Вальдтейфель, Эмиль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эмиль Вальдтейфель
Основная информация
Дата рождения

9 декабря 1837(1837-12-09)

Место рождения

Страсбург

Дата смерти

12 февраля 1915(1915-02-12) (77 лет)

Место смерти

Париж

Страна

Франция Франция

Профессии

композитор, дирижёр, пианист

Инструменты

фортепиано

Жанры

вальсы

Эмиль Вальдтейфель (фр. Émile Waldteufel) — французский композитор, дирижёр и пианист, автор многих известных вальсов.





Биография

Родился 9 декабря 1837 года в Страсбурге в еврейской семье музыкантов (первоначальная фамилия - Леви; фамилия Waldteufel означает по-немецки "лесной чёрт"). Его отец Луи имел свой оркестр (впоследствии ставший одним из известнейших в Париже).

Учился в Парижской консерватории по классу фортепиано у Антуана Мармонтеля и по классу композиции у Э. Лорена. Окончив консерваторию, выступал как пианист. Был капельмейстером придворных балов Наполеона III и придворным пианистом императрицы Евгении[1]. Впоследствии выступал как дирижёр танцевальной музыки в Лондоне (1885), Берлине (1889) и Риме. С 1865 года был дирижёром бального оркестра в Париже. Скончался 12 февраля 1915 года в Париже, годом позже своей жены.

Творчество

Вальсы Вальдтейфеля соперничали с вальсами Штрауса; представляли собой смешение мелодических элементов немецких, французских и испанских вальсов[1]. Первыми вальсами Вальдтейфеля стали «Радость и горе» («Joies et peines») и «Манола» («Manola»), опубликованные им на собственные средства, и принесли ему большую известность.

За всю свою жизнь сочинил более 250 вальсов; самые известные из них: «Конькобежцы», «Эспанья», «Долорес», «Сирены», «Студентка» и др. В своих вальсах он часто использовал темы сочинений других композиторов[2], например, вальс «Эспанья» построен на разработке темы одноимённой рапсодии Эммануэля Шабрие. Большинство вальсов Вальдтейфеля имеют следующий тип построения: сюита из 4 вальсов со вступлением и развёрнутым заключением, кодой.

Интересные факты

  • Одна из тем третьей части вальса «Студентка» (1883) легла в основу песни «Мой костёр в тумане светит» (музыка Я. Пригожего).
  • Ещё одна мелодия Вальдтейфеля была взята из вальса "Страдания" ("Dolores",Op.170) для другой «цыганской» песни — «Милая, ты услышь меня…».
  • Мелодия романса "Что это сердце сильно так бьётся" также заимствована из вальса "Jeunesse dorée", Op. 175.
  • Вальс Вальдтейфеля "Конькобежцы" является единственной музыкальной темой в видеоигре "Antarctic Adventure"
  • Мелодия другого вальса должна быть хорошо знакома очень многим жителям СССР, а вот название его мало известно. Это вальс «Золотой дождь» (или «Бриллиантовый дождь»). Его мелодия в течение многих лет звучала в качестве музыкальной заставки к передаче «Концерт по вашим письмам» на Радио-1. Её звуки создавали торжественное, приподнятое, даже праздничное настроение в предвкушении встречи с прекрасным, с Её Величеством Музыкой.

Напишите отзыв о статье "Вальдтейфель, Эмиль"

Примечания

  1. 1 2 [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%9C%D1%83%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%92%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B4%D1%82%D0%B5%D0%B9%D1%84%D0%B5%D0%BB%D1%8C/ Музыкальный словарь. Вальдтейфель](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
  2. [www.gromko.ru/done/showbook/article2573.html Иллюстрированный Энциклопедический Словарь. Эмиль ВАЛЬДТЕЙФЕЛЬ]

Литература

Отрывок, характеризующий Вальдтейфель, Эмиль

Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…