Волков, Владимир Сергеевич

Владимир Сергеевич Волков
Дата рождения	17 марта 1848(1848-03-17)
Дата смерти	12 февраля 1912(1912-02-12) (63 года)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Генеральный штаб
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	136-й пехотный Таганрогский полк, 3-й гренадерский Перновский полк, 3-я Восточно-Сибирская стрелковая бригада, 65-я пехотная резервная бригада, 4-я стрелковая бригада, 17-й армейский корпус
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1877—1878), Ахал-текинская экспедиция, Китайский поход (1900—1901), Русско-японская война
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1877), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1877), Орден Святой Анны 2-й ст. (1881), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1887), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1901), Орден Святой Анны 1-й ст. (1902), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1904), Орден Белого орла (1905), Золотое оружие «За храбрость» (1906)

Владимир Сергеевич Волков (1848—1912) — генерал-лейтенант, член Военного совета Российской империи.

Биография

Происходил из дворян Казанской губернии, родился 17 марта 1848 года.

Образование получил во 2-м Московском кадетском корпусе (1864), 3-м военном Александровском и Михайловском артиллерийском училищах.

Выпущен 17 июля 1867 года подпоручиком в Кронштадтскую крепостную артиллерию. 23 октября 1868 года произведён в поручики и 31 октября 1871 года — в штабс-капитаны. В 1872 году окончил курс Михайловской артиллерийской академии и был переведён в 1-ю гренадерскую артиллерийскую бригаду, а через два года поступил в Николаевскую академию Генерального штаба.

По окончании курса, в марте 1877 года, уже в чине капитана (произведён 9 декабря 1876 года), причислен к Генеральному штабу, с назначением на службу в штаб Гренадерского корпуса, состоявшего в Действующей армии; перешёл границу и переправился через Дунай и поступил в состав Плевненского отряда обложения, под начальством князя Карла Румынского. Здесь он участвовал во взятии Плевны, а потом до заключения Сан-Стефанского мира был за Балканами. За боевые отличия награждён орденами св. Станислава 2-й степени с мечами и св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.

По окончании войны 6 апреля 1878 года назначен исправляющим должность штаб-офицера при штабе Гренадерского корпуса. 20 апреля 1880 года, за отличие по службе, произведён в подполковники и был командирован в Закаспийский край временно исправляющим должность начальника штаба войск этого края и за участие в сражении с туркменами награждён орденом св. Анны 2-й степени с мечами.

По возвращении из командировки произведён в полковники (29 января 1882 года) и последовательно занимал должности: начальника штаба сначала 35-й пехотной (с 21 ноября 1884 года), а затем 2-й гренадерской (28 апреля 1885 года) дивизий, командовал 136-м пехотным Таганрогским (с 10 мая 1892 года) и 3-м гренадерским Перновским (с 2 июля 1892 года) полками.

17 апреля 1896 года назначен начальником штаба войск Южно-Уссурийского отдела, с переводом в Генеральный штаб, 14 мая того же года произведён в генерал-майоры. Затем с 12 октября 1897 года состоял для поручений при командующем войсками Приамурского военного округа и с 2 апреля 1898 года был начальником 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригады. С 26 января 1899 года по 7 февраля 1901 года служил, командуя сначала 65-й пехотной резервной, а затем 4-й стрелковой бригадами (с 11 июля 1900 года).

31 января 1901 года Волков был произведён в генерал-лейтенанты за отличия в делах против китайцев и 7 февраля был назначен помощником командующего войсками Квантунской области и начальника её штаба.

12 апреля 1904 года назначен членом Военного совета, но в Санкт-Петербург сразу не прибыл, поскольку во время русско-японской войны был оставлен на Дальнем Востоке состоять в распоряжении командующего Маньчжурской армией. В конце войны он временно командовал 17-м армейским корпусом. За отличия в эту кампанию награждён золотым оружием с надписью «За храбрость».

3 января 1906 года формально уволен в отставку, однако в феврале ещё числился временным командующим 17-м армейским корпусом. Скончался 12 февраля 1912 года.

Среди прочих наград Волков имел ордена:

• Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1877 год)
• Орден Святого Станислава 2-й степени с мечами (1877 год)
• Орден Святой Анны 2-й степени с мечами (1881 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1887 год)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1 января 1901 года)
• Орден Святой Анны 1-й степени с мечами (2 сентября 1902 года, «За отличия в делах против китайцев»)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (28 марта 1904 года)
• Орден Белого орла (5 марта 1905 года, «За отлично-усердную службу и труды, понесённые во время военных действий»)
• Золотое оружие с надписью «За храбрость» (12 февраля 1906 года)
• Персидский орден Льва и Солнца 3-й степени (1882 год)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. — М., 2009. — С. 281. — ISBN 978-5-9524-4166-8
• Глиноецкий Н. П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба. Списки почётных президентов, почётных членов, лиц, принадлежащих к административной и учебной части и всех офицеров, кончивших курс Императорской военной академии и Николаевской академии Генерального штаба с 1832 по 1882 год. — СПб., 1882. — С. 176
• Исмаилов Э. Э. Золотое оружие с надписью «За храбрость». Списки кавалеров 1788—1913. — М., 2007. — С. 368, 527. — ISBN 978-5-903473-05-2
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 сентября 1905 года. — СПб., 1905. — С. 382
• Столетие Военного министерства. 1802—1902. Т. III, отд. IV. Затворницкий Н. М. Память о членах Военного совета. — СПб., 1907. — С. 734—736

Отрывок, характеризующий Волков, Владимир Сергеевич

– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.