Виттфогель, Карл Август

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Август Виттфогель

Карл Август Виттфогель (нем. Karl August Wittfogel; 6 сентября 1896, Вольтерсдорф, Германия, — 25 мая 1988, Нью-Йорк, США) — германо-американский социолог и синолог.





Биография

Родился в семье сельского учителя. С 1915 изучал философию, историю, социологию, географию в Лейпцигском университете, затем в Мюнхене, Берлине, Ростоке, с 1919 снова в Берлине. С 1921 изучал синологию в Лейпциге. В 1928 получил докторскую степень во Франкфуртском университете и начал работать в Институте социальных исследований во Франкфурте.

В 1918 вступил в Независимую социал-демократическую партии Германии. В 1920—1930-х годах увлекался марксизмом и с 1920 был активным членом Коммунистической партии Германии.

В годы учёбы начал писать статьи, пьесы, стихи. Его пьесы — «Красные солдаты» (1921), «Человек с идеей» (1922), «Мать» (1922), «Беглец»[1] (1922, переведена на русский язык Лилей Брик), «Кто самый глупый?» (1923) — оценивались как пролетарские и революционные[2].

Выступал с научными докладами во время поездок в СССР в 1928, 1931 и 1932 годах. Его наиболее фундаментальный труд этого периода — «Производительные силы. Процесс производства и обращения» (1931), первый том из задуманного им двухтомника «Экономика и общество Китая», изданный в Лейпциге и в переводе на русский язык в Москве (план второго тома не был осуществлён). Азиатский строй («государство крестьян и чиновников») рассматривался как классово-эксплуататорская общественная система, отличная от античного рабовладения и от феодализма[3].

После прихода в Германии к власти нацистов как участник коммунистического движения был арестован и в течение нескольких месяцев находился в тюрьмах и концлагерях. В 1934 году благодаря хлопотам его жены Ольги Иоффе-Ланг с помощью Фридриха Хильшера, Карла Хаусхофера и Ричарда Тоуни ему удалось освободиться и эмигрировать в США, где он принял американское гражданство и отошёл от политической деятельности, сосредоточившись на научной работе, посвященной истории Китая. Преподавал историю Китая в Колумбийском и Вашингтонском университетах. Важную роль в развитии его научных взглядов сыграло пребывание в 1935–1937 годах в Китае[3]. В конце 1930-х годов стал институционалистом[4].

Под влиянием известий о сталинских репрессиях и советско-германского пакта порывает в 1939 году с коммунистами и переходит на антикоммунистические позиции. В 1951 году во время маккартистского расследования в США против американских синологов выступил как активный свидетель обвинения.

Главным его научным достижением стала монография «Восточный деспотизм. Сравнительное изучение тотальной власти» (1957), ставшая международным научным бестселлером и уже в 1960-е годы вышедшая в США, Японии, ФРГ, Франции, Испании и Италии[3].

Личная жизнь

В 1921 женился на Розе Шлезингер.

Вторая жена (с 1933 года) — Ольга Иоффе-Ланг (1897, Екатеринослав — 1992), советская журналистка, позже социолог, путешествовала в Китай вместе с Виттфогелем, помогала ему в исследовательской работе, опубликовала монографию о китайской семье и биографию Ба Цзиня.

Третья жена (с 1940 года) — антрополог Эстер Шифф Голдфранк.

Вклад в науку

Концепция об азиатском способе производства

Основная статья: Ирригационная теория

Опираясь на понятие азиатского способа производства, введенное Марксом, Виттфогель в книге «Восточный деспотизм. Сравнительное изучение тотальной власти» проанализировал исторические восточные деспотии и указал на общую для последних особенность — большое значение ирригации для ведения сельского хозяйства. Виттфогель назвал такие общественные системы «ирригационными империями». Все такие системы, согласно Виттфогелю, имеют общие характерные черты:

  • отсутствие частной собственности на землю;
  • абсолютная власть государственной бюрократии, управляемой из центра;
  • отмена рыночной конкуренции и частной собственности;
  • отсутствие социальных классов;
  • абсолютная власть правителя, возглавляющего бюрократическую систему.

