Георг Фридрих (маркграф Бранденбург-Ансбаха)
| Георг Фридрих Georg Friedrich<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1543 — 1603 | ||
| Предшественник: | Георг Бранденбург-Ансбахский | |
| Преемник: | Иоахим Эрнст Бранденбург-Ансбахский | |
| ||
| 1557 — 1603 | ||
| Предшественник: | Альбрехт II Алкивиад | |
| Преемник: | Кристиан Бранденбург-Байрейтский | |
| ||
| 1577 — 1603 | ||
| Предшественник: | Альбрехт Фридрих | |
| Преемник: | Иоахим Фридрих | |
| ||
| 1543 — 1603 | ||
| Предшественник: | Георг Бранденбург-Ансбахский | |
| Преемник: | Иоахим III Фридрих Бранденбургский | |
| Рождение: | 5 апреля 1539 Ансбах | |
| Смерть: | 25 апреля 1603 (64 года) | |
| Место погребения: | Хайльсброннский монастырь | |
| Род: | Гогенцоллерны | |
| Отец: | Георг Бранденбург-Ансбахский | |
| Мать: | Эмилия Саксонская | |
| Супруга: | Елизавета Бранденбург-Кюстринская София Брауншвейг-Люнебургская | |
Георг Фридрих I «Старший» (нем. Georg Friedrich I., der Ältere , 5 апреля 1539 — 25 апреля 1603) — маркграф Бранденбург-Ансбаха и Бранденбург-Байрейта (Кульмбаха), герцог Егерндорфа, регент Пруссии. Последний из франконской линии Гогенцоллернов.
Содержание
Биография
Георг Фридрих родился в 1539 году в Ансбахе. Его родителями были Георг Бранденбург-Ансбахский и Эмилия Саксонская, дочь герцога Генриха V Саксонского.
После смерти отца Георг Фридрих, помимо Ансбаха получил такие владения в Силезии, как Егерндорф, Бёйтен и Одерберг; так как император Фердинанд I противился образованию крупных земельных частных владений, то Георг Фридрих не получил Оппельн и Ратибор. После Второй маркграфской войны император Фердинанд I в 1556 году лишил маркграфа Альбрехта Алкивиада его владений, и Георг Фридрих в дополнение к своему Ансбаху получил Байрейт (Кульмбах).
Так как прусский герцог Альбрехт Фридрих начал демонстрировать признаки умственного расстройства, Георг Фридрих на правах ближайшего родственника (двоюродные братья) в 1577 году взял на себя опеку над его прусскими владениями. В 1578 году польский король Стефан Баторий официально сделал его регентом Пруссии.
В 1577 году Георг Фридрих принял формулу согласия, а в 1580 году — Книгу Согласия.
В начале 1598 года скончался курфюрст Бранденбурга Иоганн Георг. Своим завещанием, выделявшим владения его младшим сыновьям, он нарушил династический закон, установленный ещё Альбрехтом III, о неделимости бранденбургского курфюршества. Старший сын курфюрста Иоахим Фридрих опротестовал завещание, и они с Георгом Фридрихом подписали договор, с которым согласились все заинтересованные стороны: Иоахим Фридрих немедленно получает единый и неделимый Бранденбург, а его младшие братья после смерти не имеющего наследников мужского пола Георга Фридриха получат принадлежавшие ему маркграфства в качестве секундогенитурных владений.
Семья и дети
В 1558 году Георг Фридрих женился на Елизавете Бранденбург-Кюстринской, детей у них не было.
Елизавета умерла в 1578 году, во время пребывания семейной четы в Варшаве. Год спустя он женился на Софии Брауншвейг-Люнебургской, дочери герцога Вильгельма Брауншвейг-Люнебургского. Детей у них также не было.
Напишите отзыв о статье "Георг Фридрих (маркграф Бранденбург-Ансбаха)"
Примечания
Литература
Отрывок, характеризующий Георг Фридрих (маркграф Бранденбург-Ансбаха)
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
