Баландин, Александр Алексеевич

Бала́ндин Алекса́ндр Алексе́евич (1857—1919) — российский купец первой гильдии, золотопромышленник, почётный гражданин Енисейска.

Биография

Александр Алексеевич родился в семье енисейских купцов. Отец Баландин, Алексей Софронович купец первой гильдии, дважды избирался городским головой Енисейска.

Александр Алексеевич окончил Красноярскую гимназию и физико-математический факультет Петербургского университета по специальности «геохимия». Получил ученую степень кандидата естественных наук. В Петербурге познакомился с Емельяновой Верой Арсеньевной. Их свадьба состоялась 1 сентября 1893 года. После свадьбы Вера Арсеньтевна уезжает учиться в Париж.

Баландин возвращается в Енисейск. В Енисейске Александр Алексеевич продал винокуренный завод отца, стал акционером акционерного общества «Драга». Баландину принадлежало 60 акций общества, которое одним из первых в Сибири начало добычу золота драгами.

В 1894 году Александр Алексеевич становится гласным городской думы и некоторое время занимает должность председателя Енисейской городской думы. Был членом Учетного комитета городского банка и почетным мировым судьей. Был членом губернского отделения Географического общества (в Красноярске), членом Вольно-экономического общества в Петербурге.

Три года был старостой Градо-Енисейской Богоявленской церкви.

В 1895 году в Енисейск приезжает из Парижа Вера Арсеньевна.

В 1897 году руководил всеобщей переписью населения в Маклаковской волости.

20 декабря 1898 года в семье Баландиных рождается сын Алексей — будущий академик.

В 1908 году Александр Алексеевич переезжает с семьёй в Москву, чтобы дать образование детям. Каждое лето семья проводит в Енисейске.

В 1912 году вместе с женой выступили учредителями Ачинско-Абаканской железной дороги.

Александр Алексеевич умер в Енисейске 27 августа 1919 года. Похоронен в ограде самого старого — Богоявленского собора в Енисейске. После похорон жена и дети переехали в Москву.

Благотворительность

• Александр Алексеевич был председателем Совета обществ попечения начального образования в Енисейске, созданного в 1883 году. Пожертвовал обществу каменное здание и учредил для него капитал. Общество проводило народные чтения, открывало воскресные школы и т. д.;
• Был членом комиссии по строительству в Енисейске ночлежного дома, членом правления общества помощи бедным. Способствовал открытию в Енисейске дешевой столовой и чайной. Первая в Енисейской губернии столовая для бедных открылась 27 декабря 1902 года;
• Впервые в Енисейске организовал частную книготорговлю;
• Способствовал открытию в Енисейске женской семиклассной гимназии. Вместе с женой преподавал в этой гимназии;
• Вместе с женой открыли частную библиотеку на 5000 томов. Библиотека открылась 12 апреля 1898 года;
• Вместе с женой выделили 50 тысяч рублей на строительство бесплатной народной читальни имени А. С. Баландина. Читальня открылась 6 августа 1898 года;
• Вместе с женой открыли бесплатные школы в Минусинске и Черногорске;
• Жертвовал деньги на народный университет в Томске;
• Платил стипендии выходцам из Енисейской губернии, учившимся в столичных вузах;
• Выделил около 100 тысяч рублей на издание капитального труда «Народное образование в России».

Отрывок, характеризующий Баландин, Александр Алексеевич

В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.