Белобородов, Николай Иванович

Николай Белобородов
Основная информация
Дата рождения	27 февраля 1828(1828-02-27)
Место рождения	Тула, Российская империя
Дата смерти	28 декабря 1912(1912-12-28) (84 года)
Место смерти	Тула, Российская империя
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	гармонист, педагог, дирижёр, аранжировщик
Инструменты	Гармонь
Коллективы	Оркестр кружка любителей игры на хроматических гармониках

Никола́й Ива́нович Белоборо́дов (15 (27) февраля 1828, Тула — 28 декабря 1912 (10 января 1913), Тула) — гармонист, педагог, дирижёр, аранжировщик, создатель хроматической гармони, основатель первого в мире оркестра гармонистов.

Биография

Николай родился 15 (27) февраля 1828 года в Туле. Его отец, Иван Матвеевич, служил управляющим у помещиков Кологривовых в имении Медвенки; мать происходила из семьи потомственных оружейников, она умерла вскоре после рождения Николая. Для учёбы сына Иван Матвеевич нанял дьячка местной приходской церкви, который учил его читать на церковно-славянском языке. Учение продолжалось недолго, так как отец решил, что сыну достаточно уметь подписывать свою фамилию и кое-как разбирать написанное.

Будучи подростком, Белобородов начал интересоваться красильным делом. После смерти отца Николай открыл в подвале своего дома маленькую красильню. Красильная мастерская средств давала немного, Белобородов был постоянно в долгах. Впоследствии он её продал для приобретения гармоник для оркестра. За свою общественную деятельность Николай Иванович избирался мещанским старостой.

Умер Николай Иванович в 1912 году. Его похороны превратились в многолюдную процессию. Похоронен Н. И. Белобородов в Туле на Всехсвятском кладбище.

Семья

В 30 лет Н. Белобородов женился на дочери тульского оружейника Юлии Козловой. От этого брака он имел двух дочерей: Софью и Марию (в замужестве — Кувалдина).

Изобретательская и творческая деятельность

С 11 лет Николай увлёкся игрой на гармони, научившись сначала играть на однорядной диатонической гармонике, на слух подбирая мелодии некоторых песен.

Белобородов обладал незаурядными способностями, он решил серьёзно заняться музыкой и добился заметных успехов во владении инструментом. В его доме собирались друзья по интересу — рабочие казённого завода, гармонные мастера. Они вместе играли, состязались на переигрыш. Тон этим импровизированным репетициям неизменно задавал Николай Иванович.

Примитивность существовавших в то время гармоней резко ограничивала исполнительские возможности Николая Ивановича. Ему хотелось переделать голоса инструмента так, чтобы на нём можно было исполнять классические произведения. У Белобородова возникла идея создания новой модели гармоники.

Осенью 1875 года Николай Иванович договорился с гармонным мастером Леонтием Алексеевичем Чулковым об изготовлении экспериментального инструмента по разработанным чертежам. За основу новой гармоники, получивший название хроматическая, была взята тульская диатоническая однорядка. К первому ряду Белобородов добавил второй — с недостающими полутонами. Клавиатура гармоники обрела новые формы, заимствованные из фортепиано, однако их группировка была иной, попеременной: после белой клавиши шла чёрная.

В марте 1878 года первая в России (по мнению некоторых исследователей — первая в мире) хроматическая гармоника была сконструирована. Опыт оказался на редкость удачным. По мнению музыковеда А. М. Мирека, гармоника была «настоящим шедевром по сравнению с другими, выпускавшимися в то время». Она была необычно устроена: на узком и небольшом корпусе размещалось шесть рядов планок. Одновременно звучали три голоса: два в унисон и один — октавой ниже. Существенную роль играла своеобразная резонаторная камера, в которой происходило преломление звуковых волн и возникали новые обертоны, создававшие мягкое сочное звучание. Хроматическая гармоника оказала значительное влияние на развитие клавишных язычково-пневматических музыкальных инструментов.

Вскоре Н. И. Белобородов заказал ещё две хроматические гармоники, после изготовления которых создал семейное трио. В его состав кроме Николая Ивановича вошли его дочери Мария и Софья. Удачные выступления трио на различных благотворительных мероприятиях привели Николая Ивановича к мысли о возможности создания более масштабного музыкального коллектива.

