Голомшток, Игорь Наумович

Игорь Наумович Голомшток
Дата рождения:	11 января 1929(1929-01-11) (95 лет)
Место рождения:	Калинин, СССР
Страна:	→
Научная сфера:	История мирового искусства
Место работы:	Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина Всероссийский научно-исследовательский институт технической эстетики МГУ имени М. В. Ломоносова Сент-Андрусский университет, Эссекский университет, Оксфордский университет
Альма-матер:	МГУ имени М. В. Ломоносова Финансовый институт

И́горь Нау́мович Голомшто́к (англ. Igor Golomstock, 11 января 1929, Калинин) — советский и британский историк мирового искусства.

Биография

Мать — Мэри Самуиловна Голомшток, из семьи сибирских евреев-кантонистов, врач-невропатолог. Отец, Наум Яковлевич Коджак, из семьи крымских караимов, горный инженер, музыкант-любитель, в 1934 г. был арестован «за антисоветскую пропаганду», осужден на 5 лет лагерей. Игорь был записан в школу под фамилией матери, которую и носит. В 1937 г. перебрался с матерью в Москву. В 1939—1943 гг. с матерью и отчимом жил и учился в Магадане.

Закончил Финансовый институт в Москве (1949), в 1948 г. поступил на вечернее отделение искусствоведения филологического (впоследствии — исторического) факультета МГУ. Работал во Всесоюзных научно-исследовательских мастерских по реставрации архитектурных памятников, в отделе передвижных выставок Дирекции художественных выставок и панорам Министерства культуры СССР, в ГМИИ (1955—1963), затем — старший научный сотрудник ВНИИТЭ. Летом 1964 года по приглашению Виктора Никитовича Лазарева читал курс лекций по современному западному искусству на искусствоведческом отделении МГУ.

Из-за идеологических санкций советское искусство лишилось многих работ И. Голомштока. Во всех советских органах печати его имя попало под запрет. Это относилось как к будущим публикациям, так и к прошлым. Договор по книге об Иерониме Босхе с издательством «Искусство» был расторгнут издательством. Та же участь постигла и договор о печати альбома картин Сезанна в «Авроре». Готовая книга «Эстетическая природа течений в современном зарубежном искусстве. — М.: Искусство, 1964.» была уничтожена. Большая статья об исторических взаимосвязях ремесла, искусства и дизайна вошедшая в сборник научных трудов ВНИИТЭ «Техническая эстетика» № 2 была удалена (весь тираж пошел под нож и затем напечатан без статьи).

Дружил с М. Розановой и А. Синявским, художниками Б. Свешниковым, Б. Биргером и др. Перевёл роман А. Кестлера «Мрак в полдень», перевод циркулировал в самиздате. В 1965 г. привлекался к суду по делу Даниэля-Синявского, «за отказ от дачи показаний» был приговорён к 6 месяцам принудительных работ (фактически — крупному денежному штрафу).

C 1972 г. — в эмиграции в Великобритании. Сотрудничал с Русской службой Би-Би-Си. Ответственный секретарь журнала Континент, публиковался в журналах Континент, Синтаксис. Перевел книгу британского историка и политика Николаса Бетелла Последняя тайна (опубл. 1977). Преподавал в Сент-Эндрусском университете, Эссексском университете, Оксфордском университете.

Труды

На русском языке

• Голомшток И., Каретникова И. Искусство стран Латинской Америки. М., Искусство, 1959
• Пикассо. М.: Знание, 1960 (в соавторстве с А. Синявским). Книга получила положительную рецензию И. Эренбурга. Тираж — 100 000, впоследствии был арестован. Первая книга о Пикассо, напечатанная в России со времён революции.
• Искусство древней Мексики. М.: Гос. изд-во изобразительного искусства, 1962.
• Эстетическая природа течений в современном зарубежном искусстве. М.: Искусство, 1964. ~ 350 с. Из-за идеологических санкций книга, которая уже была набранная в типографии — была аннулирована и созданный набор был рассыпан.
• Большая статья об исторических взаимосвязях ремесла, искусства и дизайна. Изначально вошла в сборник научных трудов ВНИИТЭ «Техническая эстетика» № 2. Из-за идеологических санкций сборник был полностью пущен под нож и затем напечатан без статьи. По счастливой случайности один из работников типографии сохранил несколько экземпляров первоначального сборника и в итоге один из них сохранился в домашнем архиве Игоря Голомштока.
• Искусство Западной Европы. М.: Искусство, 1964 (в соавторстве с Б. Виппером).
• Современное прогрессивное искусство в странах капитализма. М.: Искусство, 1965 (в соавторстве с И. А. Каретниковой).
• Иероним Босх. М.: Искусство, 1974 (под псевдонимом Г. Фомин).
• Е. Георгиевская, А. Барская. Поль Сезанн. 1975 г. 204 стр. (А. Барская — псевдоним Игоря Голомштока. Это фамилия его знакомой, которая опубликовала книгу Игоря Голомштока под своим именем и передала ему гонорар).
• Тоталитарное искусство. М.: Галарт, 1994.
• Искусство авангарда в портретах его представителей в Европе и Америке. М.: Прогресс-Традиция, 2004.
• Английское искусство от Ганса Гольбейна до Дэмиена Херста. М.: Три квадрата, 2008.
• Воспоминания старого пессимиста // Знамя. 2011. № 2-4.

На английском языке

• Soviet art in exile. New York: Random House, 1977 (в соавторстве с А. Глезером).
• From Russia with art. New York, 1977.
• Totalitarian art in the Soviet Union, the Third Reich, Fascist Italy, and the People’s Republic of China. London: Collins Harvill, 1990 (неоднократно переиздана, переведена на многие языки).
• Igor Golomshtok, Alexander Glezer. Unofficial Art from the Soviet Union. — Martin Secker & Warburg Ltd. — 176 pages. — ISBN 978-0-436-47700-3.
• Soviet emigré artists : life and work in the USSR and the United States / Marilyn Rueschemeyer, Igor Golomshtok, Janet Kennedy. 1985.

Ссылки

• [www.muza-usa.net/2006_12/2006-12-03.html Интервью, 2006]
• [lentatv.ru/34173 В телевизионной программе Рожденные в СССР, 2007]
• [magazines.russ.ru/authors/g/golomshtok/ В Журнальном зале]
• [natasha-laurel.livejournal.com/121409.html К нам едет Голомшток]

Отрывок, характеризующий Голомшток, Игорь Наумович

Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!