Болдырев, Александр Васильевич (филолог)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Васильевич Болдырев
Дата рождения:

1896(1896)

Дата смерти:

1941(1941)

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Страна:

СССР СССР

Научная сфера:

антиковедение, филология

Место работы:

кафедра классической филологии ЛГУ

Альма-матер:

историко-филологический факультет Петроградского университета

Известен как:

переводчик античных авторов на русский язык, соавтор учебника латинского языка для вузов

Алекса́ндр Васи́льевич Бо́лдырев (1896 — 1941) — российский и советский филолог-классик, переводчик.

Организатор и член объединения молодых переводчиков АБДЕМ.





Биография

Александр Васильевич Болдырев в 1928 году был обвинён в антисоветской деятельностиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4156 дней], в том, что он состоял в нелегальном антисоветском кружке «Абдем», находившемся в связи с руководителем «Братства Серафима Саровского» Андреевским И. М., то есть в пр. пр. ст. 58,11 У. К.

В 1929 был приговорён к 5 годам концлагеряК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4156 дней]. Отбывал на Соловках. В 1931 году был освобожден и выслан в Котлас на оставшийся срок. По возвращении в Ленинград преподавал в университете. В 1937 был вновь арестован, но вскоре освобождён.[1]

В осаждённом Ленинграде ему была доверена ответственная работа по противовоздушной обороне в университете.

Переводчик Платона и других античных авторов на русский язык. Переводил также с немецкого (Адельберта фон Шамиссо Удивительная история Петера Шлемиля. Л., 1936). Многие его переводы и работы (переводы Плутарха и Антония Диогена, очерк эллинистической литературы, статья «Гектор и Скамандр», доклады о Пушкине и «Слове о полку Игореве» и др.) остаются неопубликованными.

В соавторстве с Я. М. Боровским написал учебник латинского языка для вузов (1940), неоднократно затем переиздававшийся.

Кафедра классической филологии Ленинградского государственного университета оформилась организационно в 1932 году под руководством профессора О. М. Фрейденберг. А. В. Болдырев вошёл в состав кафедры вместе с И. И. Толстым, С. В. Меликовой-Толстой, И. М. Тронским, Я. М. Боровским, А. И. Доватуром.

Сочинения

  • Болдырев А. В. Из истории античных поэтических напутствий // Ученые записки ЛГУ.1941. № 63 (= Серия филол. наук. Вып. 7). С. 103—126.
  • Болдырев А. В. Религия древнегреческих мореходов: Опыт построения профессиональной религии. // Религия и общество. Сб. статей по изучению социальных основ религиозных явлений древнего мира. Л., 1926. -С.144-167.
  • Болдырев А. В. Εύδοξία πλήθους в «Менексене» Платона // Сб. статей в честь С. А. Жебелева. Л., 1926 (машинопись). С.244-252.
  • Боровский Я. М., Болдырев А. В. Латинский язык. Л., 1940; 2-е изд. М., 1948; 3-е изд., исправленное и дополненное. М., 1961.

Напишите отзыв о статье "Болдырев, Александр Васильевич (филолог)"

Литература

  • Книга памяти Ленинградского — Санкт-Петербургского университета. 1941—1945. СПб., 1995. Вып. 1.
  • Боровский Я. М. Александр Васильевич Болдырев // Opera philologica / Я. М. Боровский / Изд. подгот. А.К. Гаврилов, В.В. Зельченко, Т.В. Шабурина. — СПб.: Дм. Буланин, 2009. — С. 405-412. — (Bibliotheca classica Petropolitana). — ISBN 978-5-86007-618-1.

Примечания

  1. [www.zvezdaspb.ru/index.php?page=8&nput=646 «Дело а. а. мейера»]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Болдырев, Александр Васильевич (филолог)

– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.