Вторжение галлов в Венетию
Вторжение галлов в Венетию — неудачное переселение заальпийских галлов в область Венетию в начале II века до н. э., известно, в основном, по фрагментарным сообщениям из труда римского историка Тита Ливия[1]. Путём дипломатического давления со стороны Римской республики галлы были выдворены, а их вторжение, вероятно, стало одним из факторов, заставивших римлян активнее осваивать Венетию и выводить сюда свои колонии[2].
Переселение
Переход через горы галлы осуществили в 186 году до н. э., это первое зафиксированное кельтское вторжение в Италию через восточные проходы Альп[3]. В 39 книге «Истории от основания города» Тит Ливий сообщает, что галлы проникли в Италию «до сих пор неизвестными [римлянам] горными тропами»[4], их общую численность он не называет, но говорит, о 12 000 человек из них, которые были способны носить оружие[5]. Хотя этот античный историк и указывает, что переселение прошло без грабежей[6], но далее по тексту он оговаривается об имуществе галлов, награбленном у местного населения, например, согласно автору, их вооружение, в основном, было отнято у местных крестьян[5]. Римский сенат встревожило намерение галлов, относительно мирно переселившихся на территорию венетов, построить здесь город (на месте будущей Аквилеи). Были отправлены послы в Трансальпинскую Галлию, которые выяснили, что переселенцы ушли из родных мест самовольно, и соплеменникам неизвестна цель их прихода в Италию[7]. Позднее, представители последовавших через Альпы племён, объясняли своё желание искать новое место жительства избытком населения в Галлии, нехваткой земли и общим обнищанием[8].
Контакт с Римом
Современными исследователями считается, что земли Венетии уже в 183 году до н. э. вошли в состав римской провинции Цизальпинская Галлия[9]. Племена галлов, пришедшие немного ранее, осели непосредственно на территории входящей в сферу влияния Рима и оказались помехой на стратегическом направлении интересов растущей Римской республики. В Риме в 183 году до н. э., согласно принятой жеребьёвке должностей, управлять Цизальпинской Галлией стал претор Луций Юлий Цезарь[10]. Ему поручили спешно отправиться к галлам, остановить строительство их города, но, по возможности, избежать войны. В случае неудачи переговоров и возникновения необходимости применения военной силы, претор должен был об этом информировать консулов, один из которых с легионами выдвинулся бы на галлов[11]. Вероятно, это и произошло, так как Тит Ливий сообщает, что консул Марк Клавдий Марцелл послал к проконсулу Луцию Порцию гонца с приказом двинуть легионы к новому городу противника[12], однако, к моменту прибытия консула галлы изъявили покорность[5]. Отказавшись от военных действий, галлы предпочли надежный, хоть и не слишком почётный мир с римлянами, согласившись на покровительство римского народа[13]. После этого, спустя несколько дней, от них потребовали удалиться из своего города и обжитой ими территории[14].
Жалоба в сенат
Перед уходом галлов на новое место обитания, консул Марк Клавдий Марцелл отдал приказ отобрать у них оружие и другое имущество, награбленное у местного населения, а также привезённое с собой, включая носильные вещи и скот[15]. Это вызвало негодование галлов и они отправили послов с жалобой в Рим, которые были представлены римскому сенату претором Гаем Валерием[8]. Обосновывая тем, что галлы не захватывали никаких поселений и начали строить город на незаселенной территории, послы просили сенат и римский народ в его лице, не поступать с мирными людьми, изъявившими покорность, суровее, чем с активно действующим противником[16]. Но сенат Рима посчитал их действия противозаконными, так как они вторглись в Италию и затеяли строительство города, на не принадлежащей им территории и без разрешения римского магистрата управляющего провинцией Цизальпинская Галлия. Однако грабить капитулировавших галлов сенат тоже посчитал недопустимым[17].
Итог вторжения
Вероятно, это галльское вторжение ускорило вхождение земель венетов в состав римской провинции Цизальпинская Галлия, римляне активнее стали осваивать область Венетию и выводить сюда свои колонии. В ходе подготовки войны с соседями венетов — истрами, в местности, где пытались обосноваться галльские переселенцы, была основана крупнейшая в регионе римская колония с латинским правом — Аквилея[2] (датой основания считается 181 год до н. э.[18]).
Напишите отзыв о статье "Вторжение галлов в Венетию"
Примечания
- ↑ Тит Ливий. История от основания города. — [www.ancientrome.ru/antlitr/livi/kn39-f.htm Кн. XXXIX]. Гл. 22, 45, 54, 55.
- ↑ 1 2 Дёмина C. C. [vfnglu.wladimir.ru/Rus/NetMag/v5/v5_ar13.htm К вопросу о романизации северо-восточной Италии во II в. до н. э. — I в. н. э.] (Международный научно-практический (электронный) журнал «INTER-CULTUR@L-NET», выпуск № 5, 2006).
- ↑ Примечание 68 к кн. XXXIX. Тит Ливий. Указ. соч. — Гл. 22(7).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 45(6).
- ↑ 1 2 3 Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(3).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 22(6).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 22(7).
- ↑ 1 2 Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(5).
- ↑ Фридрих Любкер. Венеция, Венетия // Иллюстрированный словарь античности. — М.: «Эксмо», 2005. — С. 192.
- ↑ У Тита Ливия дано имя Луций Юлий (Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 45(2,5)), реконструкция имени Луций Юлий Цезарь, предположена исследователем Фридрихом Мюнцером, очевидно, опиравшимся на общие традиции именования у римлян (энциклопедия Паули-Виссова, том X часть I, колонка 111, Iulius 27).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 45(7).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(2).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(7).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(8).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(4).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(9).
- ↑ Тит Ливий. Указ. соч. — Кн. XXXIX, Гл. 54(10).
- ↑ Фридрих Любкер. [www.sno.pro1.ru/lib/lubker/a/akvilea.htm Аквилея] // Иллюстрированный словарь античности. — М.: «Эксмо», 2005. — С. 35.
Отрывок, характеризующий Вторжение галлов в Венетию
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
– А я то, не знал… Николушка… друг мой!
– Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
– Да меня то поцелуй!
– Душенька… а меня то.
Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
