Букатевич, Назарий Иванович

Назарий Иванович Букатевич
укр. Назарій Іванович Букатевич
Род деятельности:	этнограф, историк, языковед.
Дата рождения:	22 октября 1884(1884-10-22)
Место рождения:	Любомль
Гражданство:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Дата смерти:	15 декабря 1984(1984-12-15) (100 лет)
Место смерти:	Одесса

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Наза́рий Ива́нович Букате́вич (10 октября (22 октября) 1884, Любомль — 15 декабря 1984, Одесса) — украинский этнограф, историк, языковед. Кандидат филологических наук (1943). Профессор (1960).

Биография

Назарий Иванович Букатевич родился 10 октября (22 октября по новому стилю) 1884 года в городке Любомль (ныне город входит в Волынскую область). 1905 окончил Холмскую духовную семинарию.

1912 года (по другим данным — 1911 года) окончил историко-филологический факультет Юрьевского (ныне Тартуского) университета (Эстония).

Учительствовал. С 1922 года преподавал Украинский и русский языки в вузах Одессы — институте народного хозяйства, институте народного образования, педагогическом институте. В 1937—1938 годах работал заведующим кафедрой украинского языка Одесского университета.

1938 года Букатевича обвинили в национализме и уволили с работы. Назарий Иванович вынужден был уехать в Среднюю Азию. Там он преподавал русский язык в городе Кзыл-Орда (Казахстан).

1944 года Букатевич вернулся в Одессу. В 1945—1971 годах он работал заведующим кафедры русского языка Одесского университета. В сентябре 1958 года Букатевич был реабилитирован.

Назарий Иванович Букатевич умер 15 декабря 1984 года в Одессе на сто первом году жизни.

Научная деятельность

Назарий Букатевич был членом этнографической комиссии ВУАН. Изучал развитие украинского чумачества на юге Украины. На основе архивных и статистических материалов показал, что российские генерал-губернаторы отстаивали привилегии русского купечества, которое скупало соль оптом, навязывая украинским чумакам завышенные цены. Досконально исследовал чумацкие пути сообщения, обычное право, определил хронологические рамки активного функционирования промысла.

Опубликовал несколько научных исследований, где использовал образцы народного творчества.

По возвращении из ссылки работал в области русского языкознания, изучающий древнеславянские памятники. Исследовал проблемы развития синтаксических систем русского языка и вопрос словообразования славянских языков.

Труды

• Чумацтво в 17—18 століттях // Вісник Одеської комісії краєзнавства при ВУАН. — № 2—3. — Одеса, 1925.
• Чумацтво на Україні: Історико-етнографічні нариси. — Одеса, 1928.
• Український фольклор у творчості Коцюбинського // Коцюбинський: Збірник статей. — Харків — Київ, 1931.
• Опыт исторического изучения предлогов и предложных сочетаний в русском литературном языке. — Выпуски 1, 2. — Одесса, 1957.
• Учение о словообразовании русского языка в трудах советских лингвистов. — Одесса, 1970.

В соавторстве

• Очерки по сравнительной грамматике восточнославянских языков. — Одесса, 1958.
• Историческая грамматика русского языка: Учебник. — Киев, 1974.

Литература

• Карпенко Ю. А. Букатевич Назарий Иванович // — С. 54-55.
• Зленко Г. Д. Букатевич Назарий Иванович // — С. 557—558.
• Шишов В. Ф. Назарий Иванович Букатевич. — Одесса, 1980.
• Карпенко Ю. А.Столетний юбилей / / Языкознание. — 1984. — № 5.
• Борисенко В. К. Очерки по истории украинской этнологии 1920-1930-х годов. — М., 2002.

Источники

• [ksana-k.narod.ru/djvu/bukatevich.htmН. И. Букатевич,С. А. Савицкая,Л . Я. Усачёва. Историческая грамматика русского языка. — Киев, 1974.]

Отрывок, характеризующий Букатевич, Назарий Иванович

– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.