Борисов, Василий Александрович

Василий Александрович Борисов
Место рождения	с. Гора Пневиц, Калязинский уезд, Тверская губерния, Российская империя
Место смерти	Лобня, Московская область, Россия
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	авиация
Годы службы	1941—1946
Звание	Подполковник
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Василий Александрович Борисов (1913—1993) — подполковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1942).

Биография

Василий Борисов родился 30 марта (12 апреля) 1913 года в селе Гора Пневиц (ныне — Калязинский район Тверской области).

С 1925 года проживал в городе Богородск (ныне — Ногинск) Московской области, работал арматурщиком в управлении «Стальстрой» и на строительстве Ярославского резинового комбината.

В 1933 году Борисов окончил Саратовский авиационный техникум, в 1935 году — Тамбовскую авиационную школу пилотов Гражданского воздушного флота. В июле 1941 года был назначен командиром эскадрильи спецгруппы Аэрофлота по перегонке самолётов на фронт, неоднократно подавал рапорты с просьбами об отправке на фронт. В 1942 году был переведён в авиационные части Рабоче-крестьянской Красной Армии. С января 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. К июлю 1942 года майор Василий Борисов командовал звеном 750-го авиаполка Авиации дальнего действия СССР.

К июлю 1942 года Борисов совершил 80 боевых вылетов, в ходе которых совершал бомбардировки важных стратегических объектов во вражеском тылу.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 декабря 1942 года за «мужество и героизм, проявленные в боях» майор Василий Борисов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 769.

5 апреля 1944 года, «за 2 дневных и 250 ночных боевых вылета», гвардии подполковник Борисов был представлен ко второй медали «Золотая Звезда», но был награждён орденом Ленина.

Всего же за годы войны Борисов совершил 284 боевых вылетов, бомбил Берлин, Данциг, Кёнигсберг, Будапешт, Варшаву, Хельсинки (в общей сложности на эти города — 20 раз). В 1946 году в звании подполковника Борисов был уволен в запас. Первоначально работал в системе МВД СССР. В 1952—1955 годах занимал должность начальника Управления воздушного транспорта «Дальстроя», в 1955—1959 годах — начальника Магаданского авиационного предприятия, в 1959—1961 годах — начальника международного аэропорта «Шереметьево». С 1961 года работал в Полярном управлении Аэрофлота, участвовал в экспедициях на Северный и Южный полюса. Проживал в городе Лобня Московской области. Скончался 20 апреля 1993 года.

Память

В его честь названа школа 3 в городе Лобня.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза (31.12.1942)
• два ордена Ленина (31.12.1942, 19.08.1944);
• два ордена Красного Знамени (29.03.1942, 18.07.1945);
• орден Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985);
• орден Трудового Красного Знамени
• Медали, в том числе:
  • «За боевые заслуги»;
  • «За оборону Ленинграда»;
  • «За оборону Москвы»;
  • «За оборону Сталинграда»;
  • «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
  • «За взятие Кёнигсберга»;
  • «За взятие Берлина»;
  • «Ветеран труда»
• Заслуженный пилот СССР (1968).
• Почётный гражданин города Лобня.

Память

• Девятый по счёту самолёт отечественного производства «Sukhoi Superjet 100» (бортовой номер RA-89009), полученный компанией «Аэрофлот», в его честь назван «Василий Борисов». Позднее в рамках замены самолетов спецификации «LIGHT» на самолеты спецификации «FULL» этим именем был назван самолет с бортовым номером RA-89027.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь. — М.: Воениздат.

Отрывок, характеризующий Борисов, Василий Александрович

В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…