Волосов, Давид Самуилович

Давид Самуилович Волосов
Дата рождения:	4 ноября (21 октября) 1910(1910-10-21)
Место рождения:	Невель, Псковская губерния, Российская империя
Дата смерти:	27 ноября 1980(1980-11-27) (70 лет)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Научная сфера:	теория оптических приборов
Место работы:	ГОИ имени С. И. Вавилова
Учёная степень:	доктор технических наук (1947)
Учёное звание:	Профессор (1949)
Альма-матер:	ЛПИ им. А. И. Герцена
Научный руководитель:	А. И. Тудоровский
Известен как:	специалист в области теории и расчёта оптико-фотографических систем
Награды и премии:

Давид́ Самуи́лович Во́лосов (1910 — 1980) — советский оптик, специалист в области теории, расчёта и конструирования оптико-фотографических систем. Доктор технических наук, профессор, лауреат Сталинской и Ленинской премий. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР.

Биография

Родился 4 ноября 1910 года в Невеле (ныне Псковская область). В 1932 году окончил физико-математический факультет ЛПИ им. А. И. Герцена.

С 1934 года и до конца жизни работал в Государственном оптическом институте им. С. И. Вавилова (ГОИ). Ученик А. И. Тудоровского. Прошёл путь от аспиранта до начальника лаборатории и с 1962 – начальника комплексного научного отдела по теории, методам исследований и разработке фотографических систем.

В середине 1930-х разработал теорию и метод расчёта сложных оптических анастигматических систем с переменным фокусным расстоянием, в частности фото- и кинообъективов с переменным фокусным расстоянием. Эти материалы стали основой кандидатской диссертации Д. С. Волосова, защищённой в 1937 году.

В годы Великой Отечественной войны работал в Йошкар-Оле, куда был эвакуирован ГОИ. Основным направлением работ было создание длиннофокусных и светосильных объективов для аэросъёмки и телеобъективов для наземной фотосъёмки через линию фронта удалённых объектов в условиях пониженной освещённости и в сумерках. В 1941–1942 разработал теорию и методику расчёта двухкомпонентных линзовых ортоскопических длиннофокусных анастигматов, на основе которых в 1943 году были изготовлены телеобъективы «Телемар» и «Телегоир» с фокусными расстояниями до 1000 мм и форматом изображения 30х30 см. Рассчитал особо длиннофокусные зеркально-линзовые объективы по схеме Д. Д. Максутова с фокусными расстояниями 1,5 и 3 м, отличавшиеся малыми массой и габаритами. Модифицированные объективы этого типа (МТО) позднее нашли применение в любительской фотографии (МТО-500 и МТО-1000, ЗМ-5А, Рубинар и др.), в астрономии и астрофотографии.

В 1943 году изобрёл простую двухкомпонентную схему телеобъективов «Таир» с фокусными расстояниями 300 и 600 мм, также нашедшими самое различное применение в фотографии (прибор «Фотоснайпер» с объективом и фотоаппаратом на ружейном ложе), в киносъёмке и телевидении.

Помимо работ в области объективостроения предложил теневой метод контроля внутренней поверхности цилиндрических каналов (пушечных стволов).

В период 1943–1946 годов Д. С. Волосовым с сотрудниками была продолжена начатая ещё в 1930-х работа над созданием светосильных широкоугольных объективов-анастигматов для аэрофотосъёмки. В результате было разработано большое семейство объективов марки «Уран» с фокусными расстояниями от 12 до 750 мм и светосилой от 1:2 до 1:3,5. Работы были удостоены в 1946 году Сталинской премии.

Исследования и разработки в области создания сложных фотографических систем обобщил в докторской диссертации (1947). 7 апреля 1948 года выступил с докладом о методах исправления аберраций оптических систем с поверхностями вращения любой формы на вторых Чтениях имени акад. Д. С. Рождественского.

