Гартнер, Теодор

Теодор Гартнер

Теодор Гартнер (нем. Theodor Gartner; 4 ноября 1843, Вена, Австрийская империя —29 апреля 1925, Инсбрук, Австрия) — австрийский языковед, педагог, профессор немецкого происхождения.

Биография

После окончания Венского университета, с 1868 по 1885 год учительствовал в школах Венгрии.

С 1885 года — профессор романской филологии Черновицкого университета. Проводил исследования румынских говоров на территории Буковины.

Живя среди украинцев, заинтересовался их языком, прежде всего, грамматикой, фонетикой и лексикой.

Изучал украинский язык под руководством заведующего кафедрой украинского языка и литературы Степана Смаль-Стоцкого.

Обучаясь по тогдашним учебникам, обнаружил в них определённую непоследовательность и противоречия. В соавторстве со Смаль-Стоцким издал в Вене труд «Грамматика рутенского (украинского) языка» (нем. «Grammatik der Ruthenischen (Ukrainischen) Srache» von Stepan Smal-Stockyj und Theodor Gartner, 1913).

Кроме того, совместно со Смаль-Стоцким написал учебник для средних школ «Руська граматика» («Русская грамматика», Черновцы, 1893), который выдержал четыре издания и вплоть до 1928 года служил учебником по украинскому языку в средних школах Галичины и Буковины.

Участвовал в составлении правописания в Западной Украине по фонетическому принципу в противовес существующему этимологическому.

В своих работах утверждал, что украинский язык происходит непосредственно от праславянского, а не древнерусского языка, доказывал её родство с сербским, чем вызвал острую критику и дискуссии.

С 1899 — профессор французского языка Черновицкого университета, затем — до 1913 он был руководителем вновь созданной кафедры романской филологии Инсбрукского университета.

С 1897 был почётным членом академического братства «Арминия» в Черновцах.

Автор ряда работ по венгерскому и языку ромов.

Литература

• [www.biographien.ac.at/oebl_1/404.pdf Gartner Theodor. In: Österreichisches Biographisches Lexikon 1815—1950]  (нем.)
• [encyclopedia.kiev.ua/articles/files/gartner.pdf Гартнер Теодор]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Гартнер, Теодор

– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.