Водовозов, Василий Васильевич

Василий Васильевич Водовозов
Род деятельности:	публицист, юрист
Дата рождения:	22 декабря 1864(1864-12-22)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	7 октября 1933(1933-10-07) (68 лет)
Место смерти:	Збраслав, Чехословакия
Отец:	Василий Иванович
Мать:	Елизавета Николаевна

Васи́лий Васи́льевич Водово́зов (22 декабря 1864, Санкт-Петербург — 7 октября 1933, Збраслав, Чехословакия) — русский публицист, юрист и экономист, автор статей по социально-экономической и политической истории. Сын Василия Ивановича Водовозова и Елизаветы Николаевны Водовозовой.

Биография

По окончании Ларинской гимназии в 1883 году, поступил в Санкт-Петербургский университет, сначала на историко-филологический, а затем на юридический факультет.

В 1886—1887 годах вёл иностранный отдел в газете «Неделя». В феврале 1887 года был арестован и после трехмесячного заключения отправлен на пять лет в Архангельскую губернию; в 1890 году получил отпуск для сдачи государственных экзаменов, после чего вновь отправлен в ссылку. В 1890 году поместил в «Северном вестнике» статью о пенитенциарном конгрессе в С.-Петербурге, в 1892 году в «Юридическом вестнике» — о дореформенной юстиции. В 1893—94 годах вёл иностранный отдел в газете «Русская жизнь». В марте 1894 года был выслан из Санкт-Петербурга и отправился на Балканский полуостров. В 1895 году поместил в «Русском богатстве» статью «Стефан Стамбулов», в «Вестнике Европы» — «По Болгарии». В 1897 году ездил в Австрию, но за корреспонденции оттуда арестован в Пшемысле (в Галиции) и выслан без права въезда в Австрию навсегда. В 1901 году ездил в Австрию вновь, но под чужим именем. С 1896 года жил в Киеве. В 1900 году был арестован по так называемому «Ибсеновскому делу» (делу о реферате Луначарского, в частной квартире, об Ибсене), просидел в киевской тюрьме 6 недель, был под следствием 2 года и освобождён за отсутствием улик. С 1904 года жил в Санкт-Петербурге, где принадлежал к редакции «Нашей Жизни», а также вёл иностранный отдел в «Вопросах жизни».

В 1903—1905 годах читал лекции в разных городах России по вопросам государственного права. Написал ряд работ по новейшей истории, государственному праву и политике в «Мире Божием», «Русском богатстве», «Новом слове», «Начале», «Новом пути»; по преимуществу занимался вопросами избирательного права и политическими партиями Запада. В статьях «Антисемитизм в Германии и предстоящие выборы в рейхстаг» и «Политические партии в Австрии» (в «Русском богатстве», 1898) сделал попытку применения статистического метода к исследованию роста политических идей. Отдельно издал: «Материалы для характеристики положения русской печати» (Женева, 1898); «Исследование г. Тарле по социальной истории Англии» (СПб., 1901; отрицательная оценка диссертации Е. Тарле о Томасе Море); «Всеобщее избирательное право на Западе» (популярная брошюра, Ростов-на-Дону, 1905; 2 издание, сильно измененное, в том же 1905 г.); «Пропорциональные выборы или представительство меньшинства» (СПб., 1905).

В «Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Ефрона» ему принадлежит большая часть статей по государственному праву (Милитаризм, Монархия, Обструкция, Парламент, Партии политические, Союз государств, Федерация, Консервативная, Либеральная, Социалистическая партия и т. д.) и новейшей истории Запада.

Активный член Союза освобождения (1904—1905 годы). В 1906 году был осужден по ряду дел (связанных с работой в качестве редактора газет «Народное Хозяйство», «Наша Жизнь» и периодического издания «Вестник Свободы») к заключению в крепости на один год.

В 1917 г. входил в редакцию журнала «Былое», сотрудничал в газете «День».

Октябрьскую революцию не принял, эмигрировал в 1926 году. В последние годы жизни нуждался, оглох и ослеп. Покончил жизнь самоубийством — бросился под поезд.

Семья

Жена Ольга Александровна (?—1933), совершила самоубийство после смерти мужа.

Источники

• Водовозов, Василий Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Водовозов, Василий Васильевич // Большая советская энциклопедия: В 66 томах (65 т. и 1 доп.) / Гл. ред. О. Ю. Шмидт. — 1-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1926—1947.
• Водовозов Василий Васильевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в 6 томах. Том 1. А — В. М.: «Пашков дом», 1999. — ISBN 5-7510-0169-9. С. 592

Отрывок, характеризующий Водовозов, Василий Васильевич

– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.