Георгиу, Костас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Костас Георгиу
греч. Κώστας Γιώργιου
Псевдоним

Colonel Callan - Полковник Каллэн

Дата рождения

1951(1951)

Место рождения

Кипр (остров)

Дата смерти

1976(1976)

Место смерти

Луанда, Ангола

Принадлежность

Великобритания Великобритания (Вооружённые силы Великобритании);
ФНЛА (1975—1976)

Род войск

Воздушно-десантные войска

Звание

в британской армии - капрал; в ФНЛА - полковник

Командовал

наёмное подразделение ФНЛА

Сражения/войны

Конфликт в Северной Ирландии, Гражданская война в Анголе

Костас Георгиу (греч. Κώστας Γιώργιου, англ. Kostas Giorgiou; 1951—1976), он же «Полковник Каллэн», Colonel Callan — британский военный, капрал парашютно-десантного полка. Этнический грек-киприот. Наёмный участник гражданской войны в Анголе на стороне ФНЛА. Казнён по приговору суда в Луанде 10 июля 1976 года.





Армейская служба и вербовка в Анголу

Родился на Кипре в период, когда остров являлся протекторатом Великобритании. После провозглашения независимости Кипра вместе с семьёй переехал в Лондон. В 1969 году поступил на военную службу в 1-й батальон парашютно-десантного полка. Участвовал в подавлении беспорядков в Северной Ирландии. Отмечался командованием как отличный стрелок.

Подозревался в причастности к ограблению почтового отделения. Из-за этого оставил военную службу. Работал строителем неполный рабочий день и имел низкий заработок.

Оказался в поле зрения вербовщика Дональда Белфорда – военного медика, участника войны за независимость Анголы, личного представителя Холдена Роберто в Великобритании. Георгиу принял предложение вступить в вооружённые формирования ФНЛА для участия в ангольской гражданской войне. Взял псевдоним «полковник Каллэн» (Colonel Callan), хотя не имел ни офицерского звания, ни командного опыта.

Участие в ангольской войне

Добравшись до Анголы, Георгиу принял командование группой европейских наёмников ФНЛА. Его отряд участвовал в наступлении Роберто на Луанду в ноябре 1975 и декабрьско-январских боях 1975/1976. Эта часть являлась самым боеспособным формированием ФНЛА. Наёмники устраивали эффективные засады, наносили тяжёлые потери ангольским правительственным войскам (тогда - ФАПЛА) и кубинскому экспедиционному корпусу. Удалось уничтожить несколько советских танков и боевых платформ, убить несколько десятков солдат ФАПЛА и кубинцев. Потери подразделения при этом исчислялись единицами. Холден Роберто присвоил Георгиу высокое командное звание.

Редко увидишь такого солдата, как Каллэн. Человек феноменального мужества.
Холден Роберто[1]

С другой стороны, знавшие Георгиу люди отзывались о нём как о человеке «психопатической жестокости»[2].

Несмотря на тактические боевые успехи, малочисленность и отсутствие тяжёлого вооружения не позволяло подразделению Каллэна остановить массированное наступление противника[3]. Его действия сводились к контратакам в порядке наступательной обороны.

Первый состав отряда Георгиу был укомплектован близкими ему выходцами из стран Южной Европы, преимущественно португальцами и греками, имевшими военный опыт. Но в дальнейшем прибыли пополнения из английских и американских безработных, никогда не служивших в армии. Отношения ухудшились и обострились. Ещё хуже складывалось с ангольцами-баконго, зачастую не знавшими ни одного европейского языка и не желавшими рисковать жизнью в боях. В отряде ослабла дисциплина, возникла склонность к дезертирству и невыполнению приказов. Отсутствие у Георгиу офицерского опыта сильно усложняло положение.

К февралю 1976 стал очевиден разгром ФНЛА. Скрываясь в джунглях, бойцы Георгиу проводили время в поисках укрытия, продовольствия и боеприпасов. В одной из перестрелок с кубинцами Георгиу был ранен. Для восстановления дисциплины Каллэн расстрелял 10 (по другим данным - 14) наёмников[4], пытавшихся бежать из отряда. Вскоре он попал в плен к кубинцам и ФАПЛА.

Суд и казнь

Летом 1976 года наёмники во главе с Костасом Георгиу – всего 13 граждан Великобритании и США – предстали перед судом в Луанде[5]. Георгиу был обвинён в убийствах дезертиров из своего отряда (главное обвинение, обусловившее смертный приговор; в этой же связи Георгиу разыскивался полицией Великобритании), а также двух ангольцев и в применении пыток для получения информации.

В ходе процесса Георгиу подчёркивал свою аполитичность и говорил, что за более высокую плату перешёл бы на сторону правительства МПЛА[6]. Настроение у него часто менялось от депрессивной закрытости до активных претензий к суду.

Георгиу рассчитывал, что демонстративная «аполитичность» сохранит ему жизнь, однако был приговорён к смертной казни. Перед приведением приговора в исполнение его посетила сестра. 10 июля 1976 года Костас Георгиу, Эндрю Маккензи, Дэниэль Фрэнсис Герхарт и Джон Дерек Баркер были расстреляны[7] (девять других обвиняемых получили длительные сроки, однако освободились в 1982-1984 годах).

Похоронен Костас Георгиу в Великобритании по греческому православному обряду.

Напишите отзыв о статье "Георгиу, Костас"

Примечания

  1. [www.cvni.net/radio/e2k/e2k031/e2k31article.html The killing of Colonel Callan]
  2. Там же
  3. [www2.gwu.edu/~nsarchiv/coldwar/interviews/episode-17/tomkins1.html Good guys, bad guys. Interview with Dave Tomkins]
  4. [leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Angola.html#02 Рауль Вальдес Виво. АНГОЛА: КРАХ МИФА О НАЕМНИКАХ. «Здесь один закон: пуля»]
  5. [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/june/11/newsid_2510000/2510947.stm 1976: Mercenaries trial begins in Angola]
  6. [leftinmsu.narod.ru/polit_files/books/Angola.html#02 Рауль Вальдес Виво. АНГОЛА: КРАХ МИФА О НАЕМНИКАХ. Пробил «час Каллэна»]
  7. [news.bbc.co.uk/onthisday/hi/dates/stories/june/28/newsid_2520000/2520575.stm 1976: Death sentence for mercenaries]

Отрывок, характеризующий Георгиу, Костас

Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.