Всё более широкое использование оптики в самых различных условиях окружающей среды привело к необходимости создания объективов, сохраняющих высокое качество изображения при значительном изменении температуры и давления, в частности, при аэросъёмке с разных высот. В 1950-1960 годах в ГОИ под руководством В. С. Волосова были выполнены исследования и разработан ряд температурно-нерасстраивающихся телеобъективов и длиннофокусных широкоугольных анастигматов (телеобъективы «Ленинград» и «Телегоир», анастигматы «Родон», высокоортоскопические «Ортогон» и др.) . Опубликовал ряд работ по основам теории термооптических аберраций .

Совместно с Ш. Я. Печатниковой опубликовал работы по теории и методам расчёта широкоугольных анаморфотных оптических систем для широкоэкранной кинематографии.

Помимо объективов для профессиональных целей были созданы объективы для любительской фотосъёмки, группа которых, в том числе рассчитанных Д. С. Волосовым («Таир-3», «Таир-11», «Гелиос-40», «Мир-1»), получила высшую оценку GRAND PRIX на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году.

Для ультрафиолетовой области спектра (230—410 нм) Д. С. Волосовым с сотрудниками разработаны светосильные линзовые («Уфар-1», «Уфар-4») и длиннофокусные зеркально-линзовые («Зуфар-1» и «Зуфар-2») объективы-анастигматы с линзами из флюорита и плавленного кварца, предназначенные для аппаратуры специального назначения (криминалистика, биология, медицина и др.), а позднее использовавшиеся для съёмки из космоса Луны, Марса и Венеры.

В 1960—1970 годах разрабатывал методы автоматизации расчётов оптических систем. Автор ряда алгоритмов и программ автоматической коррекции аберраций оптических систем согласно заданному качеству оптического изображения .

В конце 1950-х годов в ГОИ под руководством Д. С. Волосова как главного конструктора объективов и телескопов для систем наблюдения земной поверхности и планет развернулись работы по созданию оптической аппаратуры, предназначенной для вывода в ближний космос. 26 апреля 1962 года ИСЗ «Космос-4» вывел на околоземную орбиту фотоаппаратуру, оснащённую разработанными в ГОИ телеобъективом «Ленинград-9» и широкоугольным топографическим объективом «Орион-20». Результаты съёмки земной поверхности и облачного покрова позволили определить основные направления развития космического объективостроения – увеличение фокусного расстояния, светосилы и разрешающей способности, расширение рабочего спектрального диапазона, снижение массогабаритных параметров и повышение надёжности в условиях эксплуатации. Соответствующим образом Д. С. Волосовым была построена деятельность возглавляемого им отдела. Создание новых объективов носило комплексный характер и включало разработку автоматизированных методов расчёта на основе теории аберраций, применение новых оптических материалов, создание теории, методов и программ расчёта температурных полей и деформаций оптических деталей, поиск принципиально новых оптических схем. В 1960—1970 годы для фотографических космических аппаратов детального наблюдения были созданы четыре поколения линзовых длиннофокусных объективов с постепенным увеличением относительного отверстия (ахроматы Фотон-5М, Титан-3, термоустойчивые ахроматы Телегоир-12М, Мезон-2А, анастигматы-апохроматы Апо-Марс-3А, Актиний-4А и др.), световой диаметр и масса которых достигла 530 мм и 450 кг соответственно.

Параллельно с работой над линзовой оптикой была начата разработка космического зеркально-линзового объектива-телескопа по схеме Ричи-Кретьена с двумя гиперболическими зеркалами и двухлинзовым компенсатором. Телескоп с диаметром главного зеркала 880 мм и фокусным расстоянием 6,4 м был создан в 1972 году по расчёту и конструкторской документации ГОИ и эксплуатировался на орбитальной станции «Салют-5» в 1976 году экипажами КА «Союз-21» и «Союз-22». Сверхширокоугольный объектив «Зодиак-5» с угловым полем 220° использовался в системе ориентации на лунной поверхности космических аппаратов-планетоходов «Луноход».

Развитие линзовой оптики непосредственно связано с созданием новых оптических материалов. С этой целью Д. С. Волосовым были сформулированы требования к основным параметрам стёкол, используемым в крупногабаритных (диаметром до 700 мм) высокоразрешающих космических объективах (светопропусканию, оптической однородности, показателю преломления) .

