Агатов, Владимир Гариевич

Владимир Гариевич Агатов
Род деятельности:	поэт-песенник
Годы творчества:	1919—1949
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	песня, стихотворение
Язык произведений:	русский

Влади́мир Га́риевич Ага́тов (Вэлвл Иси́дорович Гуре́вич) (1901, Киев — 1966, Москва) — советский поэт-песенник.

Биография

Родился 1901 года в Киеве. В молодости поменял много профессий, среди прочего работал журналистом-фельетонистом. В 18 лет его литературные заметки публикуются в сборнике «Стихи и проза о русской революции» (авторами которого были А. Блок, Андрей Белый, З. Гиппиус, Максим Горький, С. Есенин, Н. Клюев, В. Маяковский). С 1919 года работал в киевских газетах «Пролетарская правда» и «Киевский пролетарий»; впоследствии переехал в Москву, где работал в газете «Гудок» (в одно время с В. Катаевым, И. Ильфом и Е. Петровым, Л. Славиным, Э. Багрицким). Позднее сотрудничал с газетами «Правда», «Рабочая Москва», журналом «Огонёк». Первый изданный сборник стихов «Зеркала» (1923) отмечен влиянием поэтов Серебряного века.

В 1940 году вышел небольшой сборник его стихотворений «Гога», где в юмористической форме рассказывалось о пользе физкультуры. В 40-е годы работал в области драматургии малых форм на эстраде, а также как поэт-песенник (известны его «Чайный домик», мелодекламации «Три менуэта» и «Шахматы» — обе на музыку Ю. Хайта (1923), «Ленину» (муз. С. Покрасса, 1924), знаменитая «одесская блатная» «Ох, уж повезло косому Ваньке» («Алеха жарил на баяне, гремел посудою шалман…») (её исполнял, в частности, В. Высоцкий).

Однако настоящая слава пришла к Агатову с выходом кинофильма «Два бойца» (1943), для которого он написал тексты двух знаменитых песен «Тёмная ночь» и «Шаланды» (муз. Н. Богословского), исполненных в фильме М. Бернесом. Также является автором текста песни «Наша любовь», в 1945 году записанной на пластинку Г. Виноградовым (два куплета), а позже в исполнении М. Бернеса прозвучавшей (три куплета) в кинофильме «Большая жизнь. 2 серия» (1946, выпуск на экраны 1958). Из других произведений на стихи Агатова известны «Друзья» (совм. с В. Волжениным) и танго «Воспоминание» М. Блантера, 1939; «Домой» (А. Лепин). Агатову также приписывается текст песни из репертуара А. Вертинского «Кокаинетка», что, однако, маловероятно, так как песня была написана в 1915 году.

В 1949 году Агатов был репрессирован и до реабилитации в 1956 году находился в лагере, где был директором лагерного театра.

Умер в 1966 году в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище (Колумбарий. 128 секция). На его надгробии выгравированы слова: «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…»

Литература

• Шемета Л. П. Марк Бернес в песнях. — Киев, 2008. — С. 201.

Ссылки

• [bessmertnybarak.ru/Agatov_Vladimir_Garievich/ Владимир Агатов] страница на сайте Бессмертный барак
• [www.poetry-anthology.com/display_profile.php?username=agatov Владимир Агатов]
• [web.archive.org/web/20100805032628/novodevichye.narod.ru/agatov-vi.html Агатов Владимир Исидорович (1901—1966)]
• [ikeep.ws/index.php?newsid=2295 Велвл Гуревич и его «Тёмная ночь»]

Отрывок, характеризующий Агатов, Владимир Гариевич

Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.