Расцвет деятельности Н. И. Белобородова пришёлся на 1880-1890-е годы. Он оставил службу и занялся изучением теории музыки и строением аккордов, с аранжировкой. В этом ему помогали местные капельмейстеры Шаров и Бузовкин. Николай Иванович первым среди отечественных гармонистов овладел нотной грамотой. В 1880 году по заказу московского издателя Белобородов составил одно из первых методических пособий по обучению игре на хроматической гармонике — «Школу для хроматической гармонии по системе Н. И. Белобородова». Затем это пособие выпустили в Санкт-Петербурге, не указав, однако, имени автора.

Дважды, в 1884 и 1886 годах, к Н. И Белобородову приезжал представитель австрийской фирмы «Кальбе», известной по производству лучших венских гармоник, с предложением продать патент хроматической гармоники. Однако Николай Иванович, несмотря на большую нужду в деньгах, не согласился на это предложение, сказав представителю фирмы: «Я русский человек и своё изобретение не продаю за границу».

В 1885—1886 годах из рабочих оружейного и патронного заводов Белобородовым был создан первый в мире «Оркестр кружка любителей игры на хроматических гармониках», концертмейстером которого поставили Владимира Петровича Хегстрема. Инструменты для занятий оркестра разных диапазонов и тембров: гармонь-пикколо, гармонь-бас, гармонь-кларнет, гармонь-виолончель, гармонь-альт и др. — Николай Иванович заказал Л. А. Чулкову, а также мастерским В. И. Баранова и А. И. Потапова. Для создания оркестра гармонистов у Белобородова не было денег и он заложил свой дом в банк за 5000 рублей. Занятия кружка, которые продолжались несколько часов и иногда до позднего вечера, проводились по воскресеньям в доме Н. И. Белобородова, иногда кружковцы собирались на квартире Хегстрема. Позднее власти разрешили им использовать старое деревянное здание Дворянского собрания.

Созданный Н. И. Белобородовым оркестр был первым, игравшим по нотным партитурам. При составе ансамбля в 10-11 человек, Белобородов писал партитуры на восемь партий, помогал ему в этом В. П. Хегстрем. Как дирижёра, Н. И. Белобородова отличали требовательность и целеустремленность. Он настойчиво добивался того, чтобы каждая музыкальная фраза, отдельная мелодия при исполнении соответствовали нотной записи и замыслу композитора.

С начала 1890-х годов в репертуар музыкального коллектива включались такие произведения как Увертюра к опере М. Глинки «Жизнь за царя», Увертюра к опере Ф. Герольда «Цампа», Увертюра к оперетте Ф. Зуппе «Пиковая дама», вальсы И. Штрауса, другие классические вещи, марши, вальсы, народные песни «По улице мостовой», «Камаринская» и др. Н. И. Белобородов был не только первым педагогом, обучающем игре на хроматической гармони, он также стал первым сочинять музыку для хроматической гармони и делать аранжировки произведений для созданного им оркестра. Среди его сочинений кадриль «Охота», «Полька-фантазия» и другие вещи.

В 1893 году Н. И. Белобородов в соавторстве с И. С. Ивановой опубликовал в Санкт-Петербурге «Самоучитель, полную вновь усовершенствованную весьма понятную практическую школу для хроматической гармоники». В предисловии издатель, писал о достоинствах автора учебника:

Я лично присутствовал у г-на Белобородова во время исполнения на хроматических гармониках и вполне убедился в том, что слышанная игра настолько правильна и приятна, что положительно забываешь, что это гармоника, а не оркестр учёных, музыкантов.

Среди ценителей мастерства гармонистов был Л. Н. Толстой, перед которым оркестранты выступили летом 1893 года на даче Белобородова вблизи Косой Горы.

22 февраля 1897 года в малом зале Дворянского собрания Тулы состоялось первое публичное выступление оркестра Белобородова, после которого он систематически выступал с концертами в Калуге, Серпухове, Алексине, Ефремове, Орле, Воронеже и других городах.

В конце 1902 года Н. И. Белобородов вручил свою дирижёрскую палочку с надписью «На добрую память» Владимиру Хегстрему, которым в 1903 году был организован новый оркестр.

14 февраля 1907 года Н. И. Белобородов был избран почётным членом «Первого российского общества любителей игры на хроматических гармониках».

Сочинения

• Сочинения для оркестра гармоник:
  • Полька «Фантазия»,
  • Кадриль «Охота»,
  • Вальс и др.
• Сочинения по методике обучения:
  • Школа для хроматической гармоники по системе Н. И. Белобородова. — изд. Куликова: М., 1880.
  • Белобородов Н. И., Иванова И. С. Самоучитель, полная, вновь усовершенствованная, весьма понятная практическая школа для хроматической гармоники. — Спб., 1893.

