Гладышев, Степан Трофимович

Степан Трофимович Гладышев
Дата рождения	23 июня 1902(1902-06-23)
Место рождения	Тамбовская область
Дата смерти	1975(1975)
Место смерти	Саратов
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1920—1955
Звание
Командовал	4-я Московская стрелковая дивизия народного ополчения (Куйбышевского района)  110-я стрелковая дивизия (2-го формирования) 43-я отдельная стрелковая бригада 32-я стрелковая дивизия (1-го формирования) 29-я гвардейская стрелковая дивизия 133-я стрелковая дивизия (1-го формирования) 277-я стрелковая дивизия (2-го формирования)
Сражения/войны	Гражданская война в России Советско-финская война (1939—1940) Великая Отечественная война Советско-японская война
Награды и премии

Степа́н Трофи́мович Гла́дышев — гвардии генерал-майор, командир нескольких дивизий, участник Гражданской, Финской и Великой отечественной и Советско-Японской войн. В РККА с 1920 по 1955 год, кавалер орденов Кутузова и Суворова II степени, двух орденов Ленина. В документах часто упоминается неверное отчество «Тимофеевич» и «Тереньтевич»

Служба в довоенный период

Родился в Тамбовской губернии, 23 июня 1902 года, в селе Челновское-Дмитриевское (сейчас Дегтянский район). В 18 лет (1920 год) вступил добровольцем в Красную армию и комсомол. Участвовал в Гражданской войне при подавлении крестьянского восстания Антонова. Службу начал политбойцом. Командование направило его в военно-пехотное училище.В 1924 год Гладышев оканчивает училище и вступает в ВКП(б). В 1939 году командует 144 стрелковым полком 56-ой Московской стрелковой дивизии.

Участник советско-финской войны, в должности командира 28-го Краснознамённого стрелкового полка 75-й стрелковой дивизии, в 1940 году награждается орденом Красного Знамени.

Великая Отечественная война

С 25 августа 1941-го года полковник Гладышев командует 4-ой Московской дивизией народного ополчения, которая 26.09.1941 стала 110-ой стрелковой дивизией. Георгий Константинович Жуков дал его дивизии высокую оценку при боях за Боровск 15-17 октября 1941-го, однако уже 25 октября за потерю управления в период отступления в районе Наро-Фоминска был снят с должности.

С конца ноября 1941 г. по 18 февраля 1942 г. Гладышев — командир отдельной 43-й курсантской стрелковой бригады.

18 февраля 1942 года  в районе Васильков погибает командир 32-ой стрелковой дивизии, полковник  Полосухин Виктор Иванович. Командование дивизией принимает полковник Гладышев .

В мае 1942-го года 32-ая дивизия переименовывается в 29-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

С декабря 1942 года по 13 апреля 1943 года, Гладышев командует 133-й стрелковой дивизией. После лёгкого ранения 13 апреля, с июня 1943 года и до конца второй мировой войны — командир 277-й стрелковой дивизии.

При участии его дивизий и иных частей были освобождены города:

• Руза, 46-ая отдельная стрелковая бригада, 17.01.1941
• Рославль, 277 стрелковая дивизия, 25.09.1943
• Вильнюс, 277 стрелковая дивизия, 13.07.1944
• Каунас, 277 стрелковая дивизия, 01.08.1944

После войны

Участник войны с Японией. В 1949 году окончил высшие курсы при академии Генерального штаба имени Ворошилова. В 1949-1953 г.г. командует 3-ым горно-стрелковым корпусом. С 1953-го помощник командующего 3-й Гвардейской механизированной армии.

В 1955 году вышел в отставку, умер в Саратове в 1975 году.

Воинские звания

•  ? —1943 год: полковник
• с 1 сентября 1943 года — генерал-майор

Награды

• Орден Красного Знамени, 1940 год
• Орден Красного Знамени, 30 марта 1943 года, за образцовое выполнение боевых заданий...
• Орден Суворова II степени, 28 сентября 1943 года, за форсирование реки Десна южнее деревни Богданово
• Орден Кутузова II степени, 03 июля 1944 года, за умелое и мужественное руководство боевыми операциями...
• Медаль «За оборону Москвы», 06 сентября 1944 года
• Орден Ленина, 19 апреля 1945 года, за образцовое выполнение боевых заданий...
• Орден Суворова II степени, 26 августа 1945 года, за боевые действия в Маньчжурии
• Медаль За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., 12 сентября 1945 года
• Медаль «За взятие Кенигсберга», 19 декабря 1945 года
• Орден Ленина, 05 ноября 1946 года
• Орден Отечественной войны I степени, 06.04.1985(так в документе)

Ссылки

• [ruzamuseum.ru/news/vahta-pamyati-2015-gladyshev-st-ego-imenem-nazvana-ulica-ruzy ВАХТА ПАМЯТИ -2015. ГЛАДЫШЕВ С.Т. ЕГО ИМЕНЕМ НАЗВАНА УЛИЦА РУЗЫ]
• [www.pobeda1945.su/frontovik/63717 Гладышев Степан Трофимович]
• [kz-ruza.ru/ruzskij-kraj/63-%D0%B3%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%83-%D0%B3%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D1%8B%D1%88%D0%B5%D0%B2%D1%83-%D0%BF%D0%BE%D1%81%D0%B2%D1%8F%D1%89%D0%B0%D0%B5%D1%82%D1%81%D1%8F.html Генералу Гладышеву посвящается]

Память

• Почётный гражданин города Рузы
• В честь Гладышева в 1981 году была названа улица в городе Руза, которая была освобождена 17 января 1942 года отдельной 43-й курсантской стрелковой бригады под его командованием и 19-ой стрелковой дивизией
• Музей боевой славы Беляногорской школы города Рузы

Литература

• Ибрагим Кинчегреевич Дженалаев. Под гвардейским знаменем. — Казахстан, 1970. — 123 с.
• Николай Николаевич Великолепов, И. М Панов. Огонь ради Победы. — Воениздат, 1977. — 123 с.
• Василий Филимонович Маковеев. Там, где русская слава прошла. — Воениздат, 1989. — 206 с.
• Илья Григорьевич Драган. Маршал Н.И. Крылов. — Воен. изд-во, 1987. — 239 с.
• Записки командира стрелкового батальона: от Ржева до Восточной Пруссии, 1942-1945. — Центрполиграф, 2010. — 254 с. — ISBN 9785227022745.
• Борис Дмитриевич Долготович. В одном строю, к единой цели. — Наука и техника, 1985. — 247 с.

См. также

• Тамбовское восстание Антонова
• Советско-Финская война
• Великая отечественная война
• Битва за Москву
• Наро-Фоминская операция
• Ржевско-Вяземская операция
• Руза
• Смоленско-Рославльская операция
• Вильнюсская операция
• Каунасская операция
• 4-ая Московская дивизия народного ополчения
• 110-ая стрелковая дивизия
• 32-ая стрелковая дивизия
• 29-ая гвардейская стрелковая дивизия
• 133-ая стрелковая дивизия
• Советско-Японская война

Отрывок, характеризующий Гладышев, Степан Трофимович

Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.