлхе тата этнос пĕрлĕхĕ çинчен вĕрентни. // Хыпар. — 1996. — 24 авăн.
• Илле Элли Ашмарин профессор хăш халăх çынни? // Хыпар. — 2000. — 2 çурла.
• Ильин Г. Н. И. Ашмарин — чăваш чĕлхин наукине пуçараканĕ. // Ял ĕçченĕ (Тăвай р-нĕ). — 2000. — 27 юпа.
• Ларионов Н. Ашмарин — чăваш халăхĕ пулса кайни çинчен. // Канаш (Ульяновск обл.).— 2003.— 4 авăн (№ 36).— С. 5.
• Ларионов Н. Ашмарин — чăваш чĕлхе пĕлĕвне хываканни. // Канаш (Ульяновск обл.).— 2004.— 1 ака (№ 14). — С. 4.
• Николай Ашмарин: Чаплă чăваш тĕпчевçи Николай Иванович Ашмарин çуралнăранпа 125 çул çитнĕ ятпа / М. И. Скворцов пухса хатĕрленĕ // Хыпар. — 1995. — 27 юпа. — («Хыпар» кĕнеки, № 17).
• Николай Иванович Ашмарин: Хыпарçăсем // Хыпар. — 1996. — 8 нарăс.
• Сергеев В. Унăн ячĕ ĕмĕр хисепре. // Тăван Атăл. — 1980. — № 10. — С. 76—78.
• Скворцов М. И. Чăваш чĕлхин пуянлăхĕ Н. И. Ашмарин словарĕнче. // Халăх шкулĕ — Народная школа. — 1995. — № 5. — С. 66-70.
• Скворцова Р. «Ашмарин çĕкленĕ ялав вĕлкĕшсех тăрĕ…» // Хыпар. — 1995. — 28 юпа.
• Смолин А. Чăваш-и вăл е чăваш мар-и…: Сăвă. // Тăван Атăл. — 1988. — № 11. — С. 54.
• Федотов М. Р. Паллă тĕпчевçĕ çыравĕ. // Ялав. — 1982. — № 8. — С. 30.
• Хусанкай А. П. Чăвашлăхĕпе тĕнчере палăрнă. // Хыпар. — 2000. — 19 юпа.

Ссылки

• Ашмарин Николай Иванович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.enc.cap.ru/open.asp?id=1&topic=%C0%F8%EC%E0%F0%E8%ED Ашмарин Николай Иванович] — статья из Чувашской энциклопедии
• [nasledie.nsalg.ru/nasledie/yazyk/issledovateli-jazyka/ashmarin-nikolajj-ivanovich/ Исследователи чувашского языка: Ашмарин Николай Иванович] — статья на сайте «Культурное наследие Чувашии»

Отрывок, характеризующий Ашмарин, Николай Иванович

По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.
Опять Дохтурова посылают туда в Фоминское и оттуда в Малый Ярославец, в то место, где было последнее сражение с французами, и в то место, с которого, очевидно, уже начинается погибель французов, и опять много гениев и героев описывают нам в этот период кампании, но о Дохтурове ни слова, или очень мало, или сомнительно. Это то умолчание о Дохтурове очевиднее всего доказывает его достоинства.
Естественно, что для человека, не понимающего хода машины, при виде ее действия кажется, что важнейшая часть этой машины есть та щепка, которая случайно попала в нее и, мешая ее ходу, треплется в ней. Человек, не знающий устройства машины, не может понять того, что не эта портящая и мешающая делу щепка, а та маленькая передаточная шестерня, которая неслышно вертится, есть одна из существеннейших частей машины.
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.
Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.