Битва при Куссери

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Битва при Куссери
Основной конфликт: Завоевание Францией Чада

Заметка во французской газете о смерти майора Лами, окружённого сенегальскими стрелками.
Дата

22 апреля 1900 года

Место

Куссери, Камерун

Итог

Убедительная победа французов

Противники
Империя Рабиха Франция
Султанат Багирми
Командующие
Рабих аз-Зубайр майор Лами
Силы сторон
5 000 пехоты, из которых 2000 были вооружены огнестрельным оружием
600 всадников
3 орудия[1]
700 французских пехотинцев
30 кавалеристов
4 орудия
1500 багирмианцев[1]
Потери
1000 — 1500 убитых
3000 раненых
21 убитый[1]
75 раненых

Битва при Куссери — сражение ставшее итогом политических действий Франции по оккупации Шари-Багирми, региона в современном Чаде. В 18991900 годах французы организовали три вооружённых колонны: одна выдвинулась из Конго, вторая — из Нигера, и третья — из Алжира. Целью операции было объединение всех французских владений в Западной Африке. С 1893 года на территории Нигера существовало независимое государство Борну под властью Рабиха Аз-Зубайра.

Французские войска и армия Рабиха Аз-Зубайра встретились при Куссери в северном Камеруне. Сражение было кровопролитным, в котором командующие обеих армий погибли. Французы одержали победу и образовали колонию Чад.





Предыстория

Суданский военачальник Рабих аз-Зубайр, бежавший из египетских владений в Центральную Африку, создал там радикально-исламское государство (по типу махдистского Судана), которое к тому времени подчинило себе практически все королевства бассейна Чада (Вадай, Багирми, Борну). К 1899 году аз-Зубайр имел под своим началом армию из 10 000 человек (количество штыков и сабель), вооружённых ружьями (главным образом устаревшими, новых образцов имелось всего 400), плюс большое количество вспомогательных войск, оснащённых лишь копьями или луками. Эти войска были набраны из баггара и племён Карнак Логоне.

В 1899 Рабих принимал в Декоа французского исследователя Фердинанда де Беагля. Между ними возникла ссора и Рабих приказал взять Беагля под стражу. Узнав об этом, французские власти отправили против Рабиха отряд лейтенанта Бретонне (англ.), однако в столкновении 17 июля 1899 года у Тогбао[en] на реке Шари, отряд был разбит, а сам лейтенант и большинство его солдат погибли. В этом бою Рабих захватил три пушки (которые позднее французы вернули). После победы он приказал своему сыну Фадлалу, оставшемуся в Декоа, повесить Беагля.

После конфликта в Фашоде в бассейн Чада по рекам Конго, Убанги и Шари были доставлены французские военные отряды. Правитель области Багирми выразил желание сотрудничать с французами. Против «союзника» Франции выступил Раббах и в 1899 году вторгся в Багирми[2].

В конце года французский отряд, поднявшийся из Габона под командованием Эмиля Жантиля вверх по Конго на пароходе «Léon-Blot», столкнулся с войсками Рабиха возле Куно. Французы, пришедшие на выручку своему сателлиту, были отброшены с потерями, но вскоре, перегруппировавшись, возобновили своё наступление и взяли Куссери. Здесь они встретились с подошедшим из Алжира отрядом майора Лами и с отрядом Жоаллана — Менье, подошедшим из Нигера. Командование объединёнными силами принял Лами.

Битва

Решающее сражение между Рабихом и французами состоялось 22 апреля 1900 года. Французские войска состояли из 700 военнослужащих, а также 600 стрелков и 200 кавалеристов, представленных союзными багирмианцами.

Покинув Куссури, французы тремя колоннами атаковали лагерь Рабиха. Армия Рабиха укрылась за палисадом и в течение трёх часов успешно отражала атаки французской пехоты, но в конце концов палисад был разрушен артиллерийским огнём. В проломы устремились сенегальские стрелки. В этом бою погиб французский командующий Лами. Однако силы Рабиха были разгромлены, а сам Рабих был убит.

Не выдержав натиска, большая часть его воинов обратилась в бегство. Сам Раббах с горсткой бойцов бросился в отчаянную контратаку. Французы, не ожидавшие подобного, сперва растерялись, но затем набросились на отряд и перебили его до последнего человека[3]. Смертельно раненый султан был обезглавлен одним стрелком. Французы заплатили за эту победу дорогой ценой — смертью майора Лами, капитана Куэнте и 19 солдат[1].

Историческое значение

После поражения сил Рабиха, французы получили контроль над большей частью Чада, ставшего частью Французской колониальной империи. Созданное Рабихом государство распалось тотчас после его смерти. Сын его Фадлаллах не смирился с поражением и пытался некоторое время оказывать сопротивление захватчикам. Однако французские войска разгромили его силы к югу от озера Чад.

В 1909—1911 годах французскими войсками был завоёван соседний султанат Вадаи. Франция создала ещё одно владение в Центральной Африке. После насильственного внедрения в хозяйство хлопчатника (1925) Чад превратился в сырьевой придаток метрополии.

Напишите отзыв о статье "Битва при Куссери"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Эрнест Лависс, Альфред Рамбо — [www.krotov.info/history/19/55/laviss_57.htm История XIX века. Том 8. Часть 2. Конец века. 1870-1900. глава IX. Французская колониальная империя. 1870—1900]
  2. Широкорад А. Б. Глава 11. Фашодский инцидент // [www.litmir.net/br/?b=178208&p=31 Короткий век блистательной империи]. — М.: Вече, 2012. — 368 с. — ISBN 978-5-4444-0540-6.
  3. Рыжов К. В. Все монархи мира: Мусульманский Восток. XV—XX вв.: Справочник. — М.: Вече, 2004. — 544 с. ISBN 5-9533-0384-X

Литература

  • Byron Farwell. The Encyclopedia of Nineteenth-century Land Warfare. W. W. Norton & Company (2001) ISBN 0-393-04770-9 стр. 466—467
  • Robin Hallett . Africa Since 1875: A Modern History. University of Michigan (1974) ISBN 0-472-07170-X стр. 444
  • Victor T. Le Vine, Roger P. Nye. Historical Dictionary of Cameroon. Scarecrow Press (1974) ISBN 0-8108-0707-6
  • James Stuart Olson, Robert Shadle, Ross Marlay, William Ratliff, Joseph M. Rowe. Historical Dictionary of European Imperialism. Greenwood Publishing (1991) ISBN 0-313-26257-8 стр. 123—124

Отрывок, характеризующий Битва при Куссери

Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.