Бодлианская библиотека

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Библиотека Бодлея»)
Перейти к: навигация, поиск

Бодлианская библиотека (англ. Bodleian Library) — библиотека Оксфордского университета[1], которая оспаривает у Ватиканской право называться старейшей в Европе, а у Британской — титул самого крупного книжного собрания Великобритании. С 1610 (официально — с 1662) года наделена правом на получение обязательного экземпляра всех изданий, выпускаемых в стране.

Библиотека носит имя сэра Томаса Бодли (1545—1613) — известного собирателя старинных манускриптов, состоявшего на дипломатической службе королевы Елизаветы[1]. Между тем её основателем должен считаться епископ Томас де Кобэм (ум. 1327), создавший при университете небольшое собрание книг, прикованных к полкам цепями во избежание их выноса за пределы здания.

В 1410 году эта библиотека перешла в полное распоряжение университета, а несколько позднее расширением университетского собрания озаботился герцог Хамфри Глостерский. Благодаря его попечению в 1450 году библиотека переехала в новые, более обширные помещения, которые сохранились по сей день. При первых Тюдорах университет обнищал, Эдуард VI экспроприировал его книжные собрания, даже сами книжные шкафы были распроданы.

В 1602 году Томас Бодли не только восстановил библиотеку, но и помог ей занять новые помещения. Он преподнёс университету своё книжное собрание, пёкся о приобретении книг из Турции и даже Китая. В течение последующих столетий для размещения библиотечных собраний было выстроено несколько зданий, включая ротонду Радклифа (1737—1769) — шедевр британского палладианства.

Напишите отзыв о статье "Бодлианская библиотека"



Примечания

Ссылки

  • [www.bodleian.ox.ac.uk/bodley Официальный сайт Бодлианской библиотеки]

Координаты: 51°45′14″ с. ш. 1°15′18″ з. д. / 51.753972° с. ш. 1.255139° з. д. / 51.753972; -1.255139 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.753972&mlon=-1.255139&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Бодлианская библиотека

Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.