Борчанинов, Александр Лукич

Александр Лукич Борчанинов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Пермского горисполкома
ноябрь 1917 года — декабрь 1917 года
Предшественник:	Решетников, Василий Иванович
Преемник:	Решетников, Василий Иванович
Председатель Пермского горисполкома
март 1918 года — июнь 1918 года
Предшественник:	Решетников, Василий Иванович
Преемник:	Башкиров, Иван Афанасьевич
Председатель Пермского горисполкома
июнь 1921 года — сентябрь 1921 года
Предшественник:	Трошев, Пётр Фёдорович
Преемник:	Гинтер, Христофор Генрихович
Рождение:	10 ноября (28 октября) 1884(1884-10-28) Зюкайское, Оханский уезд, Пермская губерния (ныне Верещагинский район, Пермский край)
Смерть:	23 марта 1932(1932-03-23) (47 лет) Ростов-на-Дону
Отец:	Лука Иванович Борчанинов
Награды:

Алекса́ндр Луки́ч Борчани́нов (10 ноября [28 октября] 1884 (по другим данным - 6 [18] ноября 1884) — 23 марта 1932 года) — российский революционер, советский государственный и партийный деятель.

Биография

Александр Лукич Борчанинов родился в селе Зюкайка Оханского уезда Пермской губернии в 1884 году, 28 октября (10 ноября) по данным БСЭ или 6 (18) ноября по данным ГАПК. Его отец Лука Иванович Борчанинов был рабочим Мотовилихинского завода. В 1891—1897 годах Борчанинов учился в Пермском техническом училище и Уфимском землемерном училище. Затем работал на Пермском пушечном заводе слесарем-металлистом и токарем. С 1901 года принимал участие в революционном движении. В 1903 году вступил в РСДРП(б), входил в Пермский и Мотовилихинский комитеты партии. Был одним из руководителей Мотовилихинского вооружённого восстания в декабре 1905 года. В марте 1906 года стал членом Киевского комитета РСДРП(б). За участие в революционной деятельности Борчанинов подвергался тюремному заключению и каторжным работам, был приговорён Киевской судебной палатой к ссылке на поселение в Якутскую область.

В июне 1917 года стал председателем Мотовилихинского совета РСДРП(б). В качестве делегата II Съезда Советов участвовал в Октябрьской революции в Петрограде.

Занимал пост председателя Пермского горисполкома в ноябре—декабре 1917 года, в марте—июне 1918 года и в июне—сентябре 1921 года.

Участвовал в Гражданской войне на Восточном и Южном фронтах, был военным комиссаром 29-й и 30-й стрелковой дивизий, 16-й кавалерийской дивизии. В 1920 году был председателем Одесского губернского ревкома и членом ВС 2-й конной армии. С августа 1921 года — председатель Пермской губернской ЧК, с 1922 года — председателем Тюменского, Златоустовского и Пермского окрисполкомов. В 1926—1928 годах работал инструктором ВЦИК в Москве.

Умер в Ростове-на-Дону 23 марта 1932 года.

Награды

Награждён орденом Красного Знамени.

Память

Именем Борчанинова названа улица в Ленинском районе города Перми.

Литература

• [www.permarchive.ru/index.php?page=borchaninov-aleksandr-lukich Борчанинов Александр Лукич]
• Лукьянова Е. Александр Борчанинов. (1884—1932). Пермь: Перм. кн. изд-во, 1957. Серия = Замечательные люди Прикамья

Ссылки

• [polikliet.livejournal.com/358942.html Видео лекции Кудрина А. В. "1905 год. Пермские эпизоды"]

Отрывок, характеризующий Борчанинов, Александр Лукич

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.