Переходя к современности, Виттфогель высказывает мнение о сходстве «ирригационных империй» прошлого с политических системами в СССР и нацистской Германии. Несмотря на то, что СССР в несколько раз отставал от развитых капиталистических стран по уровню орошения, Виттфогель приходит к выводу, что в СССР был построен не социализм, а современный вариант восточной деспотии, основанной на азиатском способе производства. Логика приводимого Виттфогелем материала подталкивает к выводу, что тотальное огосударствление применялось для решения задач, требующих мобилизации всех сил общества, а не только для ирригации сельского хозяйством, это лишь частный случай[5].

Деспотизм

По Виттфогелю государство опирается на бюрократический аппарат и подавляет любые проявления частнособственнических тенденций. Богатство господствующего класса в обществе определяется не владением активами, а местом в иерархической системе государства, форму и тип стратификации которого определяют природные условия и внешние влияния[6].

Виттфогель отмечает три характерных черты восточного деспотизма: тотальный террор формирует тотальное подчинение, которое формирует тотальное одиночество. Тотальное подчинение распространяется на всех, послушание является добродетелью, развивается принцип "Бойся делать один". Когда государство становится сильнее общества, то для граждан остается только тотальное одиночество: личность вынуждена не высовываться, постоянно ориентироваться на коллектив, вплоть до заучивания официозных текстов, а подлинная жизнь сужается до семейного круга[4].

Библиография

Напишите отзыв о статье "Виттфогель, Карл Август"

Литература

  • G. L. Ulmen, The Science of Society, Towards an Understanding of the Life and Work of Karl August Wittfogel//Society and History, Essays in Honor of Karl August Wittfogel/G.L.Ulmen, ed. — Mouton, The Hague, 1978, — ISBN 90-279-7776-3
  • "Karl A. Wittfogel, " George Taylor, International Encyclopedia of Social Sciences, 18 — London: Collier, 1979, p. 812.

Ссылки

  • [rzv039.rz.tu-bs.de/isw/sandra/lexikon/cmsimpleplus/?U-Z:Wittfogel%2C_Karl_A. Wittfogel entry of the Personenlexikon Internationale Beziehungen virtuell of the TU Braunschweig (Ulrich Menzel)]
  • [www.worldcat.org/wcidentities/lccn-n79-21243 Wittfogel, Karl August 1896—1988 (WorldCat Identity Page)]

Примечания

  1. ↑ Карл Виттфогель [www.ruthenia.ru/sovlit/j/2774.html Беглец. Трагедия в 7-ми телефонных разговорах]
  2. ↑ Г. Г. Пиков [www.ni-journal.ru/cult_front/288ce91b/ Из истории исторической науки: Карл Август Виттфогель (1896-1988)]
  3. ↑ 1 2 3 Латов Ю. В. [jhist.isea.ru/pdf.aspx?id=18976 «Восточный деспотизм» К. А. Виттфогеля (к 50-летию «странной» книги)] Историко-экономические исследования. 2007. Т. 8. № 2.
  4. ↑ 1 2 Нуреев Р. М. [institutional.narod.ru/nureev/ch4.pdf Очерки по истории институционализма]. — Ростов: Содействие - XXI век, Гуманитарные перспективы. — 2010. — С. 132-134. — ISBN 978-5-91423-018-7.
  5. ↑ Восленский М. С. Гипотеза Виттфогеля // [zakharov.ru/index.php?option=com_books&task=book_details&book_id=200&Itemid=56 Номенклатура]. — М.: «Захаров», 2005. — 640 с. — ISBN 5-8159-0499-6.
  6. ↑ Нуреев Р. М. [vk.com/doc-101382510_416591806 Экономика развития: модели становления рыночной экономики]. — М.: Норма. — 2008. — С. 67-68. — ISBN 978-5-468-00159-2.

Отрывок, характеризующий Виттфогель, Карл Август

– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Виттфогель,_Карл_Август&oldid=81237723»