В 1965—1967 годах под руководством Д. С. Волосова и на основе разработанных им ранее оптических схем создан ряд объективов для отечественных телевизионных центров, в том числе телецентра «Останкино». Комплект включал 13 типов объективов с постоянными фокусными расстояниями — от короткофокусного «Мир-10-Т» до длиннофокусного «Таир-52-Т» и объективы с переменным фокусным расстоянием «Алькор-6» и «Вариогоир-Т-1» .

Работу в ГОИ Д. С. Волосов совмещал с преподаванием в Ленинградском институте киноинженеров — с 1949 года профессор кафедры физики и прикладной оптики, в 1949—1976 годах заведующий кафедрой. Организовал и возглавлял отраслевую лабораторию по кинооптике. Член Национального комитета фотограмметристов СССР, редакционных коллегий журнала «Оптика и спектроскопия» и «Журнала научной и прикладной фотографии и кинематографии».

Автор или соавтор более 200 научных статей, патентов и авторских свидетельств на изобретения в области фото- и кинооптических систем.

Скоропостижно скончался 27 ноября 1980 года. В последних прижизненных публикациях рассмотрел вопросы теории, состояние и перспективы развития объективостроения.

Сын — Волосов, Владимир Давидович, учёный (лауреат Государственной премии) и художник.

Сочинения

Волосов Д. С. Геометрическая оптика и расчет оптических систем // Оптика в военном деле. Сб. статей / Под ред. С. И. Вавилова и М. В. Севастьяновой. — Изд. 3-е, заново перер. и дополн. в 2 т.. — М.-Л.: Изд. АН СССР, 1945. — Т. 1. — С. 61-95. — 392 с. — 5000 экз.

Волосов Д.С.Методы расчета сложных фотографических систем. М.-Л., 1948, 396 с.

Волосов Д.С. Применение новых оптических стекол в фотографических и проекционных системах. Л., 1957, 26 с.

Волосов Д. С., Цивкин М. В. Теория и расчёт светооптических систем проекционных приборов. — М.: Искусство, 1960. — 534 с. — 10 000 экз.

Волосов Д. С. Фотографическая оптика // 50 лет Государственного оптического института им. С. И. Вавилова (1918—1968). Сб. статей / Под ред. М. М. Мирошникова. — Л.: Машиностроение, 1968. — С. 397-407. — 708 с. — 2200 экз.

Волосов Д. С. Фотографическая оптика ( Теория, основы проектирования, оптические характеристики). Учебное пособие для киновузов. — М.: Искусство, 1971. — 672 с. — 12 500 экз.

Волосов Д. С. Фотографическая оптика ( Теория, основы проектирования, оптические характеристики). Учебное пособие для киновузов. — Изд. 2-е, испр.. — М.: Искусство, 1978. — 543 с. — 10 000 экз.

Создание новых оптических схем

Наряду с созданием множества кино-фото объективов, на счету Д. С. Волосова есть и новые зеркально-линзовые схемы объективов, названные его именем:

• Д. Волосова—Д. Гальперна—Ш. Печатниковой (телеобъективы «Рубинар»)
• Д. Волосова—В. Бабинцева (особосветосильные объективы для флюорографии «Антарес»)

Награды и премии

• два ордена Трудового Красного Знамени (1971, 1979)

• орден «Знак Почёта» (1943)

• Сталинская премия третьей степени (1946) —— за разработку конструкций и расчёт новых типов аэрофотообъективов, давших значительное повышение эффективности аэрофоторазведки

• Ленинская премия (1966)

• медали

Литература

• Памяти Давида Самуиловича Волосова. «Оптика и спектроскопия», 1981, т. 50, № 4, 812—813

Ссылки

• [www.rujen.ru/index.php/%D0%92%D0%9E%D0%9B%D0%9E%D0%A1%D0%9E%D0%92_%D0%94%D0%B0%D0%B2%D0%B8%D0%B4_%D0%A1%D0%B0%D0%BC%D1%83%D0%B8%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Российская еврейская энциклопедия]
• [www.gukit.ru/ftkt/kafedry/fizika/history Волосов Давид Самуилович], История кафедры физики и оптики

Отрывок, характеризующий Волосов, Давид Самуилович

В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]