Троцкий уезд
| Страна | |
|---|---|
| Статус | |
| Входил в | |
| Включал |
20 волостей |
| Административный центр | |
| Дата образования |
1922 |
| Дата упразднения |
1927 |
| Население (1926) |
292 053[1] |
| Площадь |
7 763 км² |
Тро́цкий уезд — административно-территориальная единица Петроградской (с 1924 года — Ленинградской) губернии, существовавшая в 1923—1927 годах. Уездный город — Троцк.
В ноябре 1922 года на территории бывших Детскосельского и Петергофского уездов был образован Га́тчинский уезд с центром в городе Гатчина. При создании Гатчинского уезда в него вошли уездный город Гатчина, заштатные города Детское Село, Слуцк, Колпино, Красный, Петергоф, Ораниенбаум и 20 волостей. В феврале 1923 года Гатчина была переименована в Троцк (в честь Л. Д. Троцкого), а уезд — в Троцкий[2].
16 июня 1925 года город Красный вновь был переименован в Красное Село, были отнесены: к категории рабочих поселков — Ульяновка, к категории дачных поселков — Вырица, Сиверская, Стрельна, Володарский.
22 июня 1925 года город Колпино переведен из Троцкого уезда в Ленинградский.
7 февраля 1927 года были объединены следующие волости: Венгиссаровская и Губаницкая — в Венгиссаровскую, Гостилицкая и Медушская — в Гостилицкую, Пулковская и Слуцкая — в Детскосельскую, Красносельская и Староскворицкая — в Красносельскую, Ораниенбаумская и Ковашевская — в Ораниенбаумскую. Ульяновская волость была передана в Ленинградский уезд, таким образом в уезде осталось 14 волостей и 151 сельсовет.
Постановлением Президиума ВЦИК от 1 августа 1927 года в ходе реформирования административно-территориального деления Ленинградская губерния и все её уезды были упразднены. Территория Троцкого уезда вошла в состав Троцкого (34 сельсовета), Ораниенбаумского (33 сельсовета), Детскосельского (28 сельсоветов), Волосовского (26 сельсоветов), Урицкого (21 сельсовет), Котельского (1 сельсовет), Колпинского (1 сельсовет) районов Ленинградского округа, а также Оредежского (5 сельсоветов) и Лужского (2 сельсовета) районов Лужского округа Ленинградской области[3].
Административное деление
По данным на 1 января 1926 года в уезде было 20 волостей:
- Бегуницкая,
- Венгисаровская (центр — станция Елизаветино),
- Гатчинская,
- Глебовская (центр — посёлок Новинка),
- Гостилицкая,
- Губаницкая (центр — посёлок Кикерино),
- Детскосельская
- Ковашевская,
- Копорская,
- Красносельская,
- Лисинская,
- Медушская (центр — деревня Лопухинка),
- Ораниенбаумская,
- Пулковская (центр — посёлок Александровка),
- Рождественская (центр — станция Сиверская),
- Ропшинская (центр — деревня Кипень),
- Слуцкая,
- Сосницкая,
- Староскворицкая (центр — дачный посёлок Тайцы),
- Стрельнинская,
- Троцкая,
- Ульяновская[4].
Население
По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 292 053 человек[1], из них городское — 108 658 человек.
Напишите отзыв о статье "Троцкий уезд"
Примечания
- ↑ 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=38 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/66rCEfG5z Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
- ↑ [spb.rusarchives.ru/References/Private_fund/CONTENTS/FUNDS3 Уездов Петроградской — Ленинградской губернии]
- ↑ [classif.spb.ru/sprav/np_lo/4_Gatch_uezd.htm Справочник истории административно-территориального деления Ленинградской области]
- ↑ [spb.rusarchives.ru/References/Private_fund/CONTENTS/FUNDS4 Местные органы государственной власти волостей Петроградской-Ленинградской губернии]
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Троцкий уезд
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
