Вейденрейх, Франц

Вейденрейх, Франц
нем. Franz Weidenreich
Место рождения:	Эденкобен
Научная сфера:	антрополог

Франц Вейденрейх (нем. Franz Weidenreich; 7 июня 1873, Эденкобен, Германская империя — 11 июля 1948, Нью-Йорк, США), немецкий учёный, специалист по физической антропологии и анатомии. Получил известность в основном благодаря изучению ископаемых останков так называемого «пекинского человека» (синантропа).

Биография

Родился 7 июня 1873 в Эденкобене (Германия). Медицинское образование приобрел в университетах Мюнхена, Киля, Берлина и Страсбурга. В 1899 году получил степень доктора медицины. Первое время занимался вопросами гематологии. В 1904 году, став профессором анатомии в Страсбурге и оставаясь в этой должности по 1918 год, опубликовал более 50 работ по анатомии. С 1921 по 1928 руководил кафедрой анатомии Гейдельбергского университета, а затем (по 1935 год) — кафедрой антропологии Франкфуртского университета.

Ещё работая в Гейдельбергском университете, провёл своё первое исследование ископаемых останков человека, изучая череп неандерталоида из Эрингсдорфа. Научная публикация, посвящённая этой работе, вышла в свет в 1926 году. А в 1935 году, пребывая в должности приглашенного профессора Пекинского объединенного медицинского колледжа, он приступил к фундаментальному исследованию останков «пекинского человека» (Sinanthropus pekinensis).

Эти останки были найдены в 1927 году. И на тот момент учёные располагали знаниями о фрагментах черепа человекообразного существа с острова Ява, Homo erectus (помимо так называемой «гейдельбергской челюсти»). В ряде характеристик строения черепа и формы зубов Sinanthropus показал сходство с Homo erectus. Сопоставление этих двух групп, относящихся к ранней эпохе среднего плейстоцена (около 1 миллиона лет назад), позволяет выделить раннего человека в совершенно особую зоологическую группу. Позднее Вейденрейх, выделяя эту стадию, использовал термин «архантропы».

В 1937 году Вейденрейх году месте с голландским антропологом Г. Кенигсвальдом обнаружили на Яве новые останки архантропа. Крупный череп ископаемого человека стал их новой находкой, о которой они сообщили в 1938 году. Этот тип ископаемых высших приматов был назван Pithecanthropus robustus. В 1939 году выходит в свет публикация Вейденрейха, в которой он объявляет о находке, сделанной в верхнем слое пещеры Чжоукоудянь: это три черепа Homo sapiens. Вейденрейх уехал из Пекина в 1940 году. Перебравшись в США, он захватил с собой гипсовые слепки находок синантропа (оригиналы этих останков утеряны, но копии были сделаны очень точно).

В 1941 году он приступил к работе в Музее естественной истории в Нью-Йорке. Результаты своих исследований изложил в монографии «Череп пекинского синантропа» (The Skull of Sinanthropus pekinensis), которая вышла в 1943 году. Работая над монографией, Вейденрейх сохранил интерес к проблемам человеческой эволюции. И в 1946 году опубликовал книгу «Человекообразные обезьяны, гигантопитеки и человек» (Apes, Giants and Man), в которой подвел итог своим многолетним исследованиям в этой области (вопреки закону Копа, Вейденрейх считал гигантопитеков, которых назвал гигантропами — Giganthropus — предками человека). За это же время им написано более 30 статей.

Теория Вейденрейха

Вейденрейх считается одним из создателей теории полицентризма, согласно которой происхождение человека было возможно в нескольких регионах Земли. В каждом из этих регионов благодаря независимой эволюции из обитающих здесь архантропов, а после палеоантропов появился современный человек, принадлежащий к конкретной большой расе (европеоидной, негроидной, монголоидной и т. п.) Сторонником этой теории в Советском Союзе был Г. Ф. Дебец, а в США — Карлтон Кун.

Критика теории Вейденрейха

Теория Вейденрейха резко критиковалась Я. Я. Рогинским и М. Г. Левиным, считавшими приводимые доводы недостаточными, чтобы утверждать существование специфических эволютивных связей между бэйпинскими обезьяно-людьми и современными монголоидами. Однако их критика не мешала им рассматривать Китай как один из регионов становления человека. В пользу этого вывода говорит большая морфологическая близость между синантропом и питекантропом и естественно-географическая вероятность существования древнейших гоминид в начале четвертичного периода на всей территории от окрестностей Бэйпина до Явы. Кроме того, критики этой теории отмечают, что между ископаемыми формами человека и современными расами, обитающими в этих же регионах, нет морфологического соответствия, в то время как многие не связанные друг с другом признаки обнаруживают у разных рас заметное сходство.

Библиография

• Weidenreich F. Der Menschenfuss. // Zeitschrift für Morphologie und Anthropologie 22 (1921).
• Weidenreich F. Evolution of the Human Foot // American Journal of Physical Anthropology 6 (1923).
• Weidenreich F. Rasse und Körperbau. — Berlin: Springer, 1927.
• Weidenreich F. Der Schädelfund von Weimar-Ehringsdorf. — Jena, Germany: Fischer, 1928.
• Weidenreich F. The Sinanthropus Population of Choukoutien (Locality 1) with a Preliminary Report on New Discoveries. // Bulletin of the Geological Society of China B 14 (1935)
• Weidenreich F. Observations on the Form and Proportions of the Endocranial Casts of Sinanthropus Pekinensis, Other Hominids and the Great Apes: A Comparative Study of Brain Size // Palaeontologia Sinica, Series D, 3 (1936)
• Weidenreich F. The Mandibles of Sinanthropus pekinensis: A Comparative Study // Palaeontologia Sinica, Series D, 7. (1936)
• Weidenreich F. The Dentition of Sinanthropus pekinensis: A Comparative Odontography of the Hominids // 2 Palaeontologia Sinica, n.s. D, no. 1 (1937)
• Weidenreich F. The Brain and Its Role in the Phylogenetic Transformation of the Human Skull // Transactions of the American Philosophical Society 31 (1941)
• Weidenreich F. Apes, Giants and Man. — Chicago: University of Chicago Press, 1946.

Источники

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_colier/675/%D0%92%D0%95%D0%99%D0%94%D0%95%D0%9D%D0%A0%D0%95%D0%99%D0%A5 Вейденрейх Франц]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/bse/122151/%D0%9F%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B7%D0%BC Полицентризм]

Литература

• [www.aaanet.org/committees/commissions/centennial/history/084WEIDENREICH.pdf Franz Weidenreich, 1873—1948]

Отрывок, характеризующий Вейденрейх, Франц

Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.