Большой Строченовский переулок
Поделись знанием:
Координаты: 55°43′40″ с. ш. 37°37′50″ в. д. / 55.727861° с. ш. 37.630778° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.727861&mlon=37.630778&zoom=12 (O)] (Я)Большой Строченовский переулокБольшой Строченовский переулок
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
| Большой Строченовский переулок Москва | |
 Большой Строченовский, 26, стр.1 | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
500 м |
| Ближайшие станции метро |
Павелецкая (кольцевая), Павелецкая (Замоскворецкая линия), Серпуховская |
| Прежние названия |
Большой Строченов переулок |
| Почтовый индекс |
114054 (7), 115054 (остальные дома) |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.727557&lon=37.630921&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?text=%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F%2C%20%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0%2C%20%D0%91%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%88%D0%BE%D0%B9%20%D0%A1%D1%82%D1%80%D0%BE%D1%87%D0%B5%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D1%83%D0%BB%D0%BE%D0%BA&sll=37.630921%2C55.727557&sspn=0.04391%2C0.018585 на Яндекс.Картах] | |
| [maps.google.com/maps?ll=55.72750,37.63083&q=55.72750,37.63083&spn=0.03,0.03&t=k&hl=ru на Картах Google] | |
Большо́й Строчено́вский переу́лок — улица в центре Москвы в Замоскворечье между Валовой улицей и улицей Щипок.
Содержание
История
Название Большого и Малого Строченовских переулков известно с XIX века. Предполагают, что оно дано по фамилии одного из домовладельцев, на что указывает ранее употреблявшиеся формы — Большой Строченов переулок и Строченов переулок (сейчас Малый).
Описание
Большой Строченовский переулок начинается с внешней стороны Садового кольца от Валовой улицы напротив 3-го Монетчиковского переулка, проходит на юг, пересекает Зацепу и Стремянный переулок и заканчивается на небольшой площади, на которую также выходят Малый Строченовский и улица Щипок.
Здания и сооружения
По нечётной стороне
- № 11 — жилое здание постройки начала XX века, ныне заброшено.
- № 23А — Городская клиническая больница № 14 им. В. Г. Короленко.
- № 25А — офисные здания (ранее здесь располагались Русские бани).
По чётной стороне
- № 4 — доходный дом, построен в 1912 году.
- № 8 — здание Приготовительных классов Женского коммерческого училища Московского общества распространения коммерческого образования (1910, архитектор А. У. Зеленко), ныне IV учебный корпус РЭУ им. Г. В. Плеханова.
- № 10 — бассейн и комбинат питания РЭУ им. Г. В. Плеханова.
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[oldmos.ru/old/upload/photos/5/e/f/800_5ef245f468e2cec5ade5fd8790ee418a.jpg Общежитие одиноких приказчиков во владении Н. В. Крылова, фото 1960—1980-х годов (?).] |
- № 24, стр. 2,
памятник архитектуры (утраченный) — адрес, по которому находилось «Общежитие одиноких приказчиков во владении Н. В. Крылова» — дом, на 1-м этаже которого, в трёх комнатах квартиры № 6, жил старший приказчик мясной лавки купца Крылова Александр Никитич Есенин, отец поэта. Сергей Есенин жил здесь в 1911 году, приехав впервые в Москву к отцу на каникулы и был прописан в этом доме в 1912—1918 годах.
- Деревянный дом был построен в 1891 году по проекту архитектора М. Д. Медведева. В 1980-х годах находился в аварийном состоянии, в 1992—1994 годах несколько раз горел (возможно, из-за поджогов). В 1994 году, накануне 100-летнего юбилея со дня рождения поэта, был снесён. В следующем году на его месте было построено новое здание с реконструкцией облика утраченного — кирпичные стены были обшиты досками[1][2][3]. В том же 1995 году на 1-м этаже новодела на общественных началах открылся музей С. А. Есенина, в следующем году получивший статус государственного. Второй этаж занимает коммерческая фирма.
- Moscow, Bolshoy Strochenovsky 4 Aug 2009 01.JPG
Дом № 4, вид от Садового кольца.
- Moscow, Bolshoy Strochenovsky 10,8 June 2008 01.JPG
Дом № 8.
- Moscow, Bolshoy Strochenovsky 8 detail Sep 2008 01.JPG
Крыльцо дома № 8.
- Moscow, Bolshoy Strochenovsky 11 Sep 2008 01.JPG
Дом № 11.
- Moscow, Bolshoy Strochenovsky 23 June 2008 02.JPG
Дом № 23.
- Московский государственный музей С. А. Есенина.jpg
Дом № 24, стр. 2, музей С. А. Есенина.
См.также
Напишите отзыв о статье "Большой Строченовский переулок"
Примечания
- ↑ [russist.ru/inspector/black-book.htm Список утраченных памятников истории и культуры России. ВООПИК]
- ↑ Хроника уничтожения старой Москвы: 1990—2006 / под редакцией К. Михайлова, Р. Рахматуллина и Д. Лотаревой. — М.: Русская усадьба. — ISBN 5-903228-01-1.
- ↑ Архитектура и ландшафты России. Том I. Чёрная Книга: Утраты.. — М., 2003.
Ссылки
- [www.zmsk.ru/ Официальный сайт района Замоскворечье]
- [archive.is/20130417060658/www.mosclassific.ru/mClass/omkum_viewd.php?id=26960 Общемосковский классификатор улиц Москвы ОМК УМ]
- Большой Строченовский переулок // Имена московских улиц. Топонимический словарь / Агеева Р. А. и др. — М.: ОГИ, 2007.
- [www.mom.ru/Map/S/Bolshoy_Strochenovsky_pereulok203_45.htm Большой Строченовский переулок: учреждения и организации.]
Отрывок, характеризующий Большой Строченовский переулок
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