Память

• С 1991 года в Туле проводится конкурс юных исполнителей на баяне-аккордеоне, носящий имя Николая Ивановича Белобородова. В 1995 году конкурс получил статус Международного. В апреле 2010 года состоялся VIII конкурс.
• [a-v-belousov.narod.ru/index51.htm Из истории конкурса им. Н. И. Белобородова]
• 25 марта 1995 года в Туле был открыт мемориальный музей Н. И. Белобородова.
• С 2003 года в Туле проводятся Белобородовские музыкально-краеведческие чтения, тематика которых связана с музыкальным краеведением, опытом работы и перспективами развития музыкальных музеев России.
• ОАО «Тулателеком» выпустило сервисную телефонную карту из серии «Наши земляки», посвящённую Н. И. Белобородову.

Видеорепортажи

• [www.radostmoya.ru/video/istoriya_odnoi_veschi Тульская гармонь]. «История одной вещи» (телеканал Радость моя) (24 сентября 2009). Проверено 13 мая 2012. [www.webcitation.org/67yA3aEDa Архивировано из первоисточника 27 мая 2012].

Литература

• Басурманов А. П. Белобородов Николай Иванович // Справочник баяниста / Под общей ред. проф. Н. Я. Чайкина. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Советский композитор. 1986. — С. 25;
• Белобородов Николай Иванович // Тульский биографический словарь (В 2-х томах). Т. 1. А — Л / Редкол.: А. Д. Афанасьев, В. И. Боть и др.; Под ред. В. И. Крутикова. — Тула: Изд-во «Пересвет», 1996. — С. 52;
• Благодатова Г. Русская гармоника — Л.,1960. — С. 16 — 17, 41 — 43;
• Имханицкий М. И. История исполнительства на русских народных инструментах. Учеб. пособие для муз. вузов. — М.: Изд-во РАМ им. Гнесиных, 2002. — 351 с.;
• Звучи, гармонь, во все века! Сборник статей о Н. И. Белобородове и конкурсе его имени.- Тула, 2000. — 136 с.;
• Куликов Н. М. Школа для хроматической гармоники по системе Н. И. Белобородова. — М., 1880;
• Максимов Е. Оркестры и ансамбли русских народных инструментов. — М.: Советский композитор.1983. — С. 47 — 58;
• Максимов Е. [scbist.dyndns.org/accordion-note.narod.ru/docs/belobor.htm Н. И. Белобородов] // Российские музыканты-самородки… В. В. Андреев, Н. И. Белобородов, О. У. Смоленский, П. Е. Невский, Б. И. Трояновский: Факты, документы, воспоминания. — М.: Советский композитор, 1987. — С. 94 — 118;
• Мирек А. Из истории аккордеона и баяна. — М., 1967;
• Мирек А. М. Гармоника. Прошлое и настоящее. Научно-историческая энциклопедическая книга. — М.: 1994;
• Петухов А. А. Творец хроматической гармоники // Гордость земли тульской (Замечательные люди нашего края). — Т. II / Сост. С. Д. Ошевский. — Тула: Приокск. кн. изд-во, 1991. — С. 253—259;
• Чинков И. И. Тульский баян. — Тула: Приокское книжное издательство, 1992.

Ссылки

• [a-v-belousov.narod.ru/index52.htm Николай Иванович Белобородов]

Отрывок, характеризующий Белобородов, Николай Иванович

Он прошел в другую комнату, и оттуда тотчас же послышались басистые и ворчливые звуки его голоса.


Не успел князь Андрей проводить глазами Пфуля, как в комнату поспешно вошел граф Бенигсен и, кивнув головой Болконскому, не останавливаясь, прошел в кабинет, отдавая какие то приказания своему адъютанту. Государь ехал за ним, и Бенигсен поспешил вперед, чтобы приготовить кое что и успеть встретить государя. Чернышев и князь Андрей вышли на крыльцо. Государь с усталым видом слезал с лошади. Маркиз Паулучи что то говорил государю. Государь, склонив голову налево, с недовольным видом слушал Паулучи, говорившего с особенным жаром. Государь тронулся вперед, видимо, желая окончить разговор, но раскрасневшийся, взволнованный итальянец, забывая приличия, шел за ним, продолжая говорить:
– Quant a celui qui a conseille ce camp, le camp de Drissa, [Что же касается того, кто присоветовал Дрисский лагерь,] – говорил Паулучи, в то время как государь, входя на ступеньки и заметив князя Андрея, вглядывался в незнакомое ему лицо.
– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“
Так думал князь Андрей, слушая толки, и очнулся только тогда, когда Паулучи позвал его и все уже расходились.